Вот вам и соловьи! Ярош записывает их на южной окраине города, а тем временем на северной, обратите внимание, совсем в противоположной стороне, любимая девушка кончает жизнь самоубийством. Чем не алиби?
Сделав паузу, Очеретный продолжал:
- Удивительно другое. Человек решил распрощаться с белым светом. От Чапаевской до Днепра - рукой подать. Нет, он едет за десять километров, ищет малолюдное место, словно заранее заботясь, как бы заморочить нам голову. Кстати, туда ходит городской транспорт?
- Автобус номер 14, - сказал Ванжа. - До высоковольтной подстанции. А может, тело снесло течением, товарищ капитан?
- Специалисты возражают. - Панин помолчал. - Между прочим, товарищ лейтенант, во время розыска вы допустили промах, я бы сказал, непростительный. Благодарите Ремеза, который исправил вашу ошибку. Список лиц для опроса по делу Сосновской составляли вы?
- Так точно.
- А почему в нем не было Василия Сосновского?
- Василий Сосновский? Это кто? - спросил Ванжа, но тут же сообразил, что речь идет о Васильке, брате Нины, и покраснел. - Виноват, товарищ капитан. Опрашивал Елену Дмитриевну, его не было. А потом... потом подумал: что может знать мальчик?
- Тем временем этот мальчик сообщил нам сегодня интересные вещи. Панин пододвинул к себе телефон. - Ремез? Мальчик у тебя еще? Давай его сюда.
Капитан положил трубку, внимательно посмотрел на Ванжу:
- Тем более, что вы с ним, как оказалось, хорошо знакомы. Знаю командировка и прочее, но времени у вас было достаточно.
Вошел Ремез, мягко подталкивая впереди себя мальчика. Василек заметил Ванжу, радостно улыбнулся, но тут же синие глаза помрачнели, он скривился и прикусил губу, чтобы не заплакать. На мгновение Ванже показалось, что на него посмотрела Нина, и к горлу подступил горячий ком.
- Садись, - сказал Панин. - Садись, дружище, и перескажи нам еще раз все, что ты рассказывал старшему лейтенанту.
Василек оглянулся на Ремеза.
- Во вторник это было, в тот самый... вечером. Зазвонил телефон. Мамы дома не было, а был я и Нина. Взял трубку, спрашивают Нину, я, значит, позвал ее и пошел, мне надо было на самбо. А она выскочила вслед за мной из дому и говорит так, словно плачет: "Славка разбился, Славка разбился..." - И побежала.
- Может, это было не во вторник, а в другой день? - спросил Очеретный. - Ты хорошо помнишь?
- А что тут помнить? Я на тренировки хожу по вторникам.
- Интересно! - Очеретный потер руки. - И ты узнал голос того, кто просил позвать Нину?
Василек отрицательно покачал головой:
- Нет, не узнал. Чужой голос.
- Как это - чужой? - Очеретный не скрывал разочарования. - Совсем незнакомый?
- Ага. Я всех знаю, кто Нине звонил, а этот... Глухой такой, хриплый голос.
- Почему же ты сразу не пришел ко мне, не сказал? - забыв о сдержанности, закричал Ванжа.
- Забыл. - Василек виновато опустил голову. - Это я уже потом вспомнил, когда меня начали расспрашивать. - Мальчик посмотрел на Ремеза. - А тогда забыл.
- Ну что же, ты нам очень помог, - сказал Панин. - Можешь идти домой. И знаешь что? Не надо говорить об этом маме. Разволнуется, заплачет... Договорились? Вот и хорошо. Проводите мальчика, Ванжа.
Как только дверь закрылась, лицо начальника уголовного розыска стало сосредоточенным.
- Дело, товарищи, как видите, приобретает более или менее определенные очертания. Следовательно, кто-то, назовем его условно Хриплый, вызвал Сосновскую из дому под предлогом того, что Ярош разбился.
- Ну, это еще вилами по воде, - возразил Очеретный. - Извините, товарищ капитан, мальчик уверяет, что не узнал голоса, но при желании голос можно изменить.
- И кого же вы подозреваете?
- А хотя бы Яроша!
- Нелогично, - вмешался Ремез. - Голос изменить, конечно, можно, однако Ярошу, если бы он решил вызвать к себе Сосновскую, надобности в этом не было. Скорее наоборот, именно на его голос она поехала бы куда угодно.
- Не забывайте, что трубку снял брат! А это уже лишний свидетель.
- Пусть так. Тогда объясните: зачем Ярошу разыгрывать сцену с аварией, когда он мог просто пригласить ее покататься на мотоцикле, как не раз делал это и раньше?
- Разрешите?
В дверях стоял Гринько.
- Бьюсь об заклад, младший лейтенант Гринько только что вернулся со свидания, - сказал Ремез. - Но почему так рано? Еще и солнышко не село.
Гринько угрюмо взглянул на него, налил стакан воды, выпил, только потом шагнул к Панину и протянул конверт.
- Вот, товарищ капитан. Познакомьтесь с шедевром. Буквы вырезаны из газеты.
