Отрываться от корабля — первого пилотируемого космического корабля в истории человечества — очень не хочется!
Но дело есть дело. Мы спускаемся на землю и, вернувшись в монтажно-испытательный корпус, составляем, как оно и положено, акт обо всем, что было осмотрено, проверено и установлено нашей комиссией, которая так и осталась в устном космодромном фольклоре под наименованием «высокая».
Поставив свою подпись под актом, я побрёл в столовую.
Вроде все сделано как надо, но какое-то внутреннее неудобство не оставляет меня. Очень уж противоречит вся эта затея с запечатанным конвертом прочно въевшейся в каждого профессионального лётчика привычке заранее, до вылета, иметь в руках максимум возможной информации на все мало-мальски вероятные в полёте случаи.
Но что тут ещё можно сделать?
Не знаю, не знаю…
Неожиданно — по крайней мере, для меня — возникли на космодроме и некоторые другие вопросы, всплывшие, когда полет космического корабля с человеком на борту стал совсем уже близок: если не сегодня, то завтра.
Вот один из таких вопросов: как лучше организовать деятельность космонавта? Как помочь ему не забыть перечень и последовательность действий, которые он должен будет выполнить на разных этапах полёта: перед стартом, после выхода на орбиту, перед началом спуска и так далее? Особенно же — в случае если возникнет ситуация, деликатно именуемая «нештатной»! Высказано было несколько предложений и самым рациональным из них было признано перенесённое из опыта авиации: дать космонавту с собой карточки, в каждой из которых указать в должной последовательности все, что он обязан сделать на определённом этапе полёта или в определённой возникшей ситуации. На многоместных самолётах такие карточки находятся обычно у радиста; он же и читает их вслух каждый раз: перед запуском двигателей, перед выруливанием, перед взлётом и так далее — авиаторы называют эту процедуру «молитвой»… На космическом корабле читать подобные карточки вслух было некому. Поэтому решили сделать их перекидными, укрепив на стенке кабины в удобном для космонавта месте.
Сегодня, когда космические полёты длятся не часами, а неделями и месяцами, да и загрузка космонавтов работой стала плотна, как, пожалуй, ни в каком ином деле, наши перекидные карточки трансформировались в толстенные гроссбухи, в которых подробно расписан каждый шаг и чуть ли не каждое движение космонавта. И нелегко поверить, что прямыми предками этих гроссбухов являются наши пять-шесть маленьких перекидных карточек с несколькими пунктами — «проверить», «включить», «убедиться» и тому подобное — в каждой.
Ещё одно запомнившееся мне с тех дней совещание, в сущности, не очень подходило под это определение. Во всяком случае, насколько я понял, никто его заранее не планировал, повестку дня не намечал и состав участников не определял.
Просто Королев посмотрел на нескольких главных конструкторов и членов Госкомиссии, собравшихся для каких-то очередных согласований и уточнений, и сказал:
— Надо составить «Сообщение ТАСС».
Тут же сел за стол и начал что-то быстро набрасывать на листе бумаги Валентин Петрович Глушко — один из старейших деятелей нашего отечественного ракетостроения, в далёком прошлом организатор разработок электрических двигателей и жидкостных ракет в знаменитой ленинградской Газодинамической лаборатории (ГДЛ), руководитель и главный конструктор коллектива, создавшего беспрецедентно мощные двигатели первых двух ступеней ракеты-носителя «Востока».
Говоря о Глушко, я сейчас употребил слова «один из старейших», но, надо сказать, выглядел он на редкость моложаво, особенно если вспомнить, как много лет провёл он в первой шеренге советских ракетостроителей, как много успел в своей жизни сделать, как много трудного и тяжёлого порой преподносила ему судьба. Глушко выглядел неожиданно молодо и лицом, и спортивной осанкой, и даже в одежде явно старался не отставать от велений моды. Во всяком случае, Алексей Михайлович Исаев, посмотрев на пёстро-твидовый, с разрезом сзади («последний крик» начала шестидесятых годов) пиджак Валентина Петровича, одобрительно и даже как-то почти ласково сказал: «Вот стиляга!»
Итак, В.П. Глушко начал быстро и уверенно писать проект «Сообщения ТАСС». Вводная часть никаких затруднений не вызвала. Некоторая дискуссия возникла только вокруг глагола, характеризующего деятельность космонавта на борту космического корабля.
