Если верить Квачу, то он даже обрадовался. Понимал, что его карта бита, совсем было притих. Была только одна забота: как бы не всплыло на поверхность его прошлое. Жена померла. Решил больше ни с кем не связывать судьбу, купил щенка, вырастил и зажил вдвоем с Цербером. Когда Квач забыл и думать о своем двуликом существовании - столько же лет прошло! - объявился Поляков.
- Искал его?
- Встретились случайно, на улице. В то время Поляков жил уже в нашем городе в известном тебе Тимирязевском переулке. Когда надоел суровый климат, сунулся в родные края, а там бывшего полицая встретили враждебно, люди показывали на него пальцами. По совету своей родственницы Валентины переехал к нам. Помнишь, ты проводил Олега Горлача до дома на Хабаровской? Там живет Валентина. Она, кстати, тоже проходит по делу "фирмачей" как соучастница. У нее в доме был тайный склад для водолазок. Так вот, когда встретились эти два типа, Поляков обрадовался, Квач - наоборот, но виду не подал. Поляков сказал, что имеет дом, семью, но временно остался без работы. Не скрывал, что, будучи экспедитором на мясокомбинате, не брезговал жульничеством. Жаловался на народных контролеров: мол, суют нос куда не следует, пришлось, пока не схватили за руку, уволиться по собственному желанию. Узнав, что Квач собирается на пенсию, Поляков пожелал устроиться на его место.
"Как же я тебя отрекомендую?" - спросил Квач.
"А это уж не моя забота, - сказал Поляков. - Придумай что-нибудь, словом, постарайся".
Квач постарался. Надеялся таким способом отвязаться от Полякова. И действительно, долгое время Григорий Семенович не трогал его. Заходил раз или два, к себе не приглашал. На расспросы о работе отвечал шуткой: "С паршивой овцы хоть шерсти клок". Теплым майским вечером пришел взволнованный, бросил на стол пачку денег.
"Что это?" - поинтересовался Квач.
"Или ты ослеп? - взорвался Поляков, но сразу же сбавил тон. - Бери, не упирайся. Как-никак ты оказал мне добрую услугу. Сделаешь еще одну - не поскуплюсь".
"Какую?" - спросил Квач.
"Прибрать нужно одну слишком любопытную девицу. Кое-что пронюхала, того и гляди побежит в милицию".
Квач будто бы начал упираться. Поляков пригрозил:
"Меня возьмут - и ты загремишь. Глянь сюда".
И показал Квачу фотографию.
Панин взволнованно взглянул на Ванжу.
- Василь, тебе плохо? Может, не надо продолжать?
- Надо, товарищ капитан. Я должен знать все. Понимаете? Все! Не бойтесь за меня.
- На фото был сам Квач - в мундире, с фашистским крестом. Как этот снимок оказался у Полякова, неизвестно. Квач не знает, а Поляков уже не расскажет. Где-то прятал, на всякий случай, такие люди весьма предусмотрительны. Вдруг сгодится! И сгодилось. Квач понял, что отныне над ним будет висеть меч...
"Когда-то ты неплохо умел это делать, - сказал Поляков. - Не разучился? Гляди, чтобы все было шито-крыто. Почему не спрашиваешь: кого?"
...Гринько толкнул Панина локтем. Ванжа сидел белый как мел. Губы шептали что-то неразборчивое.
- Вот видишь, - укоризненно сказал Панин. - Напрасно я поддался на твои просьбы. Нельзя тебе так волноваться. На сегодня хватит. И медсестричка уже за тобой... Засиделись мы. Худякин не забегал? Вдолбил себе в голову, что это его вина... там, в Тимирязевском. Оно, конечно, если бы вдвоем...
- Глупости. Я сам виноват... доверился. Нас учат верить людям.
- Правильно учат, Василь, - сказал Панин. - В доверии наша сила. Чего бы мы стоили, если бы не верили людям? Квачей, Поляковых - единицы. А хороших людей, настоящих - целый мир.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54