Нужен запас времени для исправления ошибки.
Здесь ввязалась миссис Уилленс. Она была по рождению австралийкой, высокая смазливая брюнетка с глазами, одновременно выражавшими насмешку и практичность, с широким ртом.
– Мой муж налетал четыреста часов, пилотируя «С-47», – сказала она. – Он знает, о чем говорит. – Ее французский выговор был лучше, чем у мужа.
Кинк улыбнулся ей галантно.
– Я уверен, что это так, мадам. Я полагаю, что все мы знаем, о чем говорим. Я совершенно уверен.
– Если мы дозаправимся в Ялинге, риска будет меньше, – упорствовал Уилленс.
– Мы ничем не рискуем, летя напрямик. Уилленс обратился к Гутару:
– Что ты скажешь, Гутар? Ты ведь кое-что соображаешь в самолетах.
– Только то, как прыгать из них, – ответил, подмигнув, он. Мадам Барьер рассмеялась. Она была маленького роста, коренастая, с мальчишеским лицом. Рассмеялась она очень громко, что сразу немного снизило напряженность. Кинк этим тут же воспользовался.
– Все, у кого сдают нервы, могут запастись парашютом, – бросил он небрежно.
Уилленс и его жена не засмеялись. Я присоединился к смеющимся, хотя мои симпатии были на стороне Уилленса. Он стоял на своем.
– Лично я предпочитаю вынужденную посадку в заросли, – сказал он и снова взглянул на Кинка. – Что плохого в дозаправке?
– То, что в ней нет необходимости.
– Это по вашему мнению.
– Именно так. – Лицо Кинка посуровело. – И только мое мнение имеет значение. Могу добавить, что, если бы была желательна дозаправка в Ялинге или еще где-либо, мы не летели бы через Аршамбо.
– Но куда мы летим? – хотел знать Барьер. – Что за тайны? Все равно мы рано или поздно узнаем.
– Мне хотелось бы, чтобы это случилось поздно. Когда в этом наступит необходимость. – Он холодно оглядел всех нас. – Нет нужды объяснять служащим безопасности, что не следует им много болтать, и я должен вам также напомнить: в дисциплинированном подразделении приказы не подлежат обсуждению. – Кинк поднялся. – Мы вылетаем рано утром. Советую вам побольше поспать. Доброй ночи.
Слегка поклонившись женщинам, он ушел.
Последовало краткое молчание, потом Барьер издал языком непочтительный хлопающий звук.
Кое-кто фыркнул, но комментариев не последовало. Рейс достал бутылку виски и пустил ее по кругу. Выпив, мы разошлись спать.
Нас с Гутаром поселили в одной комнате.
– Ну, – сказал он, раздеваясь, – что ты на все это скажешь?
– Даже не знаю, что подумать. Пожалуй, Уилленс знает, о чем говорит, и он не похож на паникера. Хотя сегодня было о чем поволноваться.
– Но мы все-таки долетели, и даже с запасом горючего. Не забывай, я посмотрел досье на Кинка. Он не производит впечатление человека, готового попусту рисковать.
Меня так и подмывало сказать, что я не хочу никакого риска, нужного или ненужного, но это прозвучало бы как-то не по-солдатски. Вместо этого я высказал первую мысль, пришедшую мне на ум:
– Может быть, он просто темнит.
– Что ты имеешь в виду?
Я и сам не знал, что имею в виду, и пришлось быстренько изобретать ответ. Я долго и старательно стягивал брюки, чтобы выиграть время.
– Видишь ли, – сказал я наконец, – он толковал о необходимости знать и заявил, что предпочитает, чтобы мы узнали о месте назначения лучше поздно, чем рано.
– Ну и что?
– Спрашивается, почему? В чем, собственно, риск? Ведь мы же летим одной группой. С кем мы можем общаться, как не друг с другом?
– И стены имеют уши. Нас могут подслушать. Ты это имеешь в виду?
– Не совсем. – Я пытался сделать вид, что продолжаю начатую нить рассуждения, тогда как мне пришла в голову совсем другая мысль. – У нас на самолете оружие, – сказал я.
– Конечно. Я не слепой. Легкие автоматические винтовки и автоматы – личное оружие. Что с этого?
– Мы везем также минометы, – добавил я. – Это не личное оружие. Нет сомнения, здешняя служба безопасности, так же как и таможенники, обнаружили это. Им, наверное, очень интересно знать пункт назначения оружия.
– Ну и что?
– Это значит, они очень заинтересованы и в пункте нашего назначения. Мы – вооруженный отряд. Предположим, они решат допросить нас поодиночке. Это им ничего не стоит. Что получится? Если бы мы действительно знали пункт нашего назначения и стали врать по этому поводу, они бы скоро нас засекли. Даже если повторять одну и ту же ложь, кто-нибудь из нас может расколоться. Врать во время допроса не так-то легко, как думают некоторые. А сейчас нам не нужно врать. Все, что мы знаем, – летим в Аршамбо в Чаде, это подтверждают визы в наших паспортах. Нам не о чем врать.