В самом деле: что он там делает? Просто «находится»? Так что же он — заложник, что ли?.. «Присутствует»? Но это ведь то же самое, что в лоб, что по лбу… И тогда Королев веско и напористо — как он обычно говорил, предвидя возражения, — произнёс слово: пилотирует. А раз пилотирует, значит, он — пилот-космонавт… И никто иной!
И тут разгорелась полемика. Посыпались сравнения запланированной деятельности космонавта в корабле «Восток» с деятельностью лётчика, пилотирующего — нет, даже не новый опытный самолёт и не трансконтинентальный скоростной воздушный лайнер, а, скажем, тихоходный одномоторный Ан-2, совершающий какой-нибудь получасовой рейс из одного районного центра в соседний…
Слов нет, такое сравнение шло отнюдь не в пользу космонавта.
Но, с другой стороны, в его руках уже тогда было сосредоточено никак не меньше функций управления, чем, скажем, в руках воздухоплавателя, летящего на свободном аэростате. У того ведь что есть: балласт, который можно постепенно выбрасывать, чтобы пойти на подъем (или парировать снижение), да верёвка от выпускного клапана, действие которого, по существу, обратно действию сброса балласта, — вот и все! Даже поворачивать шар по своему желанию — ориентировать его по странам света — и то воздухоплаватель возможности не имеет. А ведь называется, и справедливо называется, пилотом-воздухоплавателем. Пилотом!..
Наконец, нельзя было забывать и того, что на «Востоке» наряду с основной, автоматической системой управления существовала дублирующая ручная система, в пользовании которой все наши космонавты, начиная с Гагарина, были полностью оттренированы. Да и при безукоризненной работе автоматики за космонавтом во всех случаях оставались функции контроля за работой многочисленных технических устройств «Востока», функции, которые являются бесспорной составной частью понятия «пилотирование»… Исходя из этих соображений, и инструкцию космонавту, в которой были подробно расписаны все его действия, нарекли «Инструкцией по пилотированию космического корабля». По пилотированию!..
А главное, рассуждая о том, как назвать деятельность человека в космическом полёте, нельзя было — и это, видимо, отлично понимал Королев — ограничивать себя только первыми полётами «Востоков».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Но дело есть дело. Мы спускаемся на землю и, вернувшись в монтажно-испытательный корпус, составляем, как оно и положено, акт обо всем, что было осмотрено, проверено и установлено нашей комиссией, которая так и осталась в устном космодромном фольклоре под наименованием «высокая».
Поставив свою подпись под актом, я побрёл в столовую.
Вроде все сделано как надо, но какое-то внутреннее неудобство не оставляет меня. Очень уж противоречит вся эта затея с запечатанным конвертом прочно въевшейся в каждого профессионального лётчика привычке заранее, до вылета, иметь в руках максимум возможной информации на все мало-мальски вероятные в полёте случаи.
Но что тут ещё можно сделать?
Не знаю, не знаю…
Неожиданно — по крайней мере, для меня — возникли на космодроме и некоторые другие вопросы, всплывшие, когда полет космического корабля с человеком на борту стал совсем уже близок: если не сегодня, то завтра.
Вот один из таких вопросов: как лучше организовать деятельность космонавта? Как помочь ему не забыть перечень и последовательность действий, которые он должен будет выполнить на разных этапах полёта: перед стартом, после выхода на орбиту, перед началом спуска и так далее? Особенно же — в случае если возникнет ситуация, деликатно именуемая «нештатной»! Высказано было несколько предложений и самым рациональным из них было признано перенесённое из опыта авиации: дать космонавту с собой карточки, в каждой из которых указать в должной последовательности все, что он обязан сделать на определённом этапе полёта или в определённой возникшей ситуации. На многоместных самолётах такие карточки находятся обычно у радиста; он же и читает их вслух каждый раз: перед запуском двигателей, перед выруливанием, перед взлётом и так далее — авиаторы называют эту процедуру «молитвой»… На космическом корабле читать подобные карточки вслух было некому. Поэтому решили сделать их перекидными, укрепив на стенке кабины в удобном для космонавта месте.
