Как всегда пьяного…
— Ну, и где ты была?
Она подумала, что нет смысла врать.
— У Васьки.
— Так…
Отец подошел к ней. На его руку был намотан ремень.
— А ты знаешь, что он — сын «врага народа»? Ты понимаешь, что всех нас губишь?
— Иван Андреевич — не «враг народа»! Ты же его давно знаешь, пап! Неужели ты веришь во все это?
Отец не ответил. Только сказал:
— Приходил секретарь райкома комсомола товарищ Звягинцев. Рассказал о твоем недостойном поведении на собрании, просил провести разъяснительную работу… Что будем делать? Сама завтра покаешься в своих ошибках или?..
— Но пап!..
Отец кивнул головой.
— Понятно. Значит, будем проводить разъяснительную работу. Подымай подол!
— Нет! — твердо ответила она. — Это ты раньше мог измываться надо мной и мамой! Теперь все! Не позволю!
Его глаза налились кровью. Наотмашь, сильно он хлестанул ее по лицу.
— Ах ты, сучка! Отцу перечить? Я тебе покажу и Ваську, и комсомольское собрание, и как родителей не уважать! Курва! Тебе наплевать на нас? Этот придурок попал благодаря своему языку, и ты хочешь? Убью, гадина!
Так он приговаривал, хлеща ее по разным местам. Было больно, но она мужественно стояла, не уворачиваясь от ударов, чем приводила отца в еще большее бешенство, хотя самой было до смерти страшно. Она помнила, как он избивал мать по вечерам, когда напивался с одним из своих дружков.
— Коля, не надо! — услышала она голос матери. — Ты же ее убьешь! Прекрати, слышишь?
— И убью! — отмахнулся от нее отец, продолжая раздавать удары. — Эта маленькая стерва хочет, чтобы и нас вслед за Иваном отправили, куда следует!
— Я все равно не брошу Ваську! Я люблю его! — бросила она ему прямо в лицо.
Он встал, как вкопанный, держа ремень на весу. Потом вдруг отбросил его в сторону, обхватил ее поперек туловища одной рукой, поднял и потащил из дома.
— Коля, что ты делаешь? Куда ты ее несешь? — запричитала мать, следуя за ним по пятам.
Отец молча дотащил ее до бани, открыл дверь и швырнул внутрь.
— Я те покажу «любовь»! Будешь сидеть здесь, пока не одумаешься! Соплячка!..
И запер дверь на висячий замок.
Тишину разорвали автоматные и пулеметные очереди, потом послышались взрывы. Лиза села на земле, не понимая, что происходит. Тело болело, словно его только что исполосовали ремнем. Она еще толком не проснулась…
Стрельба звучала где-то поблизости. «Неужели я опоздала?» — с отчаянием подумала девушка, вскакивая на ноги. Тропинка приглашала ее идти, и хотя было еще темно, она побежала вперед, в сторону доносящейся стрельбы.
Шредера тоже разбудила стрельба. То, что стреляли их преследователи, он не сомневался. Вот только в кого?
Шредер быстро прощупал окрестности. Если до того, как они уснули, не ощущалось ничего враждебного, то теперь наоборот — каждый кубический сантиметр окружающего пространства был перенасыщен Злом. Даже защита, на которую он так надеялся, не действовала. Пришлось ему самому ставить барьер.
— Что случилось? — спросил Головин, судорожно сжимающий в руках автомат.
— Не знаю. Кажется, наши «друзья» на что-то наткнулись, — ответил Шредер.
— Какие друзья? — не понял Головин.
— Те самые, которые навестили нас в сторожке твоего отца.
Головин не ответил на это. Он казался озадаченным. Вдруг глаза его расширились от удивления, и он поинтересовался:
— Господин майор, а где ваша форма?
Шредер скосил глаза вниз. На нем сидел привычный немецкий мундир, а не чуждая для него форма советского офицера. Тот самый, в котором он был в тот день, когда его вызвали к начальнику школы. Даже в карманах все было то же, как тогда…
Шредер перевел взгляд на Головина. Теперь он понял, что было необычного в его проводнике. Не было формы. Вместо нее Головин был одет в брюки и косоворотку, кое-где порванную. Лицо было перемазано засохшей кровью.
— Проклятье! — выругался он и усилил защиту до максимума.
Каким-то образом то нечто, которое скрывало в себе «гиблое место», проникало в сознание, вытаскивая в реальность страхи человека, воссоздавая их наяву. Шредер это чувствовал, и Головина можно было не спрашивать, чтобы подтвердить догадку. Он был уверен, что тот подтвердит.
— Что будем делать, господин майор?
— Ночью никуда не пойдем, — ответил Шредер, наблюдая, как на Головине вновь появляется форма лейтенанта Красной Армии. — Слишком опасно. Дождемся утра.
— А как быть с контрразведчиками? — поинтересовался тот.
