ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

инженера Константина Петровича Феоктистова и врача Бориса Борисовича Егорова.
Принципиальное значение этого факта переоценить было трудно. Позади остался этап полётов ради проверки технических возможностей космических кораблей, ради выяснения того, насколько способен человек жить и работать, летя в невесомости со скоростью более двадцати восьми тысяч километров — двух третей земной окружности — в час. На эти основные (и тысячи им сопутствующих) вопросы в полётах шести «Востоков» были получены убедительные положительные ответы. Не исчерпывающие, конечно, — мы и сегодня не можем так считать, — но в основном безусловно положительные. С раскрывшегося перед человеком нового поля деятельности следовало — как со всякого поля — снимать урожаи.
Опять — в который уж раз — смотрю на перевозку ракеты из монтажно-испытательного корпуса к стартовой позиции. Пора бы уже, кажется, к этой процедуре привыкнуть, но — не получается! Да и окружающие, большинство которых наблюдало вывоз ракеты, наверное, раз в десять больше, чем я, тоже не выглядят вполне равнодушными.
Как всегда, медленно выползает ракета из здания МИКа… Как всегда, машинисту тепловоза надоедают: «Смотри, шесть—восемь километров в час! Не больше!..» Как всегда, перед составом по полотну идут люди — просматривают, простукивают, чуть ли не прощупывают путь… Как всегда, пока состав ползёт (термин «едет» в данном случае не очень подходит) по рельсам, параллельно им по бетонке идёт несколько легковых машин. Обгоняют, останавливаются, пропускают ракету мимо себя — и снова гонят дальше…
Впрочем, было на этот раз и нечто новое.
Всю дорогу, пока ракету везли, её сопровождал кружившийся на высоте пятнадцати—двадцати метров вертолёт. Дверь в его фюзеляже была открыта, и в проёме как-то очень по-домашнему, свесив наружу ноги, сидел кинооператор Владимир Андреевич Суворов, упоённо — сами понимаете: новый ракурс! — снимавший происходящее внизу.
Первая моя мысль, оперативно всплывшая в голове при виде всей этой картины, была вполне деловая: «Как он там привязан? Надёжно ли?..» Возникновение этой мысли было нетрудно объяснить: что это такое — кинооператор во время съёмки, — я знал хорошо.
За несколько лет до описываемых событий мне вместе с моим коллегой лётчиком-испытателем А.Н. Грацианским неожиданно пришлось выступить в роли консультанта кинофильма «Цель его жизни», поставленного режиссёром Анатолием Михайловичем Рыбаковым по сценарию В. Иванова и А. Меркулова. Как оно нередко бывает в жизни, работа эта, за которую мы с Грацианским брались не очень охотно, можно сказать, почти по прямому приказанию начальства, оказалась гораздо более интересной, чем я ожидал. Интересным было и само по себе новое, ранее незнакомое нам дело, и возможность хотя бы в малой степени (соответствующей скромному положению консультанта в коллективе создателей картины) вынести на экран какие-то свои мысли, оценки, взгляды, и, главное, общение с людьми, которых раньше видел только на экране (хотя имена их прекрасно знал, не раз читал в титрах, предваряющих фильмы, — в то время титры шли перед картиной, а не в её середине или в конце, как это стало модно делать сейчас) и которые в большинстве своём оказались вблизи, «без грима», отличными собеседниками, добрыми товарищами и тёплыми, душевными людьми. Интересны были и весьма нестандартные полёты, которые несколько лётчиков-испытателей, привлечённых к этому делу — В. Комаров, В. Мухин, Н. Нуждин, Д. Пикуленко, Г. Тегин, Л. Фоменко, автор этих строк и другие, — выполняли, чтобы получить предусмотренные сценарием (а иногда и придуманные экспромтом) воздушные кадры.
Главный оператор фильма Виктор Викторович Домбровский — весьма уважаемый в своём цехе и очень симпатичный человек — встретил своё пятидесятилетие (тогда мне казалось, что это довольно много) как раз во время работы над «Целью его жизни». Тем не менее он, до того времени никогда не летавший иначе как пассажиром, без малейших колебаний надел парашют и шлемофон и уверенно устроился у меня за плечами в кабине двухместного реактивного истребителя. Уместиться в тесной кабине, где человек весьма плотно вписан в разного рода краны, рычаги и ручки управления, ему было нелегко. Однако Домбровский умещался, да к тому же не один, а с кинокамерой и запасными кассетами с плёнкой. На земле перед вылетом он уверял, что ему очень удобно, а выслушав наши настойчивые указания, как вести себя в полёте, что в кабине можно и даже нужно трогать (например, кнопку включения внутренней связи с лётчиком), что трогать не обязательно, а что — категорически не следует (например, ручку управления самолётом), клятвенно заверил, что будет этим указаниям неукоснительно следовать. Тем не менее в полёте, как только дело дошло до съёмок, между Виктором Викторовичем и мною не раз происходили диалоги примерно следующего содержания.
В.В. (раздражённо) . Что это у нас самолёт так прыгает? Я только навёл камеру, а он прыгнул!
Я (ещё более раздражённо) . Так это же вы ручку опять толкаете! Разведите колени, не вертитесь в кабине. Ручку не толкайте.
В.В. (тоном человека, готового оказать любезность, раз уж его об этом так настоятельно просят) . А, ручку… Ну ладно, ладно. Не буду.
И действительно, после каждого такого разговора толчки по ручке управления прекращались. Минуты на три…
Словом, после первых же полётов на киносъёмки мне стало совершенно ясно, что снимающий оператор никаких внешних обстоятельств просто не замечает. И эта творческая одержимость, наверное очень полезная для высокого искусства, в полёте может обернуться определёнными осложнениями.
Поэтому, когда дело дошло до съёмок, которые операторы хотели производить из открытого проёма снятой входной дверки транспортного самолёта, я счёл необходимым использовать свои двойные права консультанта фильма и командира корабля — заставил дополнить конструкцию самолёта новым, не предусмотренным чертежами устройством: деревянной дощатой загородкой высотой немногим больше метра, которую установили в проёме двери. Непочтительные мотористы немедленно присвоили сооружённой загородке наименование «телячья».
Боюсь, что специалисты по технической эстетике, увидев эту наполовину забитую шершавыми, нестрогаными досками дверь, которая выглядела особенно непрезентабельно на фоне гладкого, элегантного, обтекаемого фюзеляжа, попадали бы в обморок. Во всяком случае, имели бы на то все законные основания, так как по части эстетики наша конструкция выглядела действительно нельзя сказать, чтобы очень… Но зато была полная гарантия, что операторы не вывалятся в порыве творческого экстаза из самолёта. Что прежде всего и требовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101