— Ты пытаешься заставить меня признать, что ты потрясающий любовник и что я больше не надеюсь увидеть тебя разрезанным на куски и скормленным собакам — твоим братьям, вороватый пес. Он покачал головой.
— Ах, ты пытаешься вскружить мне голову ласковыми прозвищами, любовь моя. Нет, я не стараюсь заставить тебя что-либо признать, — добавил он, услышав за стенкой шатра рев ожидающего верблюда, и вытащил кинжал, который прятал у себя за поясом на спине: кинжал Ферхада, королевского агента из Шадизара. — Вот. Твой кинжал, госпожа моя.
— Но это не мой… Конан! В него… в него вставлены драгоценные камни… это рубин! Это, несомненно, два сапфира… может ли это быть изумруд?
— Может. А вот здесь, на клинке, может быть серебро. Вероятно, только ослабляет лезвие. Сомневаюсь, чтобы этот хорошенький прутик мог сильно пригодиться в качестве оружия, Спарана, — он был близок к смущению, что бы это ни было. — Но ты можешь продать его и купить целую бочку ножей, которые смогут резать и колоть. Вместе с какими-нибудь роскошными замбулийскими одеждами.
Она не отрывала взгляда от ножа, вновь и вновь поворачивая его в руках.
— О , этот прелестный камень — это же пелагерен, — бормотала она. Внезапно она подняла глаза, и Конану на мгновение показалось, что алчность сделала ее взгляд как будто стеклянным. Потом он осознал, что глаза были подернуты влагой. Испарана? Слезы?!! Ее рука стиснула украшенную камнями рукоять.
— Я никогда не продам этот подарок, Конан. Как ты мог подумать, что я сделаю это? Это подарок от тебя!
Конан сглотнул и почувствовал себя примерно так, словно его подвесили за большие пальцы рук.
— Ну… в конце концов, я украл его. Она улыбнулась ему.
— О Конан! Что же еще, как же еще такие, как мы с тобой, могут приобрести что бы то ни было? Мы с Карамеком оба были ворами в Замбуле; разве ты этого не знал? Вот поэтому Актер-хан послал нас так далеко на север, чтобы вернуть себе Глаз, который похитил Хисарр Зул. Если бы он пообещал нам только, что нам не отрубят руки, — потому что нас поймали, и таковым должно быть наказание, — мы бы не стали трудиться. Нам было обещано полное прощение, видишь ли, и никаких сообщений Турану, у которого везде есть свои агенты, и награда по возвращении в Замбулу, достаточная для того, чтобы у нас не было нужды воровать снова.
— Ну что ж, — признал Конан, — ты украла его у старого Хисарр Зула, а не я. Я был тем, кого он поймал!
Она рассмеялась и внезапно сжала его в объятиях.
— О Конан, дорогой, неужели ты думаешь, я поверю, что подарок от тебя будет куплен за деньги?!
— Лучше назови меня шелудивым псом или свиньей-варваром, или… даже гадюкой, — обеспокоено сказал Конан. — Я привык слышать от тебя такие обращения.
Она, все еще прижимаясь к нему, тихо сказала:
— Конан…
Он высвободился из ее объятий и повернулся к отвернутому пологу шатра.
— Идем, Испарана. Наш эскорт на верблюдах ждет нас. И хан Замбулы тоже… и награда, достаточная для того, чтобы у нас не было нужды воровать снова. А после этого… самая большая комната в самой большой таверне Замбулы?
— Да, — вскричала она с горящими глазами. — Самая большая, в Королевской Таверне Турана, для господина Конана и его… для госпожи Килии?
И они, смеясь, вышли на солнце.
13. ЗАМБУЛА
Воины на верблюдах первыми заметили людей на лошадях — или одного из них.
Мгновение спустя— после того, как шанки испустил крик и указал на приближающегося всадника, чей шлем сверкал на солнце, этот всадник придержал лошадь. Шанки тоже остановились, меньше чем в миле от человека на коне, в котором легко было узнать одетого в мундир солдата. Они увидели, как он поднес к губам медную трубу, и услышали, как он затрубил в нее. Словно в ответ вдали, слева от него, раздался звук другой трубы. За ней последовали третья, справа, и потом еще одна, гораздо дальше. И еще одна.
Хаджимен поднял руку вертикально вверх. Его люди-и двое всадников на лошадях, которых они сопровождали, — придвинулись ближе к его дромадеру.
— Будьте готовы к атаке или к сражению, — приказал он, — и без моей команды ничего не делайте, только двигайтесь вперед — шагом.
Конану и Испаране пришлось подождать, пока десять шанки не подтвердили вслух получение приказа. Потом одиннадцать верблюдов и восемнадцать лошадей зашагали вперед по сверкающему песку.
Несколько минут спустя всадники в шлемах и желтых кушаках, подтянувшись, взяли их в клещи, и они оказались в окружении солдат.
— Замбулийцы, — пробормотал Хаджимен. — Стойте. Ничего не делайте без моей команды.