- "Хочешь жить, держи язык за зубами", - прочитал Панин. - Это Полищук получила такое послание?
- Она. Встретились мы, как и первый раз, в парке. Я и так и этак молчит. По глазам вижу - порывается что-то сказать, а не может. Совсем было отчаялся, как вдруг она в слезы и достает из сумочки эту записку.
- Когда и как она ее получила?
- Сегодня утром обнаружила в почтовом ящике. Штемпеля на конверте нет, кто-то не поленился доставить лично.
- Конверт и письмо - немедленно на экспертизу, - приказал Панин. Боюсь, правда, что тут отпечатков пальцев больше, чем надо. Где Юля?
- Плачет. Ничего вы, говорит, не знаете, а еще милиция. Нину убили и меня убьют.
- Я спрашиваю, где она?
- В "теремке", товарищ капитан. Извините, в кабинете лейтенанта Ванжи.
- Т-так, - Панин обвел взглядом присутствующих. - Как вам это нравится, Ларион Григорьевич? Выходит, свет клином на Яроше не сошелся. Теперь закрутятся колесики, только поспевай.
- Что касается клевера ползучего, то ботаники сказали, будто растет он вдоль всего днепровского берега, на песках.
- Какой клевер?
- Тот, что Ванжа обнаружил в спицах мотоцикла Яроша. Был я в университете. - Гринько смущенно улыбнулся, вспомнив что-то смешное. Повели меня к профессору, в наивысшую, так сказать, инстанцию. Встречает меня кудрявый юноша. Ну, не юноша, а так где-то за тридцать, не больше. Приглашает сесть. Спасибо, говорю, а что - профессор скоро будет? Он руку подает: "Давайте знакомиться - профессор Голубицкий". Я, товарищ капитан, сквозь землю готов был провалиться. Думал, профессор - значит, борода, очки...
- Благородная седина, - подхватил Ремез.
- А хотя бы и так! И седина. Профессор же, не кто-нибудь. Потом мне лаборантка сказала, что этому Голубицкому в позапрошлом году международную премию дали за монографию. О клевере он мне целую лекцию прочитал. Никогда б не подумал, что о каком-то сорняке...
- О клевере достаточно. Ремез, займитесь Юлей вдвоем с Гринько. Можете идти. - Капитан снял телефонную трубку. - Рахим? Панин говорит. Ты не хотел бы заглянуть ко мне? Есть разговор. Чует моя душа, что вновь скрестились наши стежки-дорожки. Минут через пять? Жду.
Панин поднялся из-за стола, насвистывая популярную "Песенку веселого барабанщика", подошел к окну.
- Ванжа - способный оперативник, - сказал он, - но ему недостает опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Сделав паузу, Очеретный продолжал:
- Удивительно другое. Человек решил распрощаться с белым светом. От Чапаевской до Днепра - рукой подать. Нет, он едет за десять километров, ищет малолюдное место, словно заранее заботясь, как бы заморочить нам голову. Кстати, туда ходит городской транспорт?
- Автобус номер 14, - сказал Ванжа. - До высоковольтной подстанции. А может, тело снесло течением, товарищ капитан?
- Специалисты возражают. - Панин помолчал. - Между прочим, товарищ лейтенант, во время розыска вы допустили промах, я бы сказал, непростительный. Благодарите Ремеза, который исправил вашу ошибку. Список лиц для опроса по делу Сосновской составляли вы?
- Так точно.
- А почему в нем не было Василия Сосновского?
- Василий Сосновский? Это кто? - спросил Ванжа, но тут же сообразил, что речь идет о Васильке, брате Нины, и покраснел. - Виноват, товарищ капитан. Опрашивал Елену Дмитриевну, его не было. А потом... потом подумал: что может знать мальчик?
- Тем временем этот мальчик сообщил нам сегодня интересные вещи. Панин пододвинул к себе телефон. - Ремез? Мальчик у тебя еще? Давай его сюда.
Капитан положил трубку, внимательно посмотрел на Ванжу:
- Тем более, что вы с ним, как оказалось, хорошо знакомы. Знаю командировка и прочее, но времени у вас было достаточно.
Вошел Ремез, мягко подталкивая впереди себя мальчика. Василек заметил Ванжу, радостно улыбнулся, но тут же синие глаза помрачнели, он скривился и прикусил губу, чтобы не заплакать. На мгновение Ванже показалось, что на него посмотрела Нина, и к горлу подступил горячий ком.
- Садись, - сказал Панин. - Садись, дружище, и перескажи нам еще раз все, что ты рассказывал старшему лейтенанту.
Василек оглянулся на Ремеза.
- Во вторник это было, в тот самый... вечером. Зазвонил телефон. Мамы дома не было, а был я и Нина. Взял трубку, спрашивают Нину, я, значит, позвал ее и пошел, мне надо было на самбо. А она выскочила вслед за мной из дому и говорит так, словно плачет: "Славка разбился, Славка разбился..." - И побежала.
- Может, это было не во вторник, а в другой день? - спросил Очеретный. - Ты хорошо помнишь?
- А что тут помнить? Я на тренировки хожу по вторникам.
