А Розка-буфетчица подмигивает: действительно, мол, сотенной… Доволокла я Евгения домой. Свалился как мёртвый. Пусть, думаю, поспит, а утречком я его поспрашаю… А у самой нейдёт из головы насчёт сотенной. Не связался ли он с какой шпаной…
— Вы его друзей хорошо знаете?
— Ага. Только какие они друзья? Просто пьют вместе… Значит, сходила я нонче утром на рынок, редиски продала, лучку зеленого. Кормиться же надо. Прихожу, постель Евгения прибрана. Слышу, в комнате Миши разговаривают. Стаканами звенят. Подумала, что гости, потому как с Женькой я квартиранту пить строго-настрого запретила. И Михаил уговора того нашего держался. Прислушалась я. Батюшки, с моим пьёт! Впервой это случилось, товарищ начальник. Хотела я зайти, да слышу, о каких-то деньгах говорят. Квартирант втолковывает Женьке, что, мол, деньги он сам делает. И Евгения в напарники зовёт. Я так и обмерла. А в голову стукнуло: вона откуда у моего Женьки вчера сотенная была…
— Расскажите, пожалуйста, подробнее и точнее, что говорил Луговой?
Шатрова приложила пальцы к губам, задумалась.
— Простите, товарищ начальник, меня, старую, не все разобрала. Но то, что деньги не настоящие, помню… Ну, я тут же до вас подалась. Чего греха таить, пристрастился Евгений к водке, но дойти до уголовщины — никак нельзя допустить…
— Луговой давно снимает у вас комнату?
— Да с месяц.
— Вы знали его до этого?
— Совсем не знала. Нездешний он.
— Паспорт проверяли?
— Без этого нельзя… Посмотрела.
— А прописку?
Старушка растерянно посмотрела на майора.
— Простите, товарищ начальник, забыла, старая, эту самую прописку посмотреть…
— Нехорошо, конечно… Не говорил ли он вам, зачем в Зорянск приехал?
— Да я и не интересовалась. Неудобно. Миша — человек культурный, вежливый. Главное — непьющий…
— Вам его кто-нибудь рекомендовал? — спросил Никулин.
— Нет. Ходил, говорит, по посёлку, спрашивал, у кого комнату можно снять. Указали на меня.
…После старухи в кабинет попросили сына. Зашёл парень лет тридцати. С помятой, опухшей физиономией. Выцветшие до белизны хлопчатобумажные брюки не доходили до щиколоток. Но были чисты и отглажены. Как и дешёвая ситцевая рубашка. На босых ногах — сандалии с одним оторванным ремешком переплёта. По комнате разлился запах тройного одеколона.
Садился на стул он осторожно. Сев, подозрительно покачнулся.
— Я сам показал, товарищ начальник, где чемоданчик. Как только Мишка Луговой сказал мне, что деньги фальшивые, я потихоньку его в голубятню спрятал. Чтоб Мишка не сбег от милиции…
— А почему сразу не заявили? — строго спросил майор.
Шатров покрутил в воздухе рукой:
— Это самое, проверить надо было. Мишка мне мозги крутил, что он тут из-за девки. Так я и поверил… Проверить его надо было… Я сразу показал, где чемоданчик. Спросите у товарища старшего лейтенанта… Как только Мишка сказал, я спрятал. На голубятню. Никто бы не нашёл…
— Ты вчера в буфете расплачивался сотней? — остановил сумбурный поток слов Шатрова начальник милиции.
Шатров показал два пальца.
— Двумя? — уточнил Никулин.
— Две бутылки взяли. С-с… — Он мотнул головой. — С-с-столового…
— Ты же говоришь, что деньги фальшивые?
Шатров, расплывшись в глупой улыбке, кивнул.
— Мишка сказал — фальшивые. Вот я и решил проверить. Розка отпустила вина… Подлец Мишка, подлец настоящий. Но я его прижучил. Денежки припрятал…
И тут я окончательно убедился, что Шатров пьян.
— Одну минуточку, — не вытерпел я. — Выйдите, Шатров.
Тот мотнул головой, ни слова не говоря, поднялся и осторожно, боясь пошатнуться, вышел.
— Он же еле на ногах держится! — сказал я майору, когда за парнем закрылась дверь.
— Вижу, — досадливо поморщился Никулин. И через секретаря вызвал сержанта милиции. — Что вы, порядок не знаете?
Сержант вытянулся в струнку.
— Вам известно, что с пьяных показаний не берут?
— Товарищ майор, — оправдывался сержант, — он уже пришёл в себя, когда мы кончили обыск… Может, выпил незаметно…
— Когда вы его везли, видели, что он лыка не вяжет? — гремел майор.
