Все понятно без перевода и дополнительных раз"яснений. Остается приятель Гулькина, если и он откажет — сидеть Верочке в следственном изоляторе не один год… Конечно, в конце концов, ее отпустят — невиновность видна без разбирательства и свидетельских показаний, но когда это будет?
Слышал, многие подследственные ожидают суда, который, возможно, их оправдает, по три-четыре года. Такого срока Верочке не осилить. Но я ничем не могу ей помочь. Разве только броситься в ноги прокурору, пред"явить ходатайство Союза писателей, взять на поруки, попросить изменить меру пресечения?
Надежд на эффективность подобного демарша маловато — один шанс из ста, но придется попробовать…
Смирившись с неизбежностью, я открыл было рот для следующего вопроса, касающегося судьбы пасынка, но заработала висящая на спинке стула рация.
Выслушав сообщение Федора, Стулов поднялся, ощупал наплечную кобуру с неизменным «макарычем». Подумал и переложил его под рубашку.
— Пошли, Паша, там сейчас наступит развязка. Федор со своей группой отправился в коммуналку по вызову Константина… Не бойся, писатель, пистолет — по привычке, похоже, обойдемся без крови.
Не обошлись. Когда мы перешагнули порог квартиры, Виталий в наручниках стоял лицом к стене. Рядом — омоновец с автоматом. Поодаль, напротив стариного сундука сгорбился дед Пахом. Наручники на него не надели — стар дедок для подобных предосторожностей, но на всякий случай охрану приставили. Мало ли что взбредет на ум излишне резвому старцу.
Тело мертвого Айвазяна еще не унесли. Две пули поразили бандита: обе — в грудь. Жаль, я с удовольствием побеседовал бы с первым супругом Машеньки, потешил бы душеньку. Хотя следователь из меня, как из козла скакун, но Айвазян настолько замаран преступлениями, что допрос не составил бы никакого труда.
В настежь открытую дверь комнаты Надин видна комическая сценка: коротышка и вечная ее соперница лежат на столе голова к голове и блаженно похрапывают. Будто обсуждают хозяйственные вопросы и взаимные претензии. По поводу обслуживания тощего соседа со зверским аппетитом.
Стулов брезгливо прошел мимо моего пасынка. Словно миновал вонючий контейнер, из которого давно не вычерпывали бытовой мусор. А вот возле деда Пахома остановился.
— Ну, что ж, дедуля, игра сыграна, пора подсчитывать взятки. Покажи свою хваленную «коллекцию»… Не бойся, не украдем — официально запротоколируем, подпишемся, сдадим в музей. Пусть твои внуки полюбуются.
Дед угрюмо смотрел на сыщика. Будто старался впечатать его в память. Для будущей расправы. Раньше с трудом передвигался на подгибающихся ногах, а теперь эти ноги — сильные и надежные — не дрожат и не подгибаются. И голова не трясется, и выражение лица вполне осмысленное.
Короче, помолодел дедок, сбросил с плеч пару десятков лет.
— Я ни в чем не виновен. Просто защищался от грабителя. Ношение оружия — да, шейте, но — не больше…
— Разберемся, не волнуйся, лишнего не приклеем — фирма гарантирует… Сколько же тебе годов, Пахом Сергеевич? Если не ошибаюсь — подкатило под девяносто. Не ошибаюсь?
— Не знаю, начальник, не считал. С детства разные арифметики не уважаю.
— Так и не уважаешь? — не скрывая злой насмешки усомнился Стулов. — Ну, ладно. Если точно — восемьдесят семь стукнуло. Из них добрых семьдесят отдал разбою и грабежам, — он повернулся к нам. — Знакомьтесь, друзья. Грабитель с дореволюционным стажем, опытный медвежатник, убийца, которого не могли поймать ни сыскная царская полиция ни наш родной уголовный розыск. Сидоров… Да никакой он не Сидоров и не Пахом Сергеевич — Степан Степанович Волков, кликуха — Ведьмак…
Стулов передохнул. На лбу выступили крупные капли пота и он вытер их носовым платком. Нелегко давались раненному, едва ушедшему от нависшей над ним смерти, слишком длительные монологи.
— Даренная липломатом коллекция орденов и медалей? Отличное прикрытие! Это — на первый взгляд. Если вдуматься — несусветная чушь. Ни на рынках, ни в антикварных магазинах орденов не купишь. Можно, конечно, приобрести их у обнищавших родственнмиков умерших героев, свинтить с пиджаков пенсионеров. Но это — единицы, а Ведьмак гордится целой коллекцией…
Дед Пахом помалкивал. Не возражал и не подтверждал. Удивительное самообладание! Да еще в преклонном возрасте.
