«Боброва с поля!»), а во второй, разозлившись на хамскую выходку Лермана, он буквально начал таранить ворота. Фланговая атака, я прохожу по левому флангу, слышу бобровский крик: «А!» – посылаю мяч вдоль ворот к ближней штанге. К нему бросаются центральный защитник и вратарь, но Сева каким-то непостижимым образом просунул ногу между ними и щелчком послал мяч в ворота. Мы повели 1:0.
Игра продолжалась. Очередная атака пошла с правой стороны. Я получил пас и уже по интуиции, опередив бобровское «дай!», послал мяч вразрез штрафной площадки. Сева обыграл центрального защитника, оказался один на один с вратарем. Тот вышел на него, Бобров сделал замах – вроде бы бьет – и, когда вратарь распластался, мягко послал мяч через него в сетку. Так мы выиграли этот матч 2:0. Два незабываемых гола, в которых проявились и страсть, и злость Боброва, и его удивительное хладнокровие.
Когда читал впервые теперь уже широко известные стихи Евгения Евтушенко «Прорыв Боброва», именно этот матч вспоминал. Слова поэта точны, как бобровские удары.
Кто гений дриблинга, кто – финта,
а он вонзался словно финка,
насквозь защиту пропоров.
И он останется счастливо
разбойным гением прорыва…
………………………………………………..
играл в футбол не протокольный –
в футбол воистину футбольный,
где забивают, черт возьми!
Во время игры все время слышалось: «Держите Бобра!» Держали жестко. Доставалось ему больше, чем другим: били по ногам, ломали ребра, а он шел вперед, прорывался. Оглядываться, остерегаться – это не по нему.
Взрывной, импульсивный – он и в жизни был таким. Попадал в неприятные истории. «Сева опять не сдержался. Сева опять сошел с катушек. Не мальчик уже, когда угомонится?!» – сокрушались друзья. Ему, видимо, мешало то, что слишком рано узнал себе цену: он – Бобров, ему все простится. Но в нем никогда не проклевывалось и намека на «звездное» высокомерие. Поэтому и в «Спартаке» его прекрасно приняли все игроки. Он велик, недосягаем, и он – открытый, честный, порядочный парень.
Человеком был необычайно широким и добрым. Его доброту нередко эксплуатировали – с какими только просьбами не обращались друзья, знакомые, полузнакомые, а он неизменно откликался. Да и без просьб всегда готов был прийти на помощь. На моих глазах случалось, стоит кому-то пожаловаться на неприятности, неурядицы, как Бобров тотчас вскакивает: «Слушай, это же все можно решить, уладить, я помогу! Садимся в машину, едем! Зачем откладывать? Сделаем все сейчас!»
Я счастлив, что судьба не обошла меня его дружбой. Мы дружили семьями. Мечтали получить рядом дачные участки, чтобы почаще видеться в свободное время. Я питал к нему самые нежные чувства. Непосредственный, в чем-то очень наивный, большой ребенок! Всем верил, ко всем был расположен.
В последние годы тренировал футбольную команду ЦСКА. Команда заняла в чемпионате шестое место – и его освободили. Переживал тяжело. Узнав о случившемся, мы с женой сразу отправились к нему. «Хорошо, что приехали», – тихо сказала нам на пороге Елена Николаевна, его супруга. И надо было видеть, как оценил он эту малость, это элементарное проявление дружеских чувств. Он ценил в людях то, что сам раздавал им столь щедро.
Его смерть ошеломила. Потрясла ее внезапность. Но, может быть, такие люди и не уходят из жизни иначе? Москва провожала его как народного героя. Жизнь без него во многом стала беднее. И я лично очень признателен Евтушенко за стихи, в них знакомый, живой Бобров!
В его ударах с ходу, с лета
от русской песни было что-то.
Защита, мокрая от пота,
вцепилась в майку и трусы,
но уходил он от любого,
Шаляпин русского футбола,
Гагарин шайбы на Руси!
………………………………………………..
И снова вверх взлетают шапки,
следя полет мяча и шайбы,
как бы полет иных миров,
и вечно – русский, самородный,
на поле памяти народной
играет Всеволод Бобров!
Растет, вернее, вырос уже, его сын Миша. Михаил Всеволодович. Играет в хоккей. Спросил его:
– Миша, а почему ты выбрал хоккей? Твой отец был и хоккеистом и футболистом.
– Да вы знаете, хоккей ведь – под крышей: чисто, красиво. А футболисты и в грязь, и в слякоть должны месить поле.
