Надин проводила их разочарованным взглядом. Есть о чем печалиться: первый покупатель унес бумажник нетронутым. Второй ограничился приобретением дешевого дезодоранта. Разве это торговля? Мвшинный писк.
Мне бы ее огорчения. На меня роем налетели злющие осы, жалили безжалостно, если не о крови, то — до боли.
Для чего приехал в Дремов Виталька? Зачем затратил три часа на одну дорогу, не считая обратной? О чем дружески беседовал с кокетливой химико-торгашкой? Что за мужик присоединился к «дуэту»? Зачем он многозначительно подмигнул пасынку? Теперь я уверен — подмигнул. Куда они отправились? Где состоится заключительная часть явно заранее оговоренной встречи? Много бы я дал, если бы судьба позволила мне услышать их беседу. Хотя бы частично, хотя бы несколько слов.
К трем первоначальным версиям присоединилось, как минимум, пять свежих. Разобрать и оценить их мне явно не под зубам. Теорией сыска, в которой я считаю себя знатоком, здесь не пахнет — сплошная практика. Наверно, все же придется задействовать профессионалов. Того же восторженного моего почитателя — Гулькина.
Но предварительно нужно самому разобраться с уже нарисованными ребусами. Типа родителей Верочки…
6
Утром на первой электричке я поехал в Москву.
Вагон переполнен, сидячие места заняты, люди стоят в проходе, положив вещи на полки либо пристроив их у ног. Пожилые — с плотно набитыми клетчатыми сумками. Парни — с непременными бутылками пива. Девчонки — с орешками и конфетами.
Главная тема разговоров — прошедший недавно конкурс красоты.
— Что за мода пошла — голышом девок выставлять, — возмущается дебелая женщина в плаще. — Раньше платья носили — до пят, чтобы, значит, не сооблазнять мужиков, а нынче — трусы в обтяжку. Поглядишь сзади — голая задница нараспашку — одни только отверстия прикрыты.
— Устарела, мамаша, — смеется парень в распахнутой куртке. — Раньше женились вприглядку, не знали, что кому достанется. Теперь мужики поумнели — прежде, чем завалить, оценивают со всех сторон. И снаружи, и изнутри.
— Охальники! — в полный голос выдает дед из соседнего ряда. — Драть вас всех кнутом, штоб в разум вошли! Тады перестанете фулиганить!
В ответ — хохот. Вперемежку с матерными сравнениями.
Позади меня разговаривают более миролюбиво. По деловому. Две женщины обсуждают исчезновение мисс Дремов. Значит, уже просочились кой-какие сведения. Интересно, из какого источника? Может быть, тот же Федя Гулькин болтанул жене, та — подруге, подруга — другу. Будто ветер подхватил опавшую листву слухов и погнал ее по белу свету.
— Представляяте, — таинственно говорила одна из всезнающих сплетниц. — Нашу королеву увезли в Москву для одного политического лидера… Ужас, правда? Вроде, ездят по российским городам нанятые преступники и отлавливают для своих хозяев самых симпатичных девушек. Поэтому и устраивают повсюду конкурсы красоты…
— Слыхала, — напарница пальцем почесала в прическе. — Только не очень верю. Что ж они — политики да олигархи — гаремы себе устраивают? Больно уж хлопотно, никаких достатков не хватит. Одна гадалка в Ярославле открыла другую цель конкурсов. Создают дома терпимости для иностраных инвесторов. Чтобы, значит, привлечь в нашу нищую экономику побольше валюты. Гдядишь, сооблазнятся иностранцы нашими проститутками — мигом раскроют кошельки…
— Что у них своих шлюшек не хватает? — усомнилась первая. — Ерунда все это! Не такие иностранцы идиоты, чтобы из-за баб, пусть раскрасавиц, миллионы тратить! А вот родные политики — сладкоежки, сколько им не подавай — все мало. В том числе, по бабьей линии…
Я отключился от дурацких разговоров. Словно выключил у телека звук. Изображение имеется, но не слышно ни слова. Размахивают руками, гримасничают, шевелятся. Признаться, люблю таким нестандартным манером наблюдать по телевизору пароламентские баталии. И впечатляет, и нервы не напрягаются.
В голове сейчас — одна занозина: к кому напроситься на ночлег? Перебираю десятки друзей и просто знакомых и все — впустую. У одного — злющая жена, у второго — новорожденный, с третьим у меня — давнее противостояние, четвертый должен мне полкуска баксов, никак не соберется отдать. Вдруг подумает, что я заявился за должком?
Вдруг в памяти зародилось туманное пятно, приблизиось и распалось на части. Посредине — очертание мужской фигуры. Крупная лысая голова, узкие, как у меня, плечи, толстые бедра. И безостановочно шевелящиеся губы.
Витька Пудов, по студенчески — Груша! Вот кто ни за что не откажет в пристанище, наоборот, сам затащит в холостяцкое свое жилье, не слушая ни отнекиваний, ни ссылок на срочные дела. Затащит не только по причине доброты — дотошному журналисту хронически не хватает слушателей. Говорить он не просто любит — не может жить без собеседников. Профессиональная черта. Слова вылетают пачками, опережая мысли. Собеседники глохнут и немеют.
Придется потерпеть, зато пересплю в нормальной обстановке. Заткну уши ватными тампонами и усну.
Вывалился я в потоке пассажиров на московский перрон и настороженно огляделся. Вроде, никто не следит. С того самого часа, как согласился взвалить себе на плечи обузу поиска Верочки, ощутил себя хранителем некой тайны. А если имеется тайна — обязательно должны быть охотники за ней. Аксиома. Теорема, не требующая доказательств. Появление замаскировнного Витальки — лучшее тому подтверждение. Где гарантия, что он — единственный, что кто-то еще отслеживает каждый твой шаг?
Состояние — будто над тобой подвешен к небу на незримой нити увесистый кирпич. В любой момент нить разорвется и он свалится тебе на голову. Легко сказать — вычислить слежку. Это в романах да в повестях она просто отслеживается, только там удается с помощью хитроумных маневров уходить от «топтунов».
Дорога от вокзала к дому, в котором проживает Груша — тернистый путь Христа. В каждом встречном чудится следящий за мной бандит, каждый прохожий представляется агентом некой преступной группировки. За мной наблюдают из подворотен, изучают с балконов и лоджий, подсматривают из-за столиков кафе.
До того дошел, что мамашу, выгуливающую двух сорванцов, обошел стороной. Престарелого деда, изучающего витрину магазина, посчитал бандитским соглядатаем.
Таким образом напрягался и расслаблялся, расслаблялся и снова бросался в черную пропасть безнадежности до самого Витькиного дома.
Увидев меня, Пудов по-бабьи всплеснул руками и разразился многословным монологом. Таким многословным, что мне оставалось по-рыбьи раскрывать и закрывать рот. Остановить болтуна, что с голыми руками мчащийся поезд.
— Господи, да что же с тобой приключилось? Серый, как погода в ноябре, глаза ввалились, плечи сделались еще уже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85