В конце концов, я — лицо однажды пострадавшее, битое-перебитое до крови, до синяков, мне ли вступать в схватку с опытными преступниками, если для этого существует уголовный розыск, работают милиция и прокуратура?
И снова, в который уже раз, я одернул себя, пригасил разгорающиеся инстинкты. Проще всего взвалить решение проблем на официальные органы, отойти в сторону? Если решил возвратиться в извергнувшее меня лоно родной матери-уголовки, придется потрудиться, делом доказать свою пригодность. Без этого не сработают самые жалостливые заверения, самые искренние обещания.
Но без помощи со стороны мне не обойтись. Слишком разветвленным становится расследование, слишком много наслаивается дополнительных «подверсий», часть которых придется отметать, а из оставшихся выращивать новое «дерево».
Подумал, поколебался и вечером позвонил на квартиру некстати заболевшего Славки. Если не помощи, то хотя бы совета ожидать я вправе, не о собственной безопасности пекусь, не свою задницу оберегаю.
Ответный хрип можно назвать человеческим голосом с некоторой натяжкой — нечто среднее между жалобным рычанием подраненного зверя и писком младенца.
— Накричался на бедную жену, развратник? — невесело пошутил я. — Или от жадности кусок черствого хлеба в горле застрял?
— Врачи говорят: ангина… Встретиться не могу — пообщаемся по телефону… Что нового?
Разговаривать из застекленной конторки вестибюля все равно, что выступать на общем собрании работников Росбетона. К лифту и из лифта проходят сотрудники, из производственных цехов выскакивают работяги. Каждый с любопытством оглядывает начальника пожарно-сторожевой службы, недавно получившего втык от начальства. Слухами буквально пропитан воздух предприятия, они сочатся из любопытных взглядов, слышатся в женской болтовне, в беседах инженеров и техников. Мне кажется, что даже осточертевшее сочетание букв — РОСБЕТОН ехидно колышится, насмешливо скалится.
Можно, конечно, позвонить из дому, но мне не хочется покидать рабочее место, привлекая этим ещё большее внимание. Неужто уже уволили? Или подался к медикам за справкой о болезни?
Впрочем, почему бы не пойти навестить больного? Что в этом криминального, если во мне так и бурлит соболезнование, изливается наружу сострадание?
— Если позволишь навестить тебя дома — расскажу.
— Навестить?
В вопросе — недоумение. И — зря. То, что я до отсидке работал в уголовке ни от кого не скрыть, значит, знаком с сыщиками, с тем же Роминым. Наоборот, большее подозрение вызовет демонстративное «незнакомство».
— Вот именно — навестить! Только пообещай не кусаться и не падать в женский обморок.
Наверно, аналогичные мысли осенили и Славку. Он часто-часто замемекал, громко откашлялся и буркнул: приходи.
Пришлось позвонить генеральному и демонстративно громко попросить разрешения отлучиться по делам на часик с небольшим хвостиком. Ибо этот «хвостик» необходим для деловых переговоров двух сыщиков: действующего и отставного.
Занятый делами Пантелеймонов буркнул нечто среднее между «вались ко всем чертям» и «можешь вообще не появляться».
Я предпочел первое, ибо «ангинистый» Славка как нельзя больше смахивал на рогатого беса. Строго проинструктировав молчуна, повторив такой же инструктаж Семеновне, я отбыл из Росбетона…
По натуре Ромин зверски консервативен. Все сотрудники кимовской милиции получили достойные квартиры в многоэтажках, капитан отказался покинуть «аппартаменты» на втором этаже двухэтажного деревянного домишки, в котором все «удобства»: огородики под окнами, отопление — печное, туалет — во дворе, только освещение не свечное — электрическое. Ванной, конечно, нет — семья Роминых в субботу посещает местную баньку, считает это намного приятней, нежели скучную помывку в крохотном закутке. Единственный признак цивилизации, оживляющий тусклую жизнь в дореволюционном жилище — телефон.
Как во всех старых домах, ступени лестницы — музыкальные: скрипят, поохивают, жалуются на нелегкую свою судьбу. Так громко, что нет необходимости выбивать на звонковой кнопке у дверей мотив детской песенки — обитатели второго этажа загодя знают о прибытии гостей.
Славка с вымученной улыбкой ожидал меня возле раскрытой настежь двери. Шея обмотана полотенцем, лицо — красное, видимо, измучила парня температура.