Да, сегодня увлечения нередко диктуются условиями – тепло ли, сухо ли…
Кстати, Деттмар Крамер, известный футбольный специалист – тренировал мюнхенскую «Баварию» в годы ее взлета, работал тренером во многих странах, сегодня тренер-советник ФИФА, – недавно рассказывал, что в ФРГ все труднее вовлекать мальчишек в футбол. Предпочитают другие виды спорта, где занятия в крытых помещениях, красивых залах. Повсеместная, видимо, проблема.
…И другой самородок остался «на поле памяти народной» – Григорий Иванович Федотов.
Первым забил сто мячей в чемпионатах страны. Его именем назван клуб, членами которого становятся футболисты, достигшие федотовского рубежа.
Личность тоже легендарная. Долгое время мы говорили о нем как о футболисте номер один, не иначе. Сегодня, наверное, такое понятие уже устарело – футбол ушел далеко вперед, появились новые таланты. Первым футболистом Европы был признан Лев Яшин. Через несколько лет – Олег Блохин, за ним – Игорь Беланов. Но Федотов как раз многое сделал для развития футбола: в свои игровые годы опережал время.
Недолго прожил, недолго играл – его, как и Боброва, преследовали травмы, – а в истории советского спорта он останется как очень мудрый футболист. Тонко понимал игру, выполнял такие выверенные передачи, что все диву давались. Был настоящим дирижером игры. Играл в связке с Бобровым, но не только его выводил на острие атаки – и Гринина, и Демина, и Николаева.
Были точнейшие пасы, которыми владел только Федотов, был удар, получивший название «федотовский». Мог распластаться над землей и ударить с лета. Он настолько умел, как мы говорим, положить корпус, что мяч никогда у него не шел выше ворот. Мог броситься рыбкой и нанести удар головой…
Федотовский удар был особым, каким-то прижимистым. Многие бьют хорошо, но никто так, как Федотов. Тяжеловатый, с тяжелыми ногами, его нельзя было назвать быстрым футболистом, и тем не менее он всегда уходил от защитников.
В 1952 году он уже закончил играть и был тренером в олимпийской сборной – Борис Андреевич Аркадьев взял его к себе помощником. Сборная готовилась в Леселидзе к Олимпиаде. Алексей Хомич попросил Федотова поработать с ним, побить по воротам. Григорий Иванович встал на линию штрафной площадки и говорит своим мягким, от доброты идущим голосом: «Алешенька, сейчас я посылаю тебе мяч в правый угол». Наносит удар, и мяч впритирку со штангой влетает в сетку ворот. «А теперь, Лешенька, я пошлю тебе удар в левый угол», – и мяч летит в заданную точку. Хомич отчаянно бросился за ним, но достать не смог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Игра продолжалась. Очередная атака пошла с правой стороны. Я получил пас и уже по интуиции, опередив бобровское «дай!», послал мяч вразрез штрафной площадки. Сева обыграл центрального защитника, оказался один на один с вратарем. Тот вышел на него, Бобров сделал замах – вроде бы бьет – и, когда вратарь распластался, мягко послал мяч через него в сетку. Так мы выиграли этот матч 2:0. Два незабываемых гола, в которых проявились и страсть, и злость Боброва, и его удивительное хладнокровие.
Когда читал впервые теперь уже широко известные стихи Евгения Евтушенко «Прорыв Боброва», именно этот матч вспоминал. Слова поэта точны, как бобровские удары.
Кто гений дриблинга, кто – финта,
а он вонзался словно финка,
насквозь защиту пропоров.
И он останется счастливо
разбойным гением прорыва…
………………………………………………..
играл в футбол не протокольный –
в футбол воистину футбольный,
где забивают, черт возьми!
Во время игры все время слышалось: «Держите Бобра!» Держали жестко. Доставалось ему больше, чем другим: били по ногам, ломали ребра, а он шел вперед, прорывался. Оглядываться, остерегаться – это не по нему.
Взрывной, импульсивный – он и в жизни был таким. Попадал в неприятные истории. «Сева опять не сдержался. Сева опять сошел с катушек. Не мальчик уже, когда угомонится?!» – сокрушались друзья. Ему, видимо, мешало то, что слишком рано узнал себе цену: он – Бобров, ему все простится. Но в нем никогда не проклевывалось и намека на «звездное» высокомерие. Поэтому и в «Спартаке» его прекрасно приняли все игроки. Он велик, недосягаем, и он – открытый, честный, порядочный парень.
Человеком был необычайно широким и добрым. Его доброту нередко эксплуатировали – с какими только просьбами не обращались друзья, знакомые, полузнакомые, а он неизменно откликался. Да и без просьб всегда готов был прийти на помощь. На моих глазах случалось, стоит кому-то пожаловаться на неприятности, неурядицы, как Бобров тотчас вскакивает: «Слушай, это же все можно решить, уладить, я помогу! Садимся в машину, едем! Зачем откладывать? Сделаем все сейчас!»