Гутар сидел, ухмыляясь, на кровати, волосатый, совершенно голый. Он не знал, что такое стыд.
– Однажды разведчик – всегда разведчик? – Он был мной доволен.
Я пожал плечами и отвернулся.
– Это все само очевидно, если только хорошо подумать.
– Да, – он подлез под противомоскитную сетку, – немудрено, что Кинк не заинтересован в дозаправке.
– Что ты хочешь сказать?
– Если то, что ты предположил, правда, то я тогда согласен – остальное самоочевидно. В дозаправке нет нужды, потому что мы летим не в Чад, а гораздо ближе. Может быть, мы летим даже не в том направлении. Как только мы выберемся из этого района, можно взять курс куда угодно.
– Куда угодно Кинку и СММАК, имеется в виду.
– Это то же самое, не так ли?
– Наверное, так.
Но в действительности я не думал, что это одно и то же. И это не было одно и то же.
Глава II
Как я и предсказывал, суданские чиновники в аэропорту действительно всерьез над нами поработали, прежде чем дать добро на продолжение полета в Чад. Нам даже пришлось вывернуть карманы. Они были вежливы, но чрезвычайно противны: наверняка их выучили англичане.
Впрочем, как предсказал Гутар, мы не направились в Чад. Через двадцать минут после взлета Кинк пустил по кругу послание, написанное на фирменном листке СММАК.
В нем говорилось: «Просьба ознакомиться и передать дальше. План полета изменен. В посадке в Аршамбо нет необходимости. Приблизительная продолжительность полета четыре с половиной часа. Все разъяснения позже».
Я передал листок Уилленсу. Он взглянул на него и скорчил недовольную гримасу. Наверняка он подумал, что накануне вечером свалял дурака. Я ему сочувственно улыбнулся. В конце концов, он был уверен, что защищает интересы всех нас, и мне понравилось, как он отстаивал свое мнение. Он не привык иметь дело с хитрыми подлецами вроде Кинка, подумалось мне.
Вместо завтрака нам дали разъяснения.
Они были в форме трех размноженных на ротаторе листков, по экземпляру каждому из нас. Кинк достал их откуда-то из тайника в кабине экипажа. В них содержалось подробное описание места нашего назначения.
Здесь я хочу внести ясность. Хотя я собираюсь совершенно откровенно рассказать, что произошло, я не могу компрометировать себя, сообщив, где происходили описываемые события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Здесь ввязалась миссис Уилленс. Она была по рождению австралийкой, высокая смазливая брюнетка с глазами, одновременно выражавшими насмешку и практичность, с широким ртом.
– Мой муж налетал четыреста часов, пилотируя «С-47», – сказала она. – Он знает, о чем говорит. – Ее французский выговор был лучше, чем у мужа.
Кинк улыбнулся ей галантно.
– Я уверен, что это так, мадам. Я полагаю, что все мы знаем, о чем говорим. Я совершенно уверен.
– Если мы дозаправимся в Ялинге, риска будет меньше, – упорствовал Уилленс.
– Мы ничем не рискуем, летя напрямик. Уилленс обратился к Гутару:
– Что ты скажешь, Гутар? Ты ведь кое-что соображаешь в самолетах.
– Только то, как прыгать из них, – ответил, подмигнув, он. Мадам Барьер рассмеялась. Она была маленького роста, коренастая, с мальчишеским лицом. Рассмеялась она очень громко, что сразу немного снизило напряженность. Кинк этим тут же воспользовался.
– Все, у кого сдают нервы, могут запастись парашютом, – бросил он небрежно.
Уилленс и его жена не засмеялись. Я присоединился к смеющимся, хотя мои симпатии были на стороне Уилленса. Он стоял на своем.
– Лично я предпочитаю вынужденную посадку в заросли, – сказал он и снова взглянул на Кинка. – Что плохого в дозаправке?
– То, что в ней нет необходимости.
– Это по вашему мнению.
– Именно так. – Лицо Кинка посуровело. – И только мое мнение имеет значение. Могу добавить, что, если бы была желательна дозаправка в Ялинге или еще где-либо, мы не летели бы через Аршамбо.
– Но куда мы летим? – хотел знать Барьер. – Что за тайны? Все равно мы рано или поздно узнаем.
– Мне хотелось бы, чтобы это случилось поздно. Когда в этом наступит необходимость. – Он холодно оглядел всех нас. – Нет нужды объяснять служащим безопасности, что не следует им много болтать, и я должен вам также напомнить: в дисциплинированном подразделении приказы не подлежат обсуждению. – Кинк поднялся. – Мы вылетаем рано утром. Советую вам побольше поспать. Доброй ночи.
Слегка поклонившись женщинам, он ушел.
Последовало краткое молчание, потом Барьер издал языком непочтительный хлопающий звук.