— Не обращай внимания на придурковатый видок, — пожал он протянутую руку, пропуская в квартиру. — Второй день валяюсь, глотаю разную гадость, полощу рот содой с иодом. Сейчас — один: жена — на работе, сын — в школе. Так что нам никто не помешает… Все же, что нового?
— Все старо, как наша житуха… Про убийство Суворова знаешь?
— А ты уверен в том, что это — убийство, а не дорожное происшествие?
На тумбочке радостно закричал электрический чайник. Славка достал из шкафчика сахар, печенье, масло, нарезал крупными ломтями батон хлеба. Извлек бутылку водки, раздумчиво оглядел её, покосился на меняи со вздохом поставил на место.
— Отведать жениного винегрета с малахольной селедочкой не желаешь?
— Сыт, — выразительно провел я ребром ладони по горлу. — С утра набил желудок сосисками с картохой — по сей час икается…Что до так называемого «дорожного происшествия» — давно вырос из детских штанишек. Примитивное убийство…
Вкрадчиво замурлыкал радиотелефон. Ромин взял трубку. Слушал внимательно, не переспрашивая, не перебивая, только изредка покашливал. Положив на стол трубку, долго молча расхаживал по кухне.
— Кажется, ты прав, Костя… На окраине Кимовска нашли грузовик. Сейчас с ним работают… Водитель, естественно, смылся. Ищут… Итак, твоя версия?
— Упорно подталкивают следствие в нужном преступникам направлении. Дескать, убийцы Вартаньяна погибли, дело можно закрывать… Или — наоборот: убрали людей, которые слишком много знали… В последнем варианте я глубоко сомневаюсь, ибо немного знаком с Тимофеичем, уверен — он не убивал и вообще не замешан в преступлении… Побывал у него дома…
Я вкратце описал посещение Ларисы Евгеньевны, неудачный визит в дом Суворова, головокружительную акробатику вредного сторожа. Одно только утаил — покушение. Терпеть не могу охов, ахов и «инструкций по соблюдению техники безопасности» — появляется мерзкая тошнота, будто голова переместилась в желудок, а он занял её место.
— Что по твоему нужно предпринять?
Будто возвратилось старое время, когда Ромин учился у меня азам профессии, сверял с моим опытом каждый свой шаг. Ну, что ж, Славку можно понять, любой сыщик на его месте поступал бы так же, да и я непрочь поучиться у старших коллег. Столько упущено дорогого времени — простить себе не могу давнишней оплошности с фальшивой взяткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
И снова, в который уже раз, я одернул себя, пригасил разгорающиеся инстинкты. Проще всего взвалить решение проблем на официальные органы, отойти в сторону? Если решил возвратиться в извергнувшее меня лоно родной матери-уголовки, придется потрудиться, делом доказать свою пригодность. Без этого не сработают самые жалостливые заверения, самые искренние обещания.
Но без помощи со стороны мне не обойтись. Слишком разветвленным становится расследование, слишком много наслаивается дополнительных «подверсий», часть которых придется отметать, а из оставшихся выращивать новое «дерево».
Подумал, поколебался и вечером позвонил на квартиру некстати заболевшего Славки. Если не помощи, то хотя бы совета ожидать я вправе, не о собственной безопасности пекусь, не свою задницу оберегаю.
Ответный хрип можно назвать человеческим голосом с некоторой натяжкой — нечто среднее между жалобным рычанием подраненного зверя и писком младенца.
— Накричался на бедную жену, развратник? — невесело пошутил я. — Или от жадности кусок черствого хлеба в горле застрял?
— Врачи говорят: ангина… Встретиться не могу — пообщаемся по телефону… Что нового?
Разговаривать из застекленной конторки вестибюля все равно, что выступать на общем собрании работников Росбетона. К лифту и из лифта проходят сотрудники, из производственных цехов выскакивают работяги. Каждый с любопытством оглядывает начальника пожарно-сторожевой службы, недавно получившего втык от начальства. Слухами буквально пропитан воздух предприятия, они сочатся из любопытных взглядов, слышатся в женской болтовне, в беседах инженеров и техников. Мне кажется, что даже осточертевшее сочетание букв — РОСБЕТОН ехидно колышится, насмешливо скалится.
Можно, конечно, позвонить из дому, но мне не хочется покидать рабочее место, привлекая этим ещё большее внимание. Неужто уже уволили? Или подался к медикам за справкой о болезни?
Впрочем, почему бы не пойти навестить больного? Что в этом криминального, если во мне так и бурлит соболезнование, изливается наружу сострадание?
— Если позволишь навестить тебя дома — расскажу.
— Навестить?
