Уверен, что не будь нынешние чиновники столь беспросветно инертными, подобные методики были бы вполне применимы и в период парада суверенитетов бывших союзных республик, и в нынешних условиях объективного роста сепаратистких и националистических тенденций, зачастую выдаваемых обывателю под видом патриотизма ли, терроризма или какого иного «изма»…
Своими глазами читал разработанные толковыми инструкторами политорганов разных уровней «методички», в которых под грифом «Для служебного пользования» излагались основополагающие принципы организации индивидуальной работы с представителями различных национальностей, религиозных конфессий и социальных групп. Как сейчас помню, что армейские специалисты не рекомендовали заставлять солдат из числа мусульман и иудеев употреблять в пищу сало, без нужды материть кавказцев и испытывать долготерпение русских. В тех подразделениях и частях, где подобные «методички» использовались командирами и офицерами-воспитателями, дисциплина была несравненно выше, а уровень боевой подготовки совершенствовался на деле, а не в бумажных отчетах.
— Понимаешь, — горячо рассказывал мне инструктор политотдела армии, азербайджанец по национальности, с которым мы незаметно сдружились уже в первые месяцы моей службы в гарнизоне, — нельзя наказывать жителя глухого среднеазиатского аула за то, что он отказывается есть свинину! Ислам — не просто религия, а образ жизни, и пытаться за один день переделать выросшего на стойких культово-бытовых традициях человека значит раз и навсегда лишиться его уважения. А ведь пройдет совсем немного времени, и солдат-мусульманин начнет за милую душу лопать сало: повышенные физические нагрузки, пример окружающих и голод решат проблему без эксцессов!
Говорил мне приятель-психолог и о том, что если в подразделении, служит один единственный грузин, то из него можно воспитать незаменимого младшего командира, но если выходцев из солнечной республики двое или больше, глядя друг на друга, они превратятся в злостных нарушителей распорядка дня и воинской дисциплины. Рассказывал он и о том, что для построения работы с аварцами или другими представителями северокавказских народов решающим является личный авторитет и пример командира. Требует офицер от подчиненного-кавказца дисциплины и отличного знания военной специальности, значит сам должен быть образцом для подражания, а главное, при любых обстоятельствах сохранять достоинство, самоуважение, честность.
— Вон, Нестеренко жалуется, что служащие в его батальоне чеченцы совсем от рук отбились, землячество в части организовали! — возмущенно говорил офицер. — А почему он в течение стольких месяцев даже не желал выслушать их?! И как солдаты могут уважать своих командиров, если сам комбат беспробудно пьет и занимается рукоприкладством, его замполит тащит из части все, что под руку попадется, а остальные офицеры относятся к подчиненным как к забритым в армию крепостным?!
Небеспочвенную тревогу моего приятеля, к счастью, разделяли остальные должностные лица политотдела объединения, и это избавляло подчиненные части от нередких во многих других гарнизонах спорадических вспышек межнациональной напряженности, когда стена на стену друг против друга выходили десятки, а то и сотни представителей различных этносов. За восемь месяцев службы в отдаленном высокогорном гарнизоне я ни разу не оказался свидетелем сколько-нибудь серьезных волнений на национальной почве. Уверен: это было прямым результатом четко продуманной, детально спланированной и неплохо организованной работы тех офицеров, которые относились к выполнению собственных функциональных обязанностей не как к некой до смерти обрыдлой и раздражающей «обязаловке»…
Прощай, гарнизон!
Не без грусти прощался я с успевшим стать родным гарнизоном, который был вынужден покидать на основании указания политуправления округа, принявшего решение прикомандировать меня к одному из своих подразделений.
Признание моих скромных способностей на столь высоком уровне и неожиданное продвижение по службе, конечно, радовали и вселяли гордость, но Бог свидетель, я без особой охоты собирал свой немудреный солдатский скарб, готовясь к переезду в штаб округа. Древний, имеющий многовековую историю город, бывший столицей одной из союзных республик, разумеется, манил, но всеми забытый высокогорный гарнизон со своим истинно лунным пейзажем остался во мне навсегда. Пережитым — грустным и веселым. Сослуживцами — откровенными недругами и добрыми друзьями. Местными жителями — приветливыми, щедрыми, трудолюбивыми, немного наивными.