Кое-кто фыркнул, но комментариев не последовало. Рейс достал бутылку виски и пустил ее по кругу. Выпив, мы разошлись спать.
Нас с Гутаром поселили в одной комнате.
– Ну, – сказал он, раздеваясь, – что ты на все это скажешь?
– Даже не знаю, что подумать. Пожалуй, Уилленс знает, о чем говорит, и он не похож на паникера. Хотя сегодня было о чем поволноваться.
– Но мы все-таки долетели, и даже с запасом горючего. Не забывай, я посмотрел досье на Кинка. Он не производит впечатление человека, готового попусту рисковать.
Меня так и подмывало сказать, что я не хочу никакого риска, нужного или ненужного, но это прозвучало бы как-то не по-солдатски. Вместо этого я высказал первую мысль, пришедшую мне на ум:
– Может быть, он просто темнит.
– Что ты имеешь в виду?
Я и сам не знал, что имею в виду, и пришлось быстренько изобретать ответ. Я долго и старательно стягивал брюки, чтобы выиграть время.
– Видишь ли, – сказал я наконец, – он толковал о необходимости знать и заявил, что предпочитает, чтобы мы узнали о месте назначения лучше поздно, чем рано.
– Ну и что?
– Спрашивается, почему? В чем, собственно, риск? Ведь мы же летим одной группой. С кем мы можем общаться, как не друг с другом?
– И стены имеют уши. Нас могут подслушать. Ты это имеешь в виду?
– Не совсем. – Я пытался сделать вид, что продолжаю начатую нить рассуждения, тогда как мне пришла в голову совсем другая мысль. – У нас на самолете оружие, – сказал я.
– Конечно. Я не слепой. Легкие автоматические винтовки и автоматы – личное оружие. Что с этого?
– Мы везем также минометы, – добавил я. – Это не личное оружие. Нет сомнения, здешняя служба безопасности, так же как и таможенники, обнаружили это. Им, наверное, очень интересно знать пункт назначения оружия.
– Ну и что?
– Это значит, они очень заинтересованы и в пункте нашего назначения. Мы – вооруженный отряд. Предположим, они решат допросить нас поодиночке. Это им ничего не стоит. Что получится? Если бы мы действительно знали пункт нашего назначения и стали врать по этому поводу, они бы скоро нас засекли. Даже если повторять одну и ту же ложь, кто-нибудь из нас может расколоться. Врать во время допроса не так-то легко, как думают некоторые. А сейчас нам не нужно врать. Все, что мы знаем, – летим в Аршамбо в Чаде, это подтверждают визы в наших паспортах. Нам не о чем врать.
Гутар сидел, ухмыляясь, на кровати, волосатый, совершенно голый. Он не знал, что такое стыд.
– Однажды разведчик – всегда разведчик? – Он был мной доволен.
Я пожал плечами и отвернулся.
– Это все само очевидно, если только хорошо подумать.
– Да, – он подлез под противомоскитную сетку, – немудрено, что Кинк не заинтересован в дозаправке.
– Что ты хочешь сказать?
– Если то, что ты предположил, правда, то я тогда согласен – остальное самоочевидно. В дозаправке нет нужды, потому что мы летим не в Чад, а гораздо ближе. Может быть, мы летим даже не в том направлении. Как только мы выберемся из этого района, можно взять курс куда угодно.
– Куда угодно Кинку и СММАК, имеется в виду.
– Это то же самое, не так ли?
– Наверное, так.
Но в действительности я не думал, что это одно и то же. И это не было одно и то же.
Глава II
Как я и предсказывал, суданские чиновники в аэропорту действительно всерьез над нами поработали, прежде чем дать добро на продолжение полета в Чад. Нам даже пришлось вывернуть карманы. Они были вежливы, но чрезвычайно противны: наверняка их выучили англичане.
Впрочем, как предсказал Гутар, мы не направились в Чад. Через двадцать минут после взлета Кинк пустил по кругу послание, написанное на фирменном листке СММАК.
В нем говорилось: «Просьба ознакомиться и передать дальше. План полета изменен. В посадке в Аршамбо нет необходимости. Приблизительная продолжительность полета четыре с половиной часа. Все разъяснения позже».
Я передал листок Уилленсу. Он взглянул на него и скорчил недовольную гримасу. Наверняка он подумал, что накануне вечером свалял дурака. Я ему сочувственно улыбнулся. В конце концов, он был уверен, что защищает интересы всех нас, и мне понравилось, как он отстаивал свое мнение. Он не привык иметь дело с хитрыми подлецами вроде Кинка, подумалось мне.
Вместо завтрака нам дали разъяснения.
Они были в форме трех размноженных на ротаторе листков, по экземпляру каждому из нас. Кинк достал их откуда-то из тайника в кабине экипажа. В них содержалось подробное описание места нашего назначения.
Здесь я хочу внести ясность. Хотя я собираюсь совершенно откровенно рассказать, что произошло, я не могу компрометировать себя, сообщив, где происходили описываемые события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52