В вопросе — недоумение. И — зря. То, что я до отсидке работал в уголовке ни от кого не скрыть, значит, знаком с сыщиками, с тем же Роминым. Наоборот, большее подозрение вызовет демонстративное «незнакомство».
— Вот именно — навестить! Только пообещай не кусаться и не падать в женский обморок.
Наверно, аналогичные мысли осенили и Славку. Он часто-часто замемекал, громко откашлялся и буркнул: приходи.
Пришлось позвонить генеральному и демонстративно громко попросить разрешения отлучиться по делам на часик с небольшим хвостиком. Ибо этот «хвостик» необходим для деловых переговоров двух сыщиков: действующего и отставного.
Занятый делами Пантелеймонов буркнул нечто среднее между «вались ко всем чертям» и «можешь вообще не появляться».
Я предпочел первое, ибо «ангинистый» Славка как нельзя больше смахивал на рогатого беса. Строго проинструктировав молчуна, повторив такой же инструктаж Семеновне, я отбыл из Росбетона…
По натуре Ромин зверски консервативен. Все сотрудники кимовской милиции получили достойные квартиры в многоэтажках, капитан отказался покинуть «аппартаменты» на втором этаже двухэтажного деревянного домишки, в котором все «удобства»: огородики под окнами, отопление — печное, туалет — во дворе, только освещение не свечное — электрическое. Ванной, конечно, нет — семья Роминых в субботу посещает местную баньку, считает это намного приятней, нежели скучную помывку в крохотном закутке. Единственный признак цивилизации, оживляющий тусклую жизнь в дореволюционном жилище — телефон.
Как во всех старых домах, ступени лестницы — музыкальные: скрипят, поохивают, жалуются на нелегкую свою судьбу. Так громко, что нет необходимости выбивать на звонковой кнопке у дверей мотив детской песенки — обитатели второго этажа загодя знают о прибытии гостей.
Славка с вымученной улыбкой ожидал меня возле раскрытой настежь двери. Шея обмотана полотенцем, лицо — красное, видимо, измучила парня температура.
— Не обращай внимания на придурковатый видок, — пожал он протянутую руку, пропуская в квартиру. — Второй день валяюсь, глотаю разную гадость, полощу рот содой с иодом. Сейчас — один: жена — на работе, сын — в школе. Так что нам никто не помешает… Все же, что нового?
— Все старо, как наша житуха… Про убийство Суворова знаешь?
— А ты уверен в том, что это — убийство, а не дорожное происшествие?
На тумбочке радостно закричал электрический чайник. Славка достал из шкафчика сахар, печенье, масло, нарезал крупными ломтями батон хлеба. Извлек бутылку водки, раздумчиво оглядел её, покосился на меняи со вздохом поставил на место.
— Отведать жениного винегрета с малахольной селедочкой не желаешь?
— Сыт, — выразительно провел я ребром ладони по горлу. — С утра набил желудок сосисками с картохой — по сей час икается…Что до так называемого «дорожного происшествия» — давно вырос из детских штанишек. Примитивное убийство…
Вкрадчиво замурлыкал радиотелефон. Ромин взял трубку. Слушал внимательно, не переспрашивая, не перебивая, только изредка покашливал. Положив на стол трубку, долго молча расхаживал по кухне.
— Кажется, ты прав, Костя… На окраине Кимовска нашли грузовик. Сейчас с ним работают… Водитель, естественно, смылся. Ищут… Итак, твоя версия?
— Упорно подталкивают следствие в нужном преступникам направлении. Дескать, убийцы Вартаньяна погибли, дело можно закрывать… Или — наоборот: убрали людей, которые слишком много знали… В последнем варианте я глубоко сомневаюсь, ибо немного знаком с Тимофеичем, уверен — он не убивал и вообще не замешан в преступлении… Побывал у него дома…
Я вкратце описал посещение Ларисы Евгеньевны, неудачный визит в дом Суворова, головокружительную акробатику вредного сторожа. Одно только утаил — покушение. Терпеть не могу охов, ахов и «инструкций по соблюдению техники безопасности» — появляется мерзкая тошнота, будто голова переместилась в желудок, а он занял её место.
— Что по твоему нужно предпринять?
Будто возвратилось старое время, когда Ромин учился у меня азам профессии, сверял с моим опытом каждый свой шаг. Ну, что ж, Славку можно понять, любой сыщик на его месте поступал бы так же, да и я непрочь поучиться у старших коллег. Столько упущено дорогого времени — простить себе не могу давнишней оплошности с фальшивой взяткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78