И даже спустя многие годы я старался выбраться в свой гарнизон и с особым интересом узнавал изредка поступающие оттуда новости. Это было тем более приятно, что я знал практически всех участников событий, которые мне становились известны. И когда мне как-то рассказали, что возмущенные из-за своих военных друзей шоферы городской автоколонны решили изменить географические условия их службы, я точно знал, кто именно стоял за всем этим.
Исправление «географической несправедливости»
Служба в высокогорном гарнизоне коренным образом отличается от той, протекающей в иных географических условиях. Специально для высокогорья разработаны даже особые нормативы боевой и физической подготовки, учитывающие, что на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря и от человека, и от техники требуется работа на пределе физических сил и заложенных конструкторами характеристик. Тому, кто сомневается в моих словах, искренне предлагаю подняться на указанную высоту и пробежать хотя бы метров сто. Не на время, а так, вялой рысцой. А потом прислушаться к собственным ощущениям, измерить пульс и кровяное давление, которые будут соответствовать показателям, снятым с того же человека после 3-х километрового кросса на равнине.
Командование Вооруженных сил, надо отметить, хорошо знало о повышенных нагрузках, которые испытывает организм военнослужащих в условиях высокогорья и компенсировало кислородное голодание и быструю утомляемость доступными средствами. Солдаты получали усиленное, «горное» питание и жили по распорядку дня, который показался бы райским их коллегам, проходящим службу в равнинных районах. Офицерам же выплачивалась 50-процентная надбавка к жалованию, а с какого-то времени год службы в части, расположенной на высоте свыше 1.500 метров над уровнем моря, засчитывался за полтора. Словом, все, казалось бы, было продумано и решено в интересах службы и несущих ее людей, да оказывается, не все.
Дело в том, что на расстоянии двух минут ходьбы от части, военнослужащие которой пользовались всеми положенными в условиях высокогорья льготами, располагалась еще одна часть, солдаты и офицеры которой никакими «горными» преимуществами не пользовались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Своими глазами читал разработанные толковыми инструкторами политорганов разных уровней «методички», в которых под грифом «Для служебного пользования» излагались основополагающие принципы организации индивидуальной работы с представителями различных национальностей, религиозных конфессий и социальных групп. Как сейчас помню, что армейские специалисты не рекомендовали заставлять солдат из числа мусульман и иудеев употреблять в пищу сало, без нужды материть кавказцев и испытывать долготерпение русских. В тех подразделениях и частях, где подобные «методички» использовались командирами и офицерами-воспитателями, дисциплина была несравненно выше, а уровень боевой подготовки совершенствовался на деле, а не в бумажных отчетах.
— Понимаешь, — горячо рассказывал мне инструктор политотдела армии, азербайджанец по национальности, с которым мы незаметно сдружились уже в первые месяцы моей службы в гарнизоне, — нельзя наказывать жителя глухого среднеазиатского аула за то, что он отказывается есть свинину! Ислам — не просто религия, а образ жизни, и пытаться за один день переделать выросшего на стойких культово-бытовых традициях человека значит раз и навсегда лишиться его уважения. А ведь пройдет совсем немного времени, и солдат-мусульманин начнет за милую душу лопать сало: повышенные физические нагрузки, пример окружающих и голод решат проблему без эксцессов!
Говорил мне приятель-психолог и о том, что если в подразделении, служит один единственный грузин, то из него можно воспитать незаменимого младшего командира, но если выходцев из солнечной республики двое или больше, глядя друг на друга, они превратятся в злостных нарушителей распорядка дня и воинской дисциплины. Рассказывал он и о том, что для построения работы с аварцами или другими представителями северокавказских народов решающим является личный авторитет и пример командира. Требует офицер от подчиненного-кавказца дисциплины и отличного знания военной специальности, значит сам должен быть образцом для подражания, а главное, при любых обстоятельствах сохранять достоинство, самоуважение, честность.