— Никак нет, — все больше краснел сержант. — Правда, я ещё обратил внимание, что от него тройным одеколоном несёт. Может, употребил? Там, в комнате Лугового, был флакон…
— Не знаю, сержант, — хмуро сказал майор. — Не знаю, одеколон ли, керосин ли, но свидетель пьяный. Делаю вам замечание. Можете идти.
Сержант вышел.
— Лугового взяли? — спросил я.
— Нет, — ответил Никулин. — Приехали, его не было…
— А где нашли деньги?
— На чердаке, в голубятне. Место действительно указал Шатров. Пьяный, а указал.
— Кто производил обыск?
— Старший лейтенант Коршунов.
— А, Юрий Александрович.
— Он. Пытаемся найти этого самого квартиранта. На обыск поехали сразу же, как только пришла Шатрова. Сын её спал. На столе ещё закуски были, недопитая водка. А Луговой исчез.
Никулин достал сотенный билет из чемоданчика. Повертел его, покачал головой.
— Не поймёшь, настоящая или фальшивая.
Я тоже невольно взял одну из купюр. Посмотрел на свет. Водяные знаки, разные линии, звёздочки…
В чемоданчике были только сотни и пятидесятки.
— Держите меня в курсе, Борис Борисович, — попросил я, поднимаясь.
— Конечно, Захар Петрович, — откликнулся Никулин.
Следующий день опять начался жарко. Той сухой жарой, которая не предвещает ни дождя, ни грозы.
С утра позвонила какая-то возмущённая гражданка и пожаловалась, что у неё не приняли в кассе гастронома двадцатипятирублевую бумажку. Я был крайне удивлён, почему она звонит мне, и посоветовал обратиться в дирекцию магазина.
Не успел я положить трубку, как ко мне приехал майор Никулин.
— Луговой так и не объявился, — доложил он. — Хотя за домом мы ведём наблюдение, но, по-моему, он не появится. Наверное, заподозрил что-то неладное и смылся.
— Если не он, может, кто-либо другой появится…
— Шатрова уверяет, что к нему никто ни разу не приходил.
— Какие данные вы имеете о Луговом? — спросил я.
— Пока только фамилию, имя и отчество. Да ещё словесный портрет. Приметный парень. Говорят, высокий, интересный. Чёрные волосы, голубые глаза. И ещё яркая примета — в чубе белая, как бы седая, пигментированная прядь…
— А как с деньгами?
— Послали на экспертизу несколько купюр. Ребята из научно-технического отдела работают над чемоданчиком.
— Отпечатки пальцев есть?
Никулин развёл руками:
— Такая история, Захар Петрович. Бабку не успели предупредить, так она всю посуду вымыла, что оставалась на столе после выпивки Лугового с Евгением Шатровым…
— А насчёт той сотенной, которую Шатров оставил в буфете? — задал я вопрос.
— Разговаривал и с буфетчицей, — ответил майор. — Деньги сданы инкассатору. Найти след сторублевки не удалось. Настоящая она или фальшивая, не известно…
Никулин скоро ушёл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Вы его друзей хорошо знаете?
— Ага. Только какие они друзья? Просто пьют вместе… Значит, сходила я нонче утром на рынок, редиски продала, лучку зеленого. Кормиться же надо. Прихожу, постель Евгения прибрана. Слышу, в комнате Миши разговаривают. Стаканами звенят. Подумала, что гости, потому как с Женькой я квартиранту пить строго-настрого запретила. И Михаил уговора того нашего держался. Прислушалась я. Батюшки, с моим пьёт! Впервой это случилось, товарищ начальник. Хотела я зайти, да слышу, о каких-то деньгах говорят. Квартирант втолковывает Женьке, что, мол, деньги он сам делает. И Евгения в напарники зовёт. Я так и обмерла. А в голову стукнуло: вона откуда у моего Женьки вчера сотенная была…
— Расскажите, пожалуйста, подробнее и точнее, что говорил Луговой?
Шатрова приложила пальцы к губам, задумалась.
— Простите, товарищ начальник, меня, старую, не все разобрала. Но то, что деньги не настоящие, помню… Ну, я тут же до вас подалась. Чего греха таить, пристрастился Евгений к водке, но дойти до уголовщины — никак нельзя допустить…
— Луговой давно снимает у вас комнату?
— Да с месяц.
— Вы знали его до этого?
— Совсем не знала. Нездешний он.
— Паспорт проверяли?
— Без этого нельзя… Посмотрела.
— А прописку?
Старушка растерянно посмотрела на майора.
— Простите, товарищ начальник, забыла, старая, эту самую прописку посмотреть…
— Нехорошо, конечно… Не говорил ли он вам, зачем в Зорянск приехал?
— Да я и не интересовалась. Неудобно. Миша — человек культурный, вежливый. Главное — непьющий…
— Вам его кто-нибудь рекомендовал? — спросил Никулин.
— Нет. Ходил