— Им сейчас не до нас, — сказал Шредер, прислушиваясь. — Пойдем с рассветом…
Водитель полуторки свозил капитана Ганелина в райцентр и привез его обратно к сторожке, когда тот закончил с делами.
— Останешься здесь. Возможно, нам понадобится машина, — сказал ему капитан прежде, чем уйти.
Максим Волосков служил с самого начала войны. До войны он работал водителем, его призвали в армию и направили сюда. Правда, он надеялся, что его отправят на фронт, а пришлось крутить баранку в тылу. Но парень не жаловался, понимая, что здесь делает не менее важное дело. От того, как быстро он доставит своих пассажиров на место, напрямую зависел успех операции по поимке немецких агентов. А таких операций за три года было предостаточно…
Подождав, пока капитан Ганелин не скрылся в лесу, Волосков вынул ключи из замка зажигания, сунул их в карман брюк, вылез из машины и захлопнул дверцу. Он обошел вокруг полуторки, осмотрев скаты и проверив, хорошо ли закрыты борта, и погладил ее по капоту, словно живое существо. Волосков очень любил свою машину и ухаживал за ней, словно за девушкой, хотя когда было необходимо, не щадил ее. И старенький грузовичок никогда не подводил его…
Темнело. Закончив осмотр машины, Волосков пошел в сторожку. Ему частенько приходилось спать прямо в кабине, но в данном случае грех было не воспользоваться крышей над головой. Наскоро перекусив, он залез на печку и практически сразу же заснул.
Его разбудил сильный раскат грома. По крыше забарабанил ливень, через некоторое время с потолка закапала вода. Волосков лежал, не открывая глаз, и пытался опять заснуть. Но какая-то неясная тревога не давала ему этого сделать. Оглушительно гремел гром, беспрерывно сверкали молнии. Он вдруг почувствовал беспричинный страх, заставивший покрыться его тело липким потом. Ему казалось, что открой он глаза — и увидит что-то страшное. Жуткое это было место, теперь Волосков понимал, почему никто из лесников не смог долго здесь прожить.
Вдруг совсем недалеко послышался какой-то скрип, заставивший бешено заколотиться его сердце. Затем он услышал чьи-то шаги, под ногами таинственного незнакомца заскрипели половицы. Потом в комнату хлынул поток свежего воздуха, и все стихло. Только дождь продолжал барабанить по крыше…
Волосков наконец-то решился открыть глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Ну, и где ты была?
Она подумала, что нет смысла врать.
— У Васьки.
— Так…
Отец подошел к ней. На его руку был намотан ремень.
— А ты знаешь, что он — сын «врага народа»? Ты понимаешь, что всех нас губишь?
— Иван Андреевич — не «враг народа»! Ты же его давно знаешь, пап! Неужели ты веришь во все это?
Отец не ответил. Только сказал:
— Приходил секретарь райкома комсомола товарищ Звягинцев. Рассказал о твоем недостойном поведении на собрании, просил провести разъяснительную работу… Что будем делать? Сама завтра покаешься в своих ошибках или?..
— Но пап!..
Отец кивнул головой.
— Понятно. Значит, будем проводить разъяснительную работу. Подымай подол!
— Нет! — твердо ответила она. — Это ты раньше мог измываться надо мной и мамой! Теперь все! Не позволю!
Его глаза налились кровью. Наотмашь, сильно он хлестанул ее по лицу.
— Ах ты, сучка! Отцу перечить? Я тебе покажу и Ваську, и комсомольское собрание, и как родителей не уважать! Курва! Тебе наплевать на нас? Этот придурок попал благодаря своему языку, и ты хочешь? Убью, гадина!
Так он приговаривал, хлеща ее по разным местам. Было больно, но она мужественно стояла, не уворачиваясь от ударов, чем приводила отца в еще большее бешенство, хотя самой было до смерти страшно. Она помнила, как он избивал мать по вечерам, когда напивался с одним из своих дружков.
— Коля, не надо! — услышала она голос матери. — Ты же ее убьешь! Прекрати, слышишь?
— И убью! — отмахнулся от нее отец, продолжая раздавать удары. — Эта маленькая стерва хочет, чтобы и нас вслед за Иваном отправили, куда следует!
— Я все равно не брошу Ваську! Я люблю его! — бросила она ему прямо в лицо.
Он встал, как вкопанный, держа ремень на весу. Потом вдруг отбросил его в сторону, обхватил ее поперек туловища одной рукой, поднял и потащил из дома.
— Коля, что ты делаешь? Куда ты ее несешь? — запричитала мать, следуя за ним по пятам.
Отец молча дотащил ее до бани, открыл дверь и швырнул внутрь.
— Я те покажу «любовь»! Будешь сидеть здесь, пока не одумаешься! Соплячка!..
И запер дверь на висячий замок.