Сегодня, когда космические полёты длятся не часами, а неделями и месяцами, да и загрузка космонавтов работой стала плотна, как, пожалуй, ни в каком ином деле, наши перекидные карточки трансформировались в толстенные гроссбухи, в которых подробно расписан каждый шаг и чуть ли не каждое движение космонавта. И нелегко поверить, что прямыми предками этих гроссбухов являются наши пять-шесть маленьких перекидных карточек с несколькими пунктами — «проверить», «включить», «убедиться» и тому подобное — в каждой.
Ещё одно запомнившееся мне с тех дней совещание, в сущности, не очень подходило под это определение. Во всяком случае, насколько я понял, никто его заранее не планировал, повестку дня не намечал и состав участников не определял.
Просто Королев посмотрел на нескольких главных конструкторов и членов Госкомиссии, собравшихся для каких-то очередных согласований и уточнений, и сказал:
— Надо составить «Сообщение ТАСС».
Тут же сел за стол и начал что-то быстро набрасывать на листе бумаги Валентин Петрович Глушко — один из старейших деятелей нашего отечественного ракетостроения, в далёком прошлом организатор разработок электрических двигателей и жидкостных ракет в знаменитой ленинградской Газодинамической лаборатории (ГДЛ), руководитель и главный конструктор коллектива, создавшего беспрецедентно мощные двигатели первых двух ступеней ракеты-носителя «Востока».
Говоря о Глушко, я сейчас употребил слова «один из старейших», но, надо сказать, выглядел он на редкость моложаво, особенно если вспомнить, как много лет провёл он в первой шеренге советских ракетостроителей, как много успел в своей жизни сделать, как много трудного и тяжёлого порой преподносила ему судьба. Глушко выглядел неожиданно молодо и лицом, и спортивной осанкой, и даже в одежде явно старался не отставать от велений моды. Во всяком случае, Алексей Михайлович Исаев, посмотрев на пёстро-твидовый, с разрезом сзади («последний крик» начала шестидесятых годов) пиджак Валентина Петровича, одобрительно и даже как-то почти ласково сказал: «Вот стиляга!»
Итак, В.П. Глушко начал быстро и уверенно писать проект «Сообщения ТАСС». Вводная часть никаких затруднений не вызвала. Некоторая дискуссия возникла только вокруг глагола, характеризующего деятельность космонавта на борту космического корабля.
В самом деле: что он там делает? Просто «находится»? Так что же он — заложник, что ли?.. «Присутствует»? Но это ведь то же самое, что в лоб, что по лбу… И тогда Королев веско и напористо — как он обычно говорил, предвидя возражения, — произнёс слово: пилотирует. А раз пилотирует, значит, он — пилот-космонавт… И никто иной!
И тут разгорелась полемика. Посыпались сравнения запланированной деятельности космонавта в корабле «Восток» с деятельностью лётчика, пилотирующего — нет, даже не новый опытный самолёт и не трансконтинентальный скоростной воздушный лайнер, а, скажем, тихоходный одномоторный Ан-2, совершающий какой-нибудь получасовой рейс из одного районного центра в соседний…
Слов нет, такое сравнение шло отнюдь не в пользу космонавта.
Но, с другой стороны, в его руках уже тогда было сосредоточено никак не меньше функций управления, чем, скажем, в руках воздухоплавателя, летящего на свободном аэростате. У того ведь что есть: балласт, который можно постепенно выбрасывать, чтобы пойти на подъем (или парировать снижение), да верёвка от выпускного клапана, действие которого, по существу, обратно действию сброса балласта, — вот и все! Даже поворачивать шар по своему желанию — ориентировать его по странам света — и то воздухоплаватель возможности не имеет. А ведь называется, и справедливо называется, пилотом-воздухоплавателем. Пилотом!..
Наконец, нельзя было забывать и того, что на «Востоке» наряду с основной, автоматической системой управления существовала дублирующая ручная система, в пользовании которой все наши космонавты, начиная с Гагарина, были полностью оттренированы. Да и при безукоризненной работе автоматики за космонавтом во всех случаях оставались функции контроля за работой многочисленных технических устройств «Востока», функции, которые являются бесспорной составной частью понятия «пилотирование»… Исходя из этих соображений, и инструкцию космонавту, в которой были подробно расписаны все его действия, нарекли «Инструкцией по пилотированию космического корабля». По пилотированию!..
А главное, рассуждая о том, как назвать деятельность человека в космическом полёте, нельзя было — и это, видимо, отлично понимал Королев — ограничивать себя только первыми полётами «Востоков».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101