Лишь Щёголь продолжал барахтаться и вскрикивать. Катер подошёл к нему почти вплотную. Мужчина в белой шляпе протянул Щёголю руку, но тот, похоже, перестал соображать и ничего не видел.
Я посмотрел на инспектора. Тот глянул на меня. Я ему улыбнулся. Он поднял палец и погрозил.
— Мсье, — сказал он, — вы напрасно стараетесь играть в Тиля Уленшпигеля.
— Мерси, мсье, — ответил я. — Но ведь и вы не Мегрэ.
— Ты меня уморишь, Виктор. — Это засмеялся Антуан, — но всё-таки я верю в бельгийских полицейских. Может, когда-нибудь из нашего господина инспектора всё-таки получится хотя бы пол-Мегрэ.
— Я отправлю вас в кутузку, — пригрозил инспектор вовсе не грозно.
А мужчина в белой шляпе продолжал тянуться с катера и никак не мог ухватить скользкого Щёголя. Наконец он поймал его за шиворот, но выловил лишь пиджак, который сполз с экс-президента, как шкура со змеи. Мужчина с досадой отшвырнул пиджак в канал и продолжал шарить по воде. На помощь ему подоспел моторист. Вдвоём они таки умудрились схватить Щёголя и втащили его. Он немного нахлебался, глаза вытаращены, но ничего не видят.
Пиджак некоторое время плыл по воде, потом ушёл на глубину.
Я услышал нетерпеливые гудки за спиной и оторвался от парапета. За фургоном с белыми крестами, пытаясь объехать его, стоял вишнёвый «фольксваген», и за рулём сидела женщина.
Я галантно распахнул дверцу:
— Мадам Констант, вас-то мне и надо. Ищу вас по всем морским телефонам. Но вы не опоздали, мадам. Где ваш фотоаппарат? Тут найдётся интересная натура…
— Неужели вы всё-таки нашли его? — обрадовалась она. — Покажите же его скорее!
— Силь ву пле, сударыня!
А инспектор и полицейский уже тянули Щёголя через парапет. Когда Констант увидела Щёголя, она тихо ахнула:
— Это же президент Поль Батист!
— Экс-президент, — уточнил я. — И не Поль, а Мишель…
— А ведь он был в понедельник в архиве генерала Пирра, вы оказались правы. Кто бы мог предположить! Но хорош, хорош.
Таким она и сфотографировала его: и как его тащили под выкрики полицейских, и как наконец поставили на набережной.
С него текло, и под ногами тотчас набежала лужица. Подтяжки вздулись на животе. Он был смешон и жалок.
Констант восторженно крутилась, снимая его со всех сторон, пока не кончилась плёнка.
Он понемногу пришёл в себя и начал закрываться, прятать лицо и отмахиваться. Обхватил руками плечи — и тут до него дошло!
— Мой пиджак! — вскрикнул он. — Мои ключи!
Ключи — это неплохо.
— Мой паспорт, мой билет! Он стоил сорок две тысячи!
Паспорт и билет — это замечательно, это как раз то, что надо! Хороший был у тебя билет — на сорок две тысячи, это же восемьсот долларов, дальний билет — и весьма. Я постарался припомнить расписание рейсов, которые видел в «Паласе», там стояли и цены. Нет, сегодня ты уже не улетишь, Щёголь!
— Мой адрес! — продолжал он взвизгивать все громче.
Я что-то не понял, как тут реагировать — радоваться или дивиться. Вот когда все сцепилось до последнего камушка. Вопли над затхлым каналом сошлись со знаком Альфреда. Я подошёл к Антуану.
— У него был билет на рейс КЛМ — 843 Амстердам — Сидней. Спроси-ка у него, Тото, про этот адрес. Но… с подходцем.
Антуан всегда понимал меня с полуслова. Он сунул руки в карманы, вразвалочку подошёл к Щёголю.
