– отвечал не задумываясь Ларри.– Важно, чтобы у него уже теперь складывалось верное представление о сексе. – Ты просто помешан на сексе,– строгим голосом заметила Марго.– О чем бы ни спросили, ты всегда лезешь со своим сексом. – Что ему надо, так это побольше упражнений на свежем воздухе. Если он научится стрелять и ставить парус...– начал Лесли.
– Э-э! Да брось ты все эти штуки... сейчас начнешь проповедовать холодный душ.
– Слишком много ты о себе воображаешь и все знаешь лучше других. Не можешь даже выслушать чужую точку зрения.
– Такую ограниченную точку зрения, как твоя? Неужели ты думаешь, что я стану ее слушать? – Ладно, ладно. К чему ругаться? – говорила мама. – Да вот Ларри такой безрассудный.
– Хорошенькое дело! – возмущался Ларри.– Я гораздо рассудительнее всех в этом доме.
– Конечно, милый, но руганью ничего не добьешься. Нам нужен человек, который мог бы обучать Джерри и развивать его склонности.
– У него, кажется, только одна склонность,– едко вставил Ларри,– а именно стремление забить все в доме зверьем. Эта его склонность, я думаю, в развитии не нуждается. Нам и так отовсюду грозит опасность. Не далее как сегодня утром я пошел зажечь сигарету, а из коробки выскочил здоровенный шмель. – А у меня кузнечик,– проворчал Лесли. – Да, этому надо положить конец,– заявила Марго.– Не где-нибудь, а у себя на туалетном столике я нашла отвратительную банку с какими-то червяками.
– Бедный мальчик, ведь у него не было дурных намерений,– миролюбиво проговорила мама.– Он так увлекается всем этим.
– Я бы еще мог вынести нападение шмелей,– рассуждал Ларри,– если б это к чему-нибудь привело. А то ведь сейчас у него просто такой период... к четырнадцати годам он закончится.
– Этот период,– возразила мама,– начался у него еще с двух лет, и что-то не заметно, чтобы он кончался.
– Ну что ж,– сказал Ларри.– Если тебе угодно набивать его всякими ненужными сведениями, думаю, что Джордж возьмется его обучать.
– Вот замечательно! – обрадовалась мама.– Пожалуйста, сходи к нему. Чем раньше он начнет, тем лучше.
Обхватив рукой косматую шею Роджера, я в это время сидел в темноте под раскрытым окном и с интересом, но не без возмущения слушал, как решают мою судьбу. Когда дело наконец уладилось, я было стал думать, кто это такой Джордж и почему мне так уж необходимы уроки, но в вечернем сумраке был разлит аромат цветов, а темные оливковые рощи были так прекрасны и загадочны, что я забыл о нависшей надо мной опасности образования и отправился с Роджером в заросли ежевики ловить светлячков.
Джордж оказался старым приятелем Ларри, на Корфу он приехал писать. В этом не было ничего такого уж необыкновенного, потому что в те дни все знакомые Ларри были писатели, поэты или художники. К тому же и на Корфу-то мы оказались именно благодаря Джорджу. Он писал об этом острове такие восторженные письма, что Ларри уже просто не мыслил себе жизни в другом месте. И вот теперь этот Джордж должен был расплачиваться за свою неосмотрительность. Он пришел обсудить с мамой вопросе моем образовании, и нас представили. Мы подозрительно оглядели друг друга. Джордж был очень высокий и очень тонкий человек, двигался он со странной, развинченной грацией марионетки. Его худое, изможденное лицо было наполовину скрыто острой темной бородкой и большими очками в черепаховой оправе. Говорил он низким меланхолическим голосом, и в его невозмутимых шутках чувствовался сарказм. Всякий раз, сказав что-нибудь остроумное, он хитро улыбался себе в бородку, не заботясь в произведенном впечатлении.
Обучать меня Джордж взялся всерьез. Его не страшило даже то, что на острове нельзя было достать учебников. Он просто перерыл всю свою библиотеку и в назначенный день явился вооруженный самым фантастическим набором книг. Сосредоточенно и терпеливо он обучал меня начаткам географии по картам на обороте обложки старого тома "Энциклопедии", английскому языку – по самым разнообразным книгам, от Уайльда до Гиббона, французскому – по толстой яркой книжке с названием "Малый Лярусс" и арифметике – по памяти. Однако, с моей точки зрения, важнее всего было уделять какое-то время естествознанию, и Джордж стал добросовестно учить меня, как вести наблюдения и как записывать в дневник. И вот тогда мое восторженное, но бестолковое увлечение природой вошло в определенное русло. Я увидел, что записи дают мне возможность узнать и запомнить всего гораздо больше. На уроки я не опаздывал только в те дни, когда мы занимались естествознанием.
Каждое утро, в девять часов, среди оливковых деревьев торжественно появлялась фигура Джорджа, облаченная в шорты, сандалии и огромную соломенную шляпу с обтрепанными полями. Под мышкой у Джорджа была зажата стопка книг, в руке трость, которой он размахивал весьма энергично.
– Доброе утро. Надеюсь, что ученик с большим нетерпением ждет своего учителя? – приветствовал он меня, хмуро улыбаясь.
В маленькой столовой с закрытыми от солнца ставнями царил зеленый полумрак. Разморенные жарой мухи медленно ползали по стенам или с сонным жужжанием одурело летали по комнате, а за окном цикады восторженно приветствовали новый день пронзительным звоном. Джордж стоял у стола и аккуратно раскладывал на нем свои книги.
– Посмотрим, посмотрим,– бормотал он, водя длинным указательным пальцем по нашему тщательно составленному расписанию.– Так, так, арифметика. Если я правильно запомнил, мы трудились над грандиозной задачей, пытаясь определить, в какой срок смогут шесть рабочих построить стену, если трое из них справились с этим за неделю. Кажется, мы потратили на эту задачу столько же времени, сколько рабочие на стену. Ну ладно, перепояшем чресла и попробуем еще раз. Может, тебе не нравится содержание задачи? Посмотрим, нельзя ли сделать его поинтереснее.
Он склонился над задачником, в задумчивости пощипывая бородку, потом, переделав задачу на новый лад, выписывал ее своим крупным четким почерком.
– Две гусеницы съедают за неделю восемь листьев. Сколько времени потребуется четырем гусеницам, чтобы съесть такое же количество листьев? Ну вот, попробуй решить теперь.
Покуда я бился над непосильной задачей о прожорливых гусеницах, Джордж занимался другими делами. Он был искусным фехтовальщиком и страстно увлекался в то время изучением местных деревенских танцев. И вот, пока я решал задачу, Джордж двигался по затемненной комнате, упражняясь в фехтовании или отрабатывая танцевальные па. Меня как-то смущали все эти упражнения, и впоследствии я всегда именно им приписывал свою неспособность к математике. Даже теперь, стоит мне только столкнуться с простейшей арифметической задачей, как передо мной тут же встает долговязая фигура Джорджа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77