— Привет, шанки! — воскликнул командир всадников.
Хаджимен с высоты своего дромадера оглядел каждого из двадцати солдат и не увидел вынутого из ножен оружия или арбалетов с натянутой тетивой. Он поднял правую руку.
— Хаджимен, сын Ахимена, Хана шанки, приветствует воинов Хана замбулийцев, — произнес он как нельзя более звучным голосом. — Знает ли Хан замбулийцев, что мы едем к нему, чтобы обменять лошадей на рыночной площади?
Конан прислушивался к тому, как голос Хаджимена, выходящий из его диафрагмы, уходит в пустыню и теряется в ней.
— Если эти двое с вами — Испарана из Замбулы и ее спутник, то мы посланы сопровождать их.
— Я Испарана!
Конан послал вперед коня, которого он, как и обещал ему, назвал теперь Шагающим по Барханам.
— Я Конан, киммериец. Я еду вместе с Испараной из Замбулы. Как ваш хан узнал, что мы приближаемся?
— Я не знаю, э-э, Конан. Он сказал нам, что это так, хоть и не назвал нам твоего имени, только ее. Он послал нас проводить вас в город и ко двору.
— Очень любезно со стороны вашего хана, — слегка забавляясь, сказал Конан. — Эти шанки тоже нас сопровождают. У тебя есть имя?
— Я Иабиз, префект. А это с тобой Испарана из Замбулы?
— Я сказала, что это я, Иабиз, и я тебя знаю, — крикнула она. — Мы привезли то, что желает Актер-хан.
— Хорошо. Твоим людям, шанки Хаджимен, нет нужды ехать до самой Замбулы, — у этого большеносого типа было лицо, как у хищной птицы.
— О нет, мы поедем, — сказал Хаджимен, оглядываясь вокруг. — Так много всадников, чтобы сопровождать двоих! Конан и Испарана — наши друзья, и наш хан поручил нам проводить их в лагерь замбулийцев. И мы едем менять лошадей, ты не забыл?
Замбулийский префект поднял палец и почесал подбородок в том месте, где его борода раздваивалась. Он сидел, чуть наклонившись вперед, и было заметно, что у него начинает расти брюшко. Так он восседал на своей крупной гнедой лошади и жевал усы, размышляя.
— Что ж, тогда, наверное, мы должны ехать все вместе. Мы получили подобное же поручение от нашего хана.
— Мы будем счастливы, если воины Хана замбулийцев присоединятся к нам,
— сказал Хаджимен, не проявляя при этом абсолютно никакого энтузиазма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Ах, ты пытаешься вскружить мне голову ласковыми прозвищами, любовь моя. Нет, я не стараюсь заставить тебя что-либо признать, — добавил он, услышав за стенкой шатра рев ожидающего верблюда, и вытащил кинжал, который прятал у себя за поясом на спине: кинжал Ферхада, королевского агента из Шадизара. — Вот. Твой кинжал, госпожа моя.
— Но это не мой… Конан! В него… в него вставлены драгоценные камни… это рубин! Это, несомненно, два сапфира… может ли это быть изумруд?
— Может. А вот здесь, на клинке, может быть серебро. Вероятно, только ослабляет лезвие. Сомневаюсь, чтобы этот хорошенький прутик мог сильно пригодиться в качестве оружия, Спарана, — он был близок к смущению, что бы это ни было. — Но ты можешь продать его и купить целую бочку ножей, которые смогут резать и колоть. Вместе с какими-нибудь роскошными замбулийскими одеждами.
Она не отрывала взгляда от ножа, вновь и вновь поворачивая его в руках.
— О , этот прелестный камень — это же пелагерен, — бормотала она. Внезапно она подняла глаза, и Конану на мгновение показалось, что алчность сделала ее взгляд как будто стеклянным. Потом он осознал, что глаза были подернуты влагой. Испарана? Слезы?!! Ее рука стиснула украшенную камнями рукоять.
— Я никогда не продам этот подарок, Конан. Как ты мог подумать, что я сделаю это? Это подарок от тебя!
Конан сглотнул и почувствовал себя примерно так, словно его подвесили за большие пальцы рук.
— Ну… в конце концов, я украл его. Она улыбнулась ему.
— О Конан! Что же еще, как же еще такие, как мы с тобой, могут приобрести что бы то ни было? Мы с Карамеком оба были ворами в Замбуле; разве ты этого не знал? Вот поэтому Актер-хан послал нас так далеко на север, чтобы вернуть себе Глаз, который похитил Хисарр Зул. Если бы он пообещал нам только, что нам не отрубят руки, — потому что нас поймали, и таковым должно быть наказание, — мы бы не стали трудиться. Нам было обещано полное прощение, видишь ли, и никаких сообщений Турану, у которого везде есть свои агенты, и награда по возвращении в Замбулу, достаточная для того, чтобы у нас не было нужды воровать снова.
