Мужчины ушли на фронт, и вся тяжелая крестьянская работа легла на плечи женщин, стариков и детей. Но как бы ни было трудно, не подведут и они. Уходящие в бой солдаты могут не беспокоиться — советские люди всегда вместе с ними.
И вот я снова на своем аэродроме. Но что это? Вокруг незнакомые лица, другие самолеты, а в нашей землянке какой-то склад.
— Куда же девался наш штурмовой полк? Тороплюсь в штаб полка, может, там мне скажут, что случилось? Но в штабе тоже другие люди. Смотрят на меня, улыбаются и шутя говорят:
— Проспал свой полк. Теперь и бегом не догонишь… Оказывается, пока я перегонял самолеты, нашу дивизию перебазировали ближе к Сталинграду. Эта новость меня обрадовала: ближе к фронту! Но в дивизии я узнал, что наш полк выведен на переформирование, и это меня чрезвычайно огорчило; значит, опять отрабатывать упражнения, стрелять и бомбить условного противника? Нет, с меня довольно! Я хочу воевать!
И как ни жаль было расставаться с товарищами, с которыми успел уже основательно сдружиться, я попросился в другой полк. Мою просьбу удовлетворили, и вскоре я вылетел на новый аэродром. Он находился в пятнадцати километрах от Сталинграда.
Глава вторая
Первый боевой вылет
Ночью меня разбудил такой грохот, какого в своей жизни я еще не слышал. Застегиваю на ходу пуговицы, выбегаю из землянки и бросаюсь к щели. Все почему-то решили, что фашисты бомбят наш аэродром.
Но вскоре мы поняли, что это не бомбежка, а артподготовка. Войска нашего фронта перешли в решительное контрнаступление. Великая Сталинградская битва вступала в новый этап…
После 24 ноября погода немного улучшилась, небо посветлело. Теперь наша авиация работала вовсю.
Однажды разведка донесла, что на аэродроме, в районе населенного пункта Питомник (северо-западнее Сталинграда), приземлилась большая группа транспортных самолетов противника. Их надо было уничтожить.
На выполнение боевого задания готовилась сборная группа из двух полков. От нашего полка должны были лететь командир звена и я.
Первый боевой вылет! Вот он и пришел тот час, который я так долго ждал.
На душе радостно и тревожно. Как поведу себя в бою? Не сдадут ли нервы? Сумею ли в боевой обстановке, действуя в составе группы, поразить уже отнюдь не условные цели?
Мое состояние заметил, должно быть, и командир звена. Закурив, он о чем-то заговорил со мной, потом незаметно перевел разговор на волновавшую меня тему и посоветовал;
— Свой самолет поставь правее меня. Взлетай сразу же за мной и не выпускай меня из виду. Что буду делать я, то же самое делай и ты. Вот и вся задача!
Лишь когда сел в кабину самолета, проверил приборы, ручку, педали, тогда только я почувствовал себя легко и свободно.
Взревели моторы. Мы стали выруливать на старт. Самолет ведущего побежал и оторвался от земли. Следом за ним взлетел я.
Под нами уже Волга. За ней — сожженная, исковерканная, истерзанная земля. Когда-то здесь был город. Говорят, очень красивый. Жаль, что не побывал в нем до войны. Когда прогоним фашистов, обязательно приеду сюда.
Вид разрушенного, окутанного дымом пожарищ города наполнял сердце лютой ненавистью к оккупантам. Мне было приятно знать, что мой штурмовик несет 400 килограммов бомб, которые через несколько минут полетят на голову врагов.
Для такой большой войны это немного, но это лишь мой первый удар, первая месть за родную Отчизну, за муки моего народа.
А сколько их еще впереди-таких ударов!..
Дымящиеся руины Сталинграда остались позади. Теперь перед моими глазами только хвост ведущего. Стараюсь не отставать. Чувствую, что цель уже близка.
Вдруг вся наша группа стремительно понеслась к земле. Вслед за ведущим вошел в пикирование и я. Помня совет, старательно копирую каждое его движение: он сбрасывает бомбы, сбрасываю и я, он пускает ракеты — то же делаю я, он открывает огонь из пушек и пулеметов — нажимаю на гашетки и я.
Все происходит так стремительно, что я не успеваю даже оглядеться, рассмотреть что-либо. Куда стреляю — не вижу! Все мое внимание сосредоточено на ведущем и, кроме него, я ничего не вижу. Выхожу из пике, набираю высоту, разворачиваюсь и вслед за ведущим снова устремляюсь вниз.
Сделав на цель несколько заходов, самолеты поворачивают на восток и берут курс на свой аэродром.
Возвращаемся без потерь.
Поставив машину на стоянку, я вытираю со лба капли пота и спрыгиваю на землю. Командир звена уже поджидает.
— Ну, Гареев, пойдем доложим командиру.
— О чем доложим? — удивился я.
Мой ведущий только улыбнулся. О моем состоянии он, видимо, догадывался по собственному опыту. Ведь и он когда-то летал в первый раз.
— Ничего, доложим. Я доложу, а ты просто постоишь рядом со мной. Без доклада нельзя.
Командир полка пожал нам руки, поздравил с благополучным возвращением. Командир звена доложил;
— На аэродроме Питомник обнаружено до семидесяти самолетов противника Ю-пятьдесят два. Дважды штурмовали и бомбили аэродром.
— Сколько уничтожили самолетов?
— Больше десяти.
— Ну, а ты, Гареев, видел что-нибудь?
— Ничего не видел, товарищ командир;
— Так уж и ничего?
— Нет, Волгу видел. Потом ничего не видел. Кроме ведущего.
— Куда же ты стрелял?
— Я делал все, как ведущий. Он бомбил — я бомбил, он стрелял — я стрелял. А куда — не видел. Командир полка весело засмеялся и сказал»
— Ах, Гареев, Гареев!.. Ну, молодец, что хоть правду говоришь. Летчикам врать не положено. Но не огорчайся. Сначала со всеми так бывает. Раз пять слетаешь, все будешь видеть. Поздравляю с боевым крещением!
Когда мы вышли из землянки командира полка, мой ведущий пошутил:
— Ты, Гареев, видно, в рубашке родился.
— Почему?
— А видел, как зенитки хлестали?
— Нет.
— Вот то-то и оно! Такой огонь фашисты открыли — ужас. Все небо в разрывах. А ты целехонек, хоть и шел по прямой, не маневрировал. Вот и говорю; в рубашке ты, друг, родился.
Оказывается, я не видел не только цели, но и клокотавшего вокруг зенитного огня! Ну и летчик!..
Ночью я никак не мог заснуть. Перед глазами мелькали обрывки дневного боя, а в ушах звучал добродушный смех моего ведущего: «Ты, Гареев, видно, в рубашке родился».
И, как это ни горько признать, летчик я пока что никудышный. А ведь думалось: что тут хитрого? Лети, пикируй, сбрасывай бомбы, бей из пушек!.. На учениях и в самом доле все это было несложно. В бою же все иначе.
Мне вдруг вспомнился Николай Тараканов, особенно его слова: «Ничего вы, братцы, пока не умеете, скажу я вам. Вот слетаете раз-другой в дело, сами поймете».
Понял я это только после первого боевого вылета и пришел к твердому убеждению: в дальнейшем так летать нельзя. Не всегда же будет везти. Нужно научиться видеть все: и своего ведущего, и то, что происходит вокруг, и то, что делается на земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59