Гулькин слушал Стулова приоткрыв рот. У меня мелькнула дурацкая идея — запустить туда муху. Черную, навозную. Вот смеху то было бы! Омоновцы и оперативники, похоже, начисто забыли о главной цели своего пребывания в коммуналке: поиску спрятанной коллекции. Баба Феня и Надин дружно, в унисон друг другу, похрапывали. На подобии двух немузыкальных инструментов. Им аккомпанировал такой же немузыкальный барабан: Дмитрий не храпел — часто и гулко выкашливал.
— Теперь обратимся к менее зрелым годам героя… Вернее, антигероя. Потому-что, когда восхваляют грабителей, рэкетиров и убийц, меня тошнит… Лет сорок тому назад вывозили из тайги большую партию неограненных алмазов. Конвой был солидный — десяток хорошо вооруженных парней. На драгоценности нацелилась такая же многочисленная банда… Степан Степанович должен помнить: во всех газетах сообщалось… Помнишь, Ведьмак?
— А я, промежду прочим, с детства не уважаю газетенок. Не верю им. Журналистам за что деньги отстегивают? За вранье. Потому, не верю и не читаю. Мне это ни к чему…
— Понятно. В арифметике не силен, газет не любишь, радио не слушаешь. Впрочем, и такое тоже бывает. Но о нападении на конвой ты должен помнить. Главарем банды был некий Ведьмак, неуловимый убийца и грабитель…
— Ничего не знаю. Ни таежного конвоя, ни какого-то Ведьмака-Ермака. Путаете, гражданин начальник, издеваетесь над несчастным стариком.
— Издеваюсь, значит? Ладно, извиняться не стану. Бойцы конвоя погибли, бандиты тоже понесли потери. Осталось всего три человека. В результате многомесячных поисков были обнаружены два трупа. Соответственно, опознаны рабочими местного леспромхоза. Убиты не пулями — ножом. С редкой по тем временам жестокостью. Ведьмак исчез. Вместе с драгоценностями. Может быть, ты продолжишь свое жизнеописание?
— Не мастак, гражданин начальник. Наган держал для самообороны, никого не грабил. Не измывайтесь над бедным стариком, Бог накажет.
Появились санитары, положили Айвазяна на носилки и вынесли из квартиры. На полу осталось лужа крови, да очерченные мелом контуры тела. Словно фоторобот разыскиваемого преступника.
Виталий попрежнему подпирал стену. Наглой самоуверенности как не бывало — пасынок только-что не плакал. Судороги пробегали по лицу, руки, закованные в браслеты, мерно подрагивали.
— Откуда ты узнал все это?
Костя и Федя, будто по команде, повернулись ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Слышал, многие подследственные ожидают суда, который, возможно, их оправдает, по три-четыре года. Такого срока Верочке не осилить. Но я ничем не могу ей помочь. Разве только броситься в ноги прокурору, пред"явить ходатайство Союза писателей, взять на поруки, попросить изменить меру пресечения?
Надежд на эффективность подобного демарша маловато — один шанс из ста, но придется попробовать…
Смирившись с неизбежностью, я открыл было рот для следующего вопроса, касающегося судьбы пасынка, но заработала висящая на спинке стула рация.
Выслушав сообщение Федора, Стулов поднялся, ощупал наплечную кобуру с неизменным «макарычем». Подумал и переложил его под рубашку.
— Пошли, Паша, там сейчас наступит развязка. Федор со своей группой отправился в коммуналку по вызову Константина… Не бойся, писатель, пистолет — по привычке, похоже, обойдемся без крови.
Не обошлись. Когда мы перешагнули порог квартиры, Виталий в наручниках стоял лицом к стене. Рядом — омоновец с автоматом. Поодаль, напротив стариного сундука сгорбился дед Пахом. Наручники на него не надели — стар дедок для подобных предосторожностей, но на всякий случай охрану приставили. Мало ли что взбредет на ум излишне резвому старцу.
Тело мертвого Айвазяна еще не унесли. Две пули поразили бандита: обе — в грудь. Жаль, я с удовольствием побеседовал бы с первым супругом Машеньки, потешил бы душеньку. Хотя следователь из меня, как из козла скакун, но Айвазян настолько замаран преступлениями, что допрос не составил бы никакого труда.
В настежь открытую дверь комнаты Надин видна комическая сценка: коротышка и вечная ее соперница лежат на столе голова к голове и блаженно похрапывают. Будто обсуждают хозяйственные вопросы и взаимные претензии. По поводу обслуживания тощего соседа со зверским аппетитом.
Стулов брезгливо прошел мимо моего пасынка. Словно миновал вонючий контейнер, из которого давно не вычерпывали бытовой мусор. А вот возле деда Пахома остановился.
— Ну, что ж, дедуля, игра сыграна, пора подсчитывать взятки. Покажи свою хваленную «коллекцию»… Не бойся, не украдем — официально запротоколируем, подпишемся, сдадим в музей. Пусть твои внуки полюбуются.
