— Веришь ли ты все ещё в то, что я служу Марию Лауру и убил Зачахара по его наущению?
— Нет. Ты сделал это по своей воле, ибо не мог поступить иначе. И я бы не хотел оказаться в твоей шкуре ни на день, ни на миг! Как можешь ты помнить и носить в себе все это? Я участвовал во многих битвах, но даже от собственных ран никогда не мучился так, как ты страдаешь от чужих…
— Хорошо. Я рад, что мы вновь стали добрыми товарищами, — промолвил Эврих, не чувствуя ничего, кроме усталости и безразличия ко всему на свете. Он прекрасно понимал, что рассказ капитана «Верволики» очень скоро дойдет до Амаши, и уж того-то никакими доводами не удастся убедить в том, что ему никогда не приходилось бывать в Саккареме и незачем было поступать на службу к тамошнему шаду. — А теперь не расскажешь ли ты мне о дующем каждое утро над Голубым озером ветре? И о дочери Газахлара, объявившейся в Городе Тысячи Храмов после девяти лет жизни на чужбине?..
Глава вторая. Торжище
Зародившееся у Эвриха подозрение, что Газахлар хочет попасть в Озерную крепость к определенному сроку, крепло день ото дня, и он почти не удивился, увидев сотни шатров, разбитых на берегу Голубого озера, подле селения, окруженного невысокими стенами из дерева и необожженного кирпича. Хитроумный оксар, разумеется, знал о Великом Торжище, на которое ежегодно съезжаются перед началом сезона дождей едва ли не все племена, кочующие в окрестностях Голубого озера. На седмицу между ними устанавливается перемирие, необходимое для совершения торговых сделок, заключения брачных союзов и улаживания тех вопросов, которые они почему-либо не смогли решить с помощью оружия. А претензий друг к другу у сакхов, ранталуков и равранталуков, айогов, мемфи и всех прочих было хоть отбавляй, чем Газахлар, судя по всему, рассчитывал воспользоваться для воплощения в жизнь своих далеко идущих планов.
Стяжательские замыслы владельца «Мраморного логова» не слишком интересовали Эвриха, зато возможность ознакомиться с жизнью и обычаями едва ли не дюжины кочевых племен привела его в восторг. Это была редкостная удача, и, пробродив весь первый вечер между шатрами айогов, мемфи, ихорачей и кочевых ранталуков, он завел множество полезнейших знакомств и узнал массу интереснейших вещей, которые следовало включить в «Дополнения». Присаживаясь к чужим кострам, аррант услышал много любопытного, но ещё больше сведений надеялся почерпнуть, обойдя Торжище при свете дня, наблюдая за тем, чем обмениваются, что продают и покупают скотоводы и люди из окрестных селений, занимающиеся рыболовством, земледелием и охотой.
Надеждам его, однако, сбыться было не суждено. Не будь Эврих ослеплен открывающимися перед ним перспективами, он бы наверняка сообразил, что Газахлар не преминет включить его в свои планы, попытавшись извлечь из присутствия в своем отряде заморского лекаря наибольшую выгоду. Но, опьяненный предвкушением завтрашней прогулки по Торжищу, ничего подобного аррант в мыслях не держал и потому легкомысленно отмахнулся от Тартунга, с мрачным видом изрекшего, что «ежели бы все выходило так, как мы задумываем, несчастных, коими свет полнится, было бы днем с огнем не сыскать».
Вспомнить зловещее Тартунгово предупреждение ему пришлось поутру, когда Аджам привел в шатер незнакомого старца с отнявшейся левой рукой и передал просьбу Газахлара оказать страждущему посильную помощь.
За старцем появился в сопровождении пяти обезъязычивших от собственного величия воинов маявшийся животом мальчишка, чей-то там сын. Затем ещё один очень важный бельмастый старик и три женщины, каждая со своим недугом. Двум из них Эврих посулил скорое выздоровление, если они будут точно следовать его наставлениям, а выслушав третью, пробормотал аррантскую пословицу, гласящую, что «слово — единственное лекарство, способное принести облегчение страдающей душе». Сильно сомневаясь в собственной способности отыскать нужные слова для совершенно незнакомого ему человека, он все же и тут попытался сделать все от него зависящее, мысленно проклиная Газахлара за то, что тот использует его для достижения собственных далеко не бескорыстных целей.
Распрощавшись с несчастной женщиной и снабдив её «могущественным оберегом» — лоскутом кожи, в который был зашит отполированный кусочек красного коралла, аррант уже собрался сбежать на Торжище, но тут в шатер, который они с Тартун-гом делили с шестью погонщиками ослов, заглянул Хамдан.
— Газахлар просит тебя отправиться с этим мальцом и осмотреть его отца, — промолвил бывший Эврихов телохранитель и, откинув полу шатра, указал на чумазого мальчишку, взиравшего на чужеземного белокожего лекаря с ужасом и надеждой. — Говорят, он совсем плох и уже не увидит звездного неба, — добавил Газахларов посланец прежде, чем аррант успел разразиться возмущенной речью, и был таков.
Проклиная все на свете, Эврих двинулся за перепуганным мальчуганом с твердым намерением нынче же высказать Газахлару все, что о нем думает, но стоило ему взглянуть на раненого, как мысли о коварном оксаре начисто улетучились из его головы. Черно-красная, воспалившаяся рана на распухшей голени мечущегося в жару мужчины выглядела наисквернейшим образом, а пахла и того хуже.
— Придется тебе, Тартунг, за пилой сбегать, — проворчал аррант, даже не пытаясь представить, что сделают с ним толпящиеся в шатре мужчины и женщины, узнав о намерении его лишить славного воина ноги.
Но ничего страшного, вопреки ожиданиям, не случилось. Были желто-зеленый гной, черная кровь, страшная вонь, хруст и скрежет, производимый металлом, вгрызавшимся в кости одурманенного маковым настоем скотовода из племени айогов. Был заливающий глаза пот, кривая, предательски выскальзывающая из пальцев игла, привычный, исцеляющий жар, поднимающийся от низа живота к горящим ладоням, и чувство облегчения, что все это наконец завершилось и теперь лишь от воли Всеблагого Отца Созидателя зависит, будет ли этот парень жить или же отправится в Прохладную Тень на свидание с прародителями.
Он смутно помнил, как пробирался сквозь невесть откуда взявшуюся у шатра толпу чернокожих, выкликавших что-то совершенно невразумительное, и начал как следует соображать, только обнаружив, что Тартунг тащит его к шатрам Газахларова отряда.
— Э, нет, братец! — воскликнул он, вырываясь из цепких мальчишеских рук. — Туда мы с тобой не пойдем! Сегодня я никому больше не помощник, и без того перед глазами туман плавает.
— Да ты не бойся! Ляжешь себе спать, а ежели кто припрется, так я просто из шатра выкину, и вся недолга! — уговаривал его Тартунг, однако Эврих-то знал, как непросто избавиться от людей, видящих в тебе последнюю надежду на спасение тех, кого они любят, тех, кому, по их мнению, ты обязан помочь, коль скоро это в твоих силах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110