– Садитесь, Толя, чай пить. Попали на Волгу – чай пить надо: тут водохлебы, – сказала Юля. – Хотя за вашу любезность полагалось бы угостить вас чем-нибудь покрепче, но… в городе очень сильны антиспиртные страсти.
– Почему бы это? – спросил Иванов, принимая чашку из рук Юлии.
– Какое-то начальство скомпрометировало себя по этой части, и теперь в ожидании верховной кары даже рядовые в рот хмельного не берут. Говорят, партийное руководство на заводе проводит линию сухого закона. Мой давний друг Юрий Крупнов – парторг. Воображаю его в этой роли! Он может отучить не только от вина, но и от курева! – И Юлия нервно засмеялась.
– Давайте-ка чай допьем и к твоему Юрию отправимся. Авось он поможет нам. Для завода будем работать, – сказал парень.
– Не люблю одалживать у знакомых, тем более у таких, как мой Юрий.
– Опять кокетничать? Что с тобой? Взвинтилась вся. Вот от товарища Иванова без спеси приняли помощь. Отдохнули. Спасибо.
– От Анатолия Ивановича можно принять, а от Юрия никогда, – сказала Юлия, улыбаясь весело и вызывающе.
Иванов снова почувствовал всю прелесть ее дерзкой женственности.
«Своевольная, язвительная, очевидно, нервная и горячая, – думал он, наблюдая ее порывистые движения. – Давно где-то видел я эту девчонку, именно эти синие глаза и медные волосы». Он пожалел, что им придется скоро расстаться. После чая пошел проводить гостей.
– Так вы тоже геолог? – спросила Юлия и решительно посоветовала: – Ищите настойчиво и найдете, что вам надо.
– Постараюсь… А я вас и прежде встречал где-то…
Взвалив на плечи рюкзак, Юля спросила:
– А вы, случайно, не пишете стихи?
– Да, пишу, по вдохновению, – легко признался Иванов, выходя вместе с девушкой в коридор.
– Тогда вы совсем хороший парень! Ей-богу!
– Вы мне тоже нравитесь. У вас глаза синие-синие и правдивые.
– А у вас черные и наиправдивейшие… Усы вам… сбрейте.
«О, она отваживается подавать советы!..»
Когда она взяла удостоверение у администратора гостиницы, Иванов попросил:
– Юля, можно взглянуть на вашу карточку?
– Можно, – охотно согласилась Юля и, вздохнув, пожаловалась: – Я тут выгляжу старушенцией.
Когда ее фотографировали, она, очевидно, хотела выйти очень серьезной, плотно сомкнула губы, но глаза не подчинялись, они улыбались, звали, дразнили.
«Что-то рискованное, ненадежное в этих глазах. Заведут и бросят».
– Что скажете, если я оторву карточку?
Юля выхватила из рук Иванова удостоверение.
– Сдирали бы, когда была в ваших руках. – И, явно поддразнивая, добавила: – На такие поступки санкции не требуется. Ну-с, прощайте, товарищ Итакдалее. Странный вы человек…
И досадно стало Иванову: мелькнула и, наверное, навсегда исчезла. Сами собой складывались в уме неясные, как предчувствие, певучие строчки о девушке. И невозможно было разъединить эту тихую певучесть в душе и образ Юли. Они слились вместе, как воды разных рек в одной большой реке. И радостно и грустно было оттого, что так случилось.
«Она явно нервничала, говоря о Юрии Крупнове. Неспроста, тут какая-то тайна», – подумал Иванов. Он поймал себя на мысли: Юрия хотелось увидеть совсем не потому, что он парторг завода, – ему не терпелось узнать, какие отношения между Юлией и Крупновым.
У Иванова был давний острый интерес к семье Крупновых: собирал материал для книги о революционном движении в Поволжье. Говорили, что обер-мастер Денис хранит письма Ленина, но точно об этом никто не знал. «На простой козе к нему не подъедешь, – сказал Иванову доцент-историк. – Строгая семья».
В его памяти остался Михаил Крупнов – рябой, ошеломляющий своей откровенностью. С ним познакомился давно: вместе ходили на собрания литературного объединения. Юрия помнил плохо.
XI
В партком завода Иванов пришел в пять часов, в точно назначенное ему время. До этого он побывал у Солнцева, под руководством которого работал когда-то в горкоме комсомола. Солнцев посоветовал ему вникать глубже в дела, «влазить» в шкуру тех, кого проверяешь. Как знать, сказал он, хитровато улыбаясь, может, самому Иванову придется работать на месте того же Юрия Крупнова.
– Кто мне по душе, с тем я легко не расстаюсь.
Иванов знал, что обком считается с желаниями Тихона Тарасовича и еще не было случая отказа в какой-либо просьбе его.
Авторитет Солнцева особенно возрос после решительного и глубокого обновления руководства области и города в 1936–1937 годах; многие тогда были отстранены от работы, исключены из партии, а некоторые посажены в тюрьмы. Тихон прошел сквозь эту бурю еще более окрепшим, закаленным.
В приемной парткома Иванов скромно сидел у порога, поставив ноги под прямым углом и положив на колени руки. Эта наивная детская поза не вязалась с пытливой настороженностью небольших черных колючих глаз. Рядом с ним беспокойно ерзал на стуле румяный человек, от которого пахло сдобными булками. Оба они прислушивались к тому, что рассказывал Марфе Холодовой хитроватый парень, блестя золотым зубом.
– Понимаешь, Марфуша, подъехал я на «газике» с моим Петруниным в десять часов прямо к парадному, а там стоит молодой человек в шикарном костюме – твой, значит, Юрий Денисович. «Здравствуйте, товарищ заведующий автогаражом, – говорит твой моему. – Часы у вас, – спрашивает, – правильные?» Заторопился мой, полез в карман, а часы на руке. «Точные у вас часы, – говорит твой, – ровно десять. Почему же вы опоздали на работу? Как обслуживают рабочих ваши автобусы? Не знаете?» И дальше, окаянный, спокойно, с улыбкой: «Ну вот, чтобы вы знали лучше, как работает парк, прикажите шоферу отогнать ваш «газик» в гараж заводской поликлиники. На работу поездите в автобусе. Кстати, врачи нуждаются в машине». Мой начал было: «Живу далеко, у Маришкина пруда». А твой моему: «Это очень даже хорошо, что далеко живете: лучше узнаете работу». – Парень засмеялся. – Так вот и получил я внеочередной отпуск!
«Говорят, Крупнов пошумливает, командует. Коммунисту рядовому трудно попасть к нему на прием», – вдруг вспомнились Иванову слова Тихона Солнцева. И он вежливо осведомился у своего румяного соседа, часто ли донимают парторга личными делами. Тот ответил не сразу:
– Это еще вопрос, кто кого донимает. Руки у Денисыча длинные, достанут тебя в любой дыре. Не проходит дня… – румяный, пахнущий сдобными булками, не договорил: Марфа велела ему зайти в кабинет.
Она посмотрела на Иванова так, будто выбирала в женихи, и, закинув полные руки, поправляя уложенные на голове русые косы, сказала:
– Вас не сможет принять Юрий Денисович. Да, да, я доложила, как вы просили: рядовой коммунист из транспортного цеха по личному делу.
– Тогда я сам войду! – сердито сказал Иванов.
Человек пять рабочих и румяный сидели за столом, напротив них – худощавый, горбоносый, с желтой головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112