— Ну что ж, — признал Конан, — ты украла его у старого Хисарр Зула, а не я. Я был тем, кого он поймал!
Она рассмеялась и внезапно сжала его в объятиях.
— О Конан, дорогой, неужели ты думаешь, я поверю, что подарок от тебя будет куплен за деньги?!
— Лучше назови меня шелудивым псом или свиньей-варваром, или… даже гадюкой, — обеспокоено сказал Конан. — Я привык слышать от тебя такие обращения.
Она, все еще прижимаясь к нему, тихо сказала:
— Конан…
Он высвободился из ее объятий и повернулся к отвернутому пологу шатра.
— Идем, Испарана. Наш эскорт на верблюдах ждет нас. И хан Замбулы тоже… и награда, достаточная для того, чтобы у нас не было нужды воровать снова. А после этого… самая большая комната в самой большой таверне Замбулы?
— Да, — вскричала она с горящими глазами. — Самая большая, в Королевской Таверне Турана, для господина Конана и его… для госпожи Килии?
И они, смеясь, вышли на солнце.
13. ЗАМБУЛА
Воины на верблюдах первыми заметили людей на лошадях — или одного из них.
Мгновение спустя— после того, как шанки испустил крик и указал на приближающегося всадника, чей шлем сверкал на солнце, этот всадник придержал лошадь. Шанки тоже остановились, меньше чем в миле от человека на коне, в котором легко было узнать одетого в мундир солдата. Они увидели, как он поднес к губам медную трубу, и услышали, как он затрубил в нее. Словно в ответ вдали, слева от него, раздался звук другой трубы. За ней последовали третья, справа, и потом еще одна, гораздо дальше. И еще одна.
Хаджимен поднял руку вертикально вверх. Его люди-и двое всадников на лошадях, которых они сопровождали, — придвинулись ближе к его дромадеру.
— Будьте готовы к атаке или к сражению, — приказал он, — и без моей команды ничего не делайте, только двигайтесь вперед — шагом.
Конану и Испаране пришлось подождать, пока десять шанки не подтвердили вслух получение приказа. Потом одиннадцать верблюдов и восемнадцать лошадей зашагали вперед по сверкающему песку.
Несколько минут спустя всадники в шлемах и желтых кушаках, подтянувшись, взяли их в клещи, и они оказались в окружении солдат.
— Замбулийцы, — пробормотал Хаджимен. — Стойте. Ничего не делайте без моей команды.
— Привет, шанки! — воскликнул командир всадников.
Хаджимен с высоты своего дромадера оглядел каждого из двадцати солдат и не увидел вынутого из ножен оружия или арбалетов с натянутой тетивой. Он поднял правую руку.
— Хаджимен, сын Ахимена, Хана шанки, приветствует воинов Хана замбулийцев, — произнес он как нельзя более звучным голосом. — Знает ли Хан замбулийцев, что мы едем к нему, чтобы обменять лошадей на рыночной площади?
Конан прислушивался к тому, как голос Хаджимена, выходящий из его диафрагмы, уходит в пустыню и теряется в ней.
— Если эти двое с вами — Испарана из Замбулы и ее спутник, то мы посланы сопровождать их.
— Я Испарана!
Конан послал вперед коня, которого он, как и обещал ему, назвал теперь Шагающим по Барханам.
— Я Конан, киммериец. Я еду вместе с Испараной из Замбулы. Как ваш хан узнал, что мы приближаемся?
— Я не знаю, э-э, Конан. Он сказал нам, что это так, хоть и не назвал нам твоего имени, только ее. Он послал нас проводить вас в город и ко двору.
— Очень любезно со стороны вашего хана, — слегка забавляясь, сказал Конан. — Эти шанки тоже нас сопровождают. У тебя есть имя?
— Я Иабиз, префект. А это с тобой Испарана из Замбулы?
— Я сказала, что это я, Иабиз, и я тебя знаю, — крикнула она. — Мы привезли то, что желает Актер-хан.
— Хорошо. Твоим людям, шанки Хаджимен, нет нужды ехать до самой Замбулы, — у этого большеносого типа было лицо, как у хищной птицы.
— О нет, мы поедем, — сказал Хаджимен, оглядываясь вокруг. — Так много всадников, чтобы сопровождать двоих! Конан и Испарана — наши друзья, и наш хан поручил нам проводить их в лагерь замбулийцев. И мы едем менять лошадей, ты не забыл?
Замбулийский префект поднял палец и почесал подбородок в том месте, где его борода раздваивалась. Он сидел, чуть наклонившись вперед, и было заметно, что у него начинает расти брюшко. Так он восседал на своей крупной гнедой лошади и жевал усы, размышляя.
— Что ж, тогда, наверное, мы должны ехать все вместе. Мы получили подобное же поручение от нашего хана.
— Мы будем счастливы, если воины Хана замбулийцев присоединятся к нам,
— сказал Хаджимен, не проявляя при этом абсолютно никакого энтузиазма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60