Тишину разорвали автоматные и пулеметные очереди, потом послышались взрывы. Лиза села на земле, не понимая, что происходит. Тело болело, словно его только что исполосовали ремнем. Она еще толком не проснулась…
Стрельба звучала где-то поблизости. «Неужели я опоздала?» — с отчаянием подумала девушка, вскакивая на ноги. Тропинка приглашала ее идти, и хотя было еще темно, она побежала вперед, в сторону доносящейся стрельбы.
Шредера тоже разбудила стрельба. То, что стреляли их преследователи, он не сомневался. Вот только в кого?
Шредер быстро прощупал окрестности. Если до того, как они уснули, не ощущалось ничего враждебного, то теперь наоборот — каждый кубический сантиметр окружающего пространства был перенасыщен Злом. Даже защита, на которую он так надеялся, не действовала. Пришлось ему самому ставить барьер.
— Что случилось? — спросил Головин, судорожно сжимающий в руках автомат.
— Не знаю. Кажется, наши «друзья» на что-то наткнулись, — ответил Шредер.
— Какие друзья? — не понял Головин.
— Те самые, которые навестили нас в сторожке твоего отца.
Головин не ответил на это. Он казался озадаченным. Вдруг глаза его расширились от удивления, и он поинтересовался:
— Господин майор, а где ваша форма?
Шредер скосил глаза вниз. На нем сидел привычный немецкий мундир, а не чуждая для него форма советского офицера. Тот самый, в котором он был в тот день, когда его вызвали к начальнику школы. Даже в карманах все было то же, как тогда…
Шредер перевел взгляд на Головина. Теперь он понял, что было необычного в его проводнике. Не было формы. Вместо нее Головин был одет в брюки и косоворотку, кое-где порванную. Лицо было перемазано засохшей кровью.
— Проклятье! — выругался он и усилил защиту до максимума.
Каким-то образом то нечто, которое скрывало в себе «гиблое место», проникало в сознание, вытаскивая в реальность страхи человека, воссоздавая их наяву. Шредер это чувствовал, и Головина можно было не спрашивать, чтобы подтвердить догадку. Он был уверен, что тот подтвердит.
— Что будем делать, господин майор?
— Ночью никуда не пойдем, — ответил Шредер, наблюдая, как на Головине вновь появляется форма лейтенанта Красной Армии. — Слишком опасно. Дождемся утра.
— А как быть с контрразведчиками? — поинтересовался тот.
— Им сейчас не до нас, — сказал Шредер, прислушиваясь. — Пойдем с рассветом…
Водитель полуторки свозил капитана Ганелина в райцентр и привез его обратно к сторожке, когда тот закончил с делами.
— Останешься здесь. Возможно, нам понадобится машина, — сказал ему капитан прежде, чем уйти.
Максим Волосков служил с самого начала войны. До войны он работал водителем, его призвали в армию и направили сюда. Правда, он надеялся, что его отправят на фронт, а пришлось крутить баранку в тылу. Но парень не жаловался, понимая, что здесь делает не менее важное дело. От того, как быстро он доставит своих пассажиров на место, напрямую зависел успех операции по поимке немецких агентов. А таких операций за три года было предостаточно…
Подождав, пока капитан Ганелин не скрылся в лесу, Волосков вынул ключи из замка зажигания, сунул их в карман брюк, вылез из машины и захлопнул дверцу. Он обошел вокруг полуторки, осмотрев скаты и проверив, хорошо ли закрыты борта, и погладил ее по капоту, словно живое существо. Волосков очень любил свою машину и ухаживал за ней, словно за девушкой, хотя когда было необходимо, не щадил ее. И старенький грузовичок никогда не подводил его…
Темнело. Закончив осмотр машины, Волосков пошел в сторожку. Ему частенько приходилось спать прямо в кабине, но в данном случае грех было не воспользоваться крышей над головой. Наскоро перекусив, он залез на печку и практически сразу же заснул.
Его разбудил сильный раскат грома. По крыше забарабанил ливень, через некоторое время с потолка закапала вода. Волосков лежал, не открывая глаз, и пытался опять заснуть. Но какая-то неясная тревога не давала ему этого сделать. Оглушительно гремел гром, беспрерывно сверкали молнии. Он вдруг почувствовал беспричинный страх, заставивший покрыться его тело липким потом. Ему казалось, что открой он глаза — и увидит что-то страшное. Жуткое это было место, теперь Волосков понимал, почему никто из лесников не смог долго здесь прожить.
Вдруг совсем недалеко послышался какой-то скрип, заставивший бешено заколотиться его сердце. Затем он услышал чьи-то шаги, под ногами таинственного незнакомца заскрипели половицы. Потом в комнату хлынул поток свежего воздуха, и все стихло. Только дождь продолжал барабанить по крыше…
Волосков наконец-то решился открыть глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61