- Курить стала, дочка, нехорошо, - ласково журила мать.
- Устаю очень, работы много. Егор Степанович тоже недоволен. Обещала бросить, - отрезала Ольга и захлопнула дверь на балкон.
- Как жив-здоров, Витюшка? - спросила Ольга, буравя своего первого мужчину черным немигающим оком.
- Помаленечку, Лелечка, помаленечку. Согласно своей скудной доле... Дела наши провинциальные, работа унылая... Но... есть кое-что и для души, вздохнул Витенька. - Глядишь, и я на что-нибудь сгожусь...
- На что же ты годен? - расхохоталась Ольга, глядя с брезгливой жалостью на своего бывшего любовника. - Сдал, полысел, усох весь как-то... Поганец... И на что тогда польстилась, за что страдала?
- Так, Лелечка, - угодливо согнулся Витенька, нимало не обижаясь на её слова. - По мелочи, токмо по мелочи, по аптекарской нашей части. Бывает, нужно...
- Для чего? - спросила Ольга, хотя она мгновенно поняла его мысль и насторожилась. Недооценила она отчима, не так-то он прост.
- Так... научными исследованиями занимаюсь в свободное от основной работы время, с наркотическими веществами дело имею. И имею основание полагать, что могу в той или иной степени воздействовать на рассудок и даже..., - он понизил голос и почему-то поглядел вниз с третьего этажа, на само существование людей, если таковые особи препятствуют продвижению, так сказать, к светлому коммунистическому будущему...
- Есть, есть ещё такие, - прищурилась Ольга и слегка погладила его по покатому узенькому плечу. - Постарел ты, однако, Витенька...
- Наше дело стариковское, Лелечка, - осклабился Удищев. - А вот ты какой красавицей стала, смотреть страшно... - И тоже дотронулся до пышного тела Ольги, только немного пониже, ближе к талии...
- Убери ручонки, паренек, - хмыкнула Ольга. - Не про тебя товар...
Ей нравилось говорить с отчимом. Наконец-то, она могла быть самой собой. Придуривалась в стихах, придуривалась перед мужем, перед домработницами, перед литературным окружением. А тут все свои... Да какие интересные люди, какие интересные предложения...
- А то бы, по старой-то дружбе? - плотоядно улыбался Витенька.
- Поглядим, - шепнула Ольга. - Выкинь папиросу, тлеет, вонь пошла...
Зашла в комнату, ещё раз оглядела её придирчиво, удовлетворенно кивнула головой и распорядилась:
- Налей ещё по одной, мать! И все! Баста! Неудобно на творческий вечер пьяной приходить...
..."И веет над родной страною великий ветер перемен...", - без предисловия продекламировала, входя на сцену Пружанского Дворца культуры в длинном бархатном черном платье знаменитая поэтесса Ольга Бермудская. Раздался взрыв аплодисментов. На сцену полетели букеты цветов. Аплодисменты сопровождали выступление поэтессы и в дальнейшем. Любители и ценители настоящей поэзии не жалели своих ладошек. Не водилось ещё в засраном Пружанске таких знаменитостей, как Бермудская.
После выступления был банкет, а потом поэтесса поехала на горисполкомовской "Победе" в номер "люкс" местной единственной гостиницы. С ней, якобы для делового разговора направился её отчим Виктор Удищев. Мамашу отправили домой...
... Через два с половиной часа Витенька вернулся к законной супруге очень возбужденный, с горящими глазенками-бусинками. Потому что разговор между ним и падчерицей состоялся весьма примечательный.
... - Поняла тебя, Виктор, все поняла. Я, признаться, думала, ты просто мелкий поблядун. А ты у нас, оказывается, ученый... Академиком мог бы стать...
- Не имею возможности и желания, Лелечка. А вот тебе угодить всегда готов. Поняла меня, деточка? Это вот возбуждает до кошмара, человек, так сказать, впадает в состояние эйфории и сколько нужно в таком восторженном состоянии пребывает. Главное это соблюсти пропорции, чтобы необходимое время его в таком состоянии продержать. Недобрать или перебрать опасно. Человечка, так сказать, тянет на откровенный разговор, язык у него как шнурок развязывается, все выложит, что нужно. Или сделать может, что нужно - ударить, убить даже, если кто под горячую руку подвернется... А вот от этого... человечек забывает о жизненных реалиях и располагается душой к делам амурным, неукротим становится, как, прости ты меня, старика, кобель-производитель либо наоборот сучка ебливая. Проверено! - нахмурил он свои жиденькие бровки и поднял вверх гибкий указательный палец. - Иначе не посмел бы даже предлагать. Но если перебрать, совсем обмякает человечек, в сон его тянет, и начинаются всякие там угрызения совести, глупость, короче. В таком случае, надобно его немножечко снова подогреть. А вот это..., - он понизил голос. - Выйди-ка на балкон, Лелечка. Я про это ещё не говорил. Мало ли что тут в гостинице, прослушивают, бывает, в таких-то номерах. Так вот, - сказал он, когда они вышли на балкон. - Это страшная вещь... Вызывает сердечный удар, и никто, никакая экспертиза не установит истинной причины летального, так сказать, исхода событий.
- Хватит! - оборвала его Ольга, отчего-то мрачнея. - Поняла я. Я смышленая, понимаю с одного раза, мне повторять не надо!
- Ну? - напрягся Витенька. - А как насчет вознаграждения за усердие?
Ольга открыла перед ним балконную дверь, и, когда они снова вошли в комнату, оглядела плешивца с головы до ног, тяжело вздохнула и стала снимать платье...
... - Нет, - досадливо сплюнула она минут через семь. - По аптекарской части ты куда толковее. Все, езжай домой, неудобно.
... А вспомнила о хранящихся у неё в потайном месте порошочках Ольга Александровна более десяти лет спустя. Порошочки, разумеется, постоянно обновлялись приезжавшим из Пружанска Витенькой, постоянно находившемся в присутствии Егора Степановича в положении вопросительного знака и с не сходящей с губ угодливой улыбочкой.
... Вспомнила тот день Бермудская, и у неё снова перекосилось от бешенства лицо... Да, такое не забывается...
... - Ольга Александровна! Вас к телефону! - крикнула прислуга из-за закрытой в кабинет двери, не смея войти.
- Кто это, Дашенька? - спросила, не вставая с рабочего кресла Бермудская. - Я так занята, в редакции ждут мою рукопись!
- Мужчина какой-то, голос приятный, вежливый...
- Ну раз вежливый - бегу, Дашенька. Налей мне, милочка, полстаканчика "Крем-Соды", что-то во рту пересохло.
- Ольга Александровна, вас беспокоит некто Валентин Константинович Нарышкин, - раздался в трубке приятный баритон. - Я звонил в Союз писателей, там сказали, что моя рукопись у вас. Мне хотелось бы знать ваше мнение...
Поначалу Бермудская сделала вид, что не помнит эту фамилию, потом сделала вид, что напрягает память и стала соображать, когда можно назначить аудиенцию. А назначить её надо было именно тогда, когда нужно...
... - Так, в ближайшие дни никак не получится, работы прорва, соображала Бермудская. - Потом я улетаю в Италию на Конгресс миролюбивых сил, прилетаю, и сразу же в Индию на встречу с прогрессивными писателями стран Востока, потом у меня Пленум Союза писателей, потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42