Дед угрюмо смотрел на сыщика. Будто старался впечатать его в память. Для будущей расправы. Раньше с трудом передвигался на подгибающихся ногах, а теперь эти ноги — сильные и надежные — не дрожат и не подгибаются. И голова не трясется, и выражение лица вполне осмысленное.
Короче, помолодел дедок, сбросил с плеч пару десятков лет.
— Я ни в чем не виновен. Просто защищался от грабителя. Ношение оружия — да, шейте, но — не больше…
— Разберемся, не волнуйся, лишнего не приклеем — фирма гарантирует… Сколько же тебе годов, Пахом Сергеевич? Если не ошибаюсь — подкатило под девяносто. Не ошибаюсь?
— Не знаю, начальник, не считал. С детства разные арифметики не уважаю.
— Так и не уважаешь? — не скрывая злой насмешки усомнился Стулов. — Ну, ладно. Если точно — восемьдесят семь стукнуло. Из них добрых семьдесят отдал разбою и грабежам, — он повернулся к нам. — Знакомьтесь, друзья. Грабитель с дореволюционным стажем, опытный медвежатник, убийца, которого не могли поймать ни сыскная царская полиция ни наш родной уголовный розыск. Сидоров… Да никакой он не Сидоров и не Пахом Сергеевич — Степан Степанович Волков, кликуха — Ведьмак…
Стулов передохнул. На лбу выступили крупные капли пота и он вытер их носовым платком. Нелегко давались раненному, едва ушедшему от нависшей над ним смерти, слишком длительные монологи.
— Даренная липломатом коллекция орденов и медалей? Отличное прикрытие! Это — на первый взгляд. Если вдуматься — несусветная чушь. Ни на рынках, ни в антикварных магазинах орденов не купишь. Можно, конечно, приобрести их у обнищавших родственнмиков умерших героев, свинтить с пиджаков пенсионеров. Но это — единицы, а Ведьмак гордится целой коллекцией…
Дед Пахом помалкивал. Не возражал и не подтверждал. Удивительное самообладание! Да еще в преклонном возрасте.
Гулькин слушал Стулова приоткрыв рот. У меня мелькнула дурацкая идея — запустить туда муху. Черную, навозную. Вот смеху то было бы! Омоновцы и оперативники, похоже, начисто забыли о главной цели своего пребывания в коммуналке: поиску спрятанной коллекции. Баба Феня и Надин дружно, в унисон друг другу, похрапывали. На подобии двух немузыкальных инструментов. Им аккомпанировал такой же немузыкальный барабан: Дмитрий не храпел — часто и гулко выкашливал.
— Теперь обратимся к менее зрелым годам героя… Вернее, антигероя. Потому-что, когда восхваляют грабителей, рэкетиров и убийц, меня тошнит… Лет сорок тому назад вывозили из тайги большую партию неограненных алмазов. Конвой был солидный — десяток хорошо вооруженных парней. На драгоценности нацелилась такая же многочисленная банда… Степан Степанович должен помнить: во всех газетах сообщалось… Помнишь, Ведьмак?
— А я, промежду прочим, с детства не уважаю газетенок. Не верю им. Журналистам за что деньги отстегивают? За вранье. Потому, не верю и не читаю. Мне это ни к чему…
— Понятно. В арифметике не силен, газет не любишь, радио не слушаешь. Впрочем, и такое тоже бывает. Но о нападении на конвой ты должен помнить. Главарем банды был некий Ведьмак, неуловимый убийца и грабитель…
— Ничего не знаю. Ни таежного конвоя, ни какого-то Ведьмака-Ермака. Путаете, гражданин начальник, издеваетесь над несчастным стариком.
— Издеваюсь, значит? Ладно, извиняться не стану. Бойцы конвоя погибли, бандиты тоже понесли потери. Осталось всего три человека. В результате многомесячных поисков были обнаружены два трупа. Соответственно, опознаны рабочими местного леспромхоза. Убиты не пулями — ножом. С редкой по тем временам жестокостью. Ведьмак исчез. Вместе с драгоценностями. Может быть, ты продолжишь свое жизнеописание?
— Не мастак, гражданин начальник. Наган держал для самообороны, никого не грабил. Не измывайтесь над бедным стариком, Бог накажет.
Появились санитары, положили Айвазяна на носилки и вынесли из квартиры. На полу осталось лужа крови, да очерченные мелом контуры тела. Словно фоторобот разыскиваемого преступника.
Виталий попрежнему подпирал стену. Наглой самоуверенности как не бывало — пасынок только-что не плакал. Судороги пробегали по лицу, руки, закованные в браслеты, мерно подрагивали.
— Откуда ты узнал все это?
Костя и Федя, будто по команде, повернулись ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85