Потом нагнулся над ним и ласково шепнул:
— Если ты забыл адрес, Щёголь, я тебе помогу, но только — молчок! Запомни раз и навсегда: Веллингтон-стрит, двенадцать.
— Тридцать четыре, — машинально отозвался Щёголь.
— Привет от Чарли! — Антуан щёлкнул его по кончику носа. — А телеграмму ты уже дал? Не забыл ли ты пароль, Щёголь? Могу напомнить. Каково-то тебе сейчас, «дружочек»?
— Мне очень плохо! — И только тогда до него дошло, что он сболтнул. Он закрыл лицо руками и, наверное, попробовал проглотить свой язык, но у него и это не вышло. Колени его подогнулись, и он присел в натёкшую с него лужу.
Я подошёл, чтобы рассмотреть его поближе. Я глядел на него даже с нежностью. Слабоват ты стал, Щёголь. В тираж пора. А то что же получается: Луи на пенсии, Антуан ишачит на тебя, как вол, бедного Ивана ты прижимаешь. А сам позваниваешь колокольчиком и шатаешься по всему свету вплоть до иностранного города Сиднея? Да здравствует неравенство! Да? Так больше не пойдёт, мой миленький!
Констант ничего не поняла из разговора Антуана со Щёголем.
— Привет от Виля, господин инспектор.
— Кто это такой? — спросил он.
— Мне, право, неудобно, господин инспектор. Я же иностранец… Спросите у своих соотечественников, об этом Виле вся Бельгия знает.
Констант захлопала в ладоши. Я подошёл к Щёголю и приподнял его за подтяжки.
— Примите, господин инспектор, этот ценный груз. Перед вами четвёртый участник ограбления льежского банка, совершенного в сентябре сорок четвёртого года полковником Вилем. Не так ли, мсье экс-президент?
Тот помалкивал.
— Се ля ви, — сказал Антуан.
— Папку «кабанов», похищенную из архива генерала Пирра, вы можете взять в портфеле, господин инспектор. У кого есть вопросы?
— Но мотив, мотив? — с улыбкой подивилась Констант.
Я просвистел ей песенку «Как прекрасно пахнут ананасы». За меня ответил Антуан.
— Он очень хотел разбогатеть. Сорок лет, а он всё ещё рядовой учитель. И война уже кончается. На войне он тоже не стал героем. И тут он узнает, что полковник Виль собирается совершить налёт на банк, но вся четвёрка уже укомплектована. Двое рядом с Вилем, они ближайшие его помощники, их не тронешь. А четвёртый, Альфред Меланже, в лесу. И он предаёт «кабанов» вместе с их командиром, чтобы занять вакансию. Заодно он получает самое надёжное в мире алиби — могильную плиту, потому что тут ему ещё раз повезло: в день освобождения Льежа погибает его кузен Поль Делагранж, и Мишель берет себе его имя, надёжно и казалось бы навеки прикрыв своё преступление могильной плитой. О том, как он переменил имя, я уже рассказывал, для большей безопасности он разделил чужую фамилию на три части. И полковник Виль безбоязненно оставляет его в Бельгии, потому что ему надо иметь тут своего человека. Мишель заработал свою долю: тридцать семь миллионов двести пятьдесят тысяч. Капитал требует вложений, и тогда он вступает в сговор с бароном Мариенвальдом… Остальное, как говорится, дело техники. Я надеюсь, что наш инспектор достойно справится с этой задачей.
— Ну что, ж друзья, — я обнял Антуана и Виллема, — дело о «кабанах» можно считать завершённым.
— Дело об особом диверсионном отряде «Кабан» и полковнике Виле только начинается, — возразила Констант, деловито защёлкивая футляр аппарата. — Это будет лучший заголовок года, но я вам его не скажу.
— Мерси, сударыня, — я поклонился.
— А теперь мы пойдём в кабачок, — предложил Антуан. — Я знаю тут одно местечко, куда, бывало, хаживали Тиль и Ламме Гудзак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90