— Вон, Нестеренко жалуется, что служащие в его батальоне чеченцы совсем от рук отбились, землячество в части организовали! — возмущенно говорил офицер. — А почему он в течение стольких месяцев даже не желал выслушать их?! И как солдаты могут уважать своих командиров, если сам комбат беспробудно пьет и занимается рукоприкладством, его замполит тащит из части все, что под руку попадется, а остальные офицеры относятся к подчиненным как к забритым в армию крепостным?!
Небеспочвенную тревогу моего приятеля, к счастью, разделяли остальные должностные лица политотдела объединения, и это избавляло подчиненные части от нередких во многих других гарнизонах спорадических вспышек межнациональной напряженности, когда стена на стену друг против друга выходили десятки, а то и сотни представителей различных этносов. За восемь месяцев службы в отдаленном высокогорном гарнизоне я ни разу не оказался свидетелем сколько-нибудь серьезных волнений на национальной почве. Уверен: это было прямым результатом четко продуманной, детально спланированной и неплохо организованной работы тех офицеров, которые относились к выполнению собственных функциональных обязанностей не как к некой до смерти обрыдлой и раздражающей «обязаловке»…
Прощай, гарнизон!
Не без грусти прощался я с успевшим стать родным гарнизоном, который был вынужден покидать на основании указания политуправления округа, принявшего решение прикомандировать меня к одному из своих подразделений.
Признание моих скромных способностей на столь высоком уровне и неожиданное продвижение по службе, конечно, радовали и вселяли гордость, но Бог свидетель, я без особой охоты собирал свой немудреный солдатский скарб, готовясь к переезду в штаб округа. Древний, имеющий многовековую историю город, бывший столицей одной из союзных республик, разумеется, манил, но всеми забытый высокогорный гарнизон со своим истинно лунным пейзажем остался во мне навсегда. Пережитым — грустным и веселым. Сослуживцами — откровенными недругами и добрыми друзьями. Местными жителями — приветливыми, щедрыми, трудолюбивыми, немного наивными.
И даже спустя многие годы я старался выбраться в свой гарнизон и с особым интересом узнавал изредка поступающие оттуда новости. Это было тем более приятно, что я знал практически всех участников событий, которые мне становились известны. И когда мне как-то рассказали, что возмущенные из-за своих военных друзей шоферы городской автоколонны решили изменить географические условия их службы, я точно знал, кто именно стоял за всем этим.
Исправление «географической несправедливости»
Служба в высокогорном гарнизоне коренным образом отличается от той, протекающей в иных географических условиях. Специально для высокогорья разработаны даже особые нормативы боевой и физической подготовки, учитывающие, что на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря и от человека, и от техники требуется работа на пределе физических сил и заложенных конструкторами характеристик. Тому, кто сомневается в моих словах, искренне предлагаю подняться на указанную высоту и пробежать хотя бы метров сто. Не на время, а так, вялой рысцой. А потом прислушаться к собственным ощущениям, измерить пульс и кровяное давление, которые будут соответствовать показателям, снятым с того же человека после 3-х километрового кросса на равнине.
Командование Вооруженных сил, надо отметить, хорошо знало о повышенных нагрузках, которые испытывает организм военнослужащих в условиях высокогорья и компенсировало кислородное голодание и быструю утомляемость доступными средствами. Солдаты получали усиленное, «горное» питание и жили по распорядку дня, который показался бы райским их коллегам, проходящим службу в равнинных районах. Офицерам же выплачивалась 50-процентная надбавка к жалованию, а с какого-то времени год службы в части, расположенной на высоте свыше 1.500 метров над уровнем моря, засчитывался за полтора. Словом, все, казалось бы, было продумано и решено в интересах службы и несущих ее людей, да оказывается, не все.
Дело в том, что на расстоянии двух минут ходьбы от части, военнослужащие которой пользовались всеми положенными в условиях высокогорья льготами, располагалась еще одна часть, солдаты и офицеры которой никакими «горными» преимуществами не пользовались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35