Я счастлив, что судьба не обошла меня его дружбой. Мы дружили семьями. Мечтали получить рядом дачные участки, чтобы почаще видеться в свободное время. Я питал к нему самые нежные чувства. Непосредственный, в чем-то очень наивный, большой ребенок! Всем верил, ко всем был расположен.
В последние годы тренировал футбольную команду ЦСКА. Команда заняла в чемпионате шестое место – и его освободили. Переживал тяжело. Узнав о случившемся, мы с женой сразу отправились к нему. «Хорошо, что приехали», – тихо сказала нам на пороге Елена Николаевна, его супруга. И надо было видеть, как оценил он эту малость, это элементарное проявление дружеских чувств. Он ценил в людях то, что сам раздавал им столь щедро.
Его смерть ошеломила. Потрясла ее внезапность. Но, может быть, такие люди и не уходят из жизни иначе? Москва провожала его как народного героя. Жизнь без него во многом стала беднее. И я лично очень признателен Евтушенко за стихи, в них знакомый, живой Бобров!
В его ударах с ходу, с лета
от русской песни было что-то.
Защита, мокрая от пота,
вцепилась в майку и трусы,
но уходил он от любого,
Шаляпин русского футбола,
Гагарин шайбы на Руси!
………………………………………………..
И снова вверх взлетают шапки,
следя полет мяча и шайбы,
как бы полет иных миров,
и вечно – русский, самородный,
на поле памяти народной
играет Всеволод Бобров!
Растет, вернее, вырос уже, его сын Миша. Михаил Всеволодович. Играет в хоккей. Спросил его:
– Миша, а почему ты выбрал хоккей? Твой отец был и хоккеистом и футболистом.
– Да вы знаете, хоккей ведь – под крышей: чисто, красиво. А футболисты и в грязь, и в слякоть должны месить поле.
Да, сегодня увлечения нередко диктуются условиями – тепло ли, сухо ли…
Кстати, Деттмар Крамер, известный футбольный специалист – тренировал мюнхенскую «Баварию» в годы ее взлета, работал тренером во многих странах, сегодня тренер-советник ФИФА, – недавно рассказывал, что в ФРГ все труднее вовлекать мальчишек в футбол. Предпочитают другие виды спорта, где занятия в крытых помещениях, красивых залах. Повсеместная, видимо, проблема.
…И другой самородок остался «на поле памяти народной» – Григорий Иванович Федотов.
Первым забил сто мячей в чемпионатах страны. Его именем назван клуб, членами которого становятся футболисты, достигшие федотовского рубежа.
Личность тоже легендарная. Долгое время мы говорили о нем как о футболисте номер один, не иначе. Сегодня, наверное, такое понятие уже устарело – футбол ушел далеко вперед, появились новые таланты. Первым футболистом Европы был признан Лев Яшин. Через несколько лет – Олег Блохин, за ним – Игорь Беланов. Но Федотов как раз многое сделал для развития футбола: в свои игровые годы опережал время.
Недолго прожил, недолго играл – его, как и Боброва, преследовали травмы, – а в истории советского спорта он останется как очень мудрый футболист. Тонко понимал игру, выполнял такие выверенные передачи, что все диву давались. Был настоящим дирижером игры. Играл в связке с Бобровым, но не только его выводил на острие атаки – и Гринина, и Демина, и Николаева.
Были точнейшие пасы, которыми владел только Федотов, был удар, получивший название «федотовский». Мог распластаться над землей и ударить с лета. Он настолько умел, как мы говорим, положить корпус, что мяч никогда у него не шел выше ворот. Мог броситься рыбкой и нанести удар головой…
Федотовский удар был особым, каким-то прижимистым. Многие бьют хорошо, но никто так, как Федотов. Тяжеловатый, с тяжелыми ногами, его нельзя было назвать быстрым футболистом, и тем не менее он всегда уходил от защитников.
В 1952 году он уже закончил играть и был тренером в олимпийской сборной – Борис Андреевич Аркадьев взял его к себе помощником. Сборная готовилась в Леселидзе к Олимпиаде. Алексей Хомич попросил Федотова поработать с ним, побить по воротам. Григорий Иванович встал на линию штрафной площадки и говорит своим мягким, от доброты идущим голосом: «Алешенька, сейчас я посылаю тебе мяч в правый угол». Наносит удар, и мяч впритирку со штангой влетает в сетку ворот. «А теперь, Лешенька, я пошлю тебе удар в левый угол», – и мяч летит в заданную точку. Хомич отчаянно бросился за ним, но достать не смог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72