- Интересно! - Очеретный потер руки. - И ты узнал голос того, кто просил позвать Нину?
Василек отрицательно покачал головой:
- Нет, не узнал. Чужой голос.
- Как это - чужой? - Очеретный не скрывал разочарования. - Совсем незнакомый?
- Ага. Я всех знаю, кто Нине звонил, а этот... Глухой такой, хриплый голос.
- Почему же ты сразу не пришел ко мне, не сказал? - забыв о сдержанности, закричал Ванжа.
- Забыл. - Василек виновато опустил голову. - Это я уже потом вспомнил, когда меня начали расспрашивать. - Мальчик посмотрел на Ремеза. - А тогда забыл.
- Ну что же, ты нам очень помог, - сказал Панин. - Можешь идти домой. И знаешь что? Не надо говорить об этом маме. Разволнуется, заплачет... Договорились? Вот и хорошо. Проводите мальчика, Ванжа.
Как только дверь закрылась, лицо начальника уголовного розыска стало сосредоточенным.
- Дело, товарищи, как видите, приобретает более или менее определенные очертания. Следовательно, кто-то, назовем его условно Хриплый, вызвал Сосновскую из дому под предлогом того, что Ярош разбился.
- Ну, это еще вилами по воде, - возразил Очеретный. - Извините, товарищ капитан, мальчик уверяет, что не узнал голоса, но при желании голос можно изменить.
- И кого же вы подозреваете?
- А хотя бы Яроша!
- Нелогично, - вмешался Ремез. - Голос изменить, конечно, можно, однако Ярошу, если бы он решил вызвать к себе Сосновскую, надобности в этом не было. Скорее наоборот, именно на его голос она поехала бы куда угодно.
- Не забывайте, что трубку снял брат! А это уже лишний свидетель.
- Пусть так. Тогда объясните: зачем Ярошу разыгрывать сцену с аварией, когда он мог просто пригласить ее покататься на мотоцикле, как не раз делал это и раньше?
- Разрешите?
В дверях стоял Гринько.
- Бьюсь об заклад, младший лейтенант Гринько только что вернулся со свидания, - сказал Ремез. - Но почему так рано? Еще и солнышко не село.
Гринько угрюмо взглянул на него, налил стакан воды, выпил, только потом шагнул к Панину и протянул конверт.
- Вот, товарищ капитан. Познакомьтесь с шедевром. Буквы вырезаны из газеты.
- "Хочешь жить, держи язык за зубами", - прочитал Панин. - Это Полищук получила такое послание?
- Она. Встретились мы, как и первый раз, в парке. Я и так и этак молчит. По глазам вижу - порывается что-то сказать, а не может. Совсем было отчаялся, как вдруг она в слезы и достает из сумочки эту записку.
- Когда и как она ее получила?
- Сегодня утром обнаружила в почтовом ящике. Штемпеля на конверте нет, кто-то не поленился доставить лично.
- Конверт и письмо - немедленно на экспертизу, - приказал Панин. Боюсь, правда, что тут отпечатков пальцев больше, чем надо. Где Юля?
- Плачет. Ничего вы, говорит, не знаете, а еще милиция. Нину убили и меня убьют.
- Я спрашиваю, где она?
- В "теремке", товарищ капитан. Извините, в кабинете лейтенанта Ванжи.
- Т-так, - Панин обвел взглядом присутствующих. - Как вам это нравится, Ларион Григорьевич? Выходит, свет клином на Яроше не сошелся. Теперь закрутятся колесики, только поспевай.
- Что касается клевера ползучего, то ботаники сказали, будто растет он вдоль всего днепровского берега, на песках.
- Какой клевер?
- Тот, что Ванжа обнаружил в спицах мотоцикла Яроша. Был я в университете. - Гринько смущенно улыбнулся, вспомнив что-то смешное. Повели меня к профессору, в наивысшую, так сказать, инстанцию. Встречает меня кудрявый юноша. Ну, не юноша, а так где-то за тридцать, не больше. Приглашает сесть. Спасибо, говорю, а что - профессор скоро будет? Он руку подает: "Давайте знакомиться - профессор Голубицкий". Я, товарищ капитан, сквозь землю готов был провалиться. Думал, профессор - значит, борода, очки...
- Благородная седина, - подхватил Ремез.
- А хотя бы и так! И седина. Профессор же, не кто-нибудь. Потом мне лаборантка сказала, что этому Голубицкому в позапрошлом году международную премию дали за монографию. О клевере он мне целую лекцию прочитал. Никогда б не подумал, что о каком-то сорняке...
- О клевере достаточно. Ремез, займитесь Юлей вдвоем с Гринько. Можете идти. - Капитан снял телефонную трубку. - Рахим? Панин говорит. Ты не хотел бы заглянуть ко мне? Есть разговор. Чует моя душа, что вновь скрестились наши стежки-дорожки. Минут через пять? Жду.
Панин поднялся из-за стола, насвистывая популярную "Песенку веселого барабанщика", подошел к окну.
- Ванжа - способный оперативник, - сказал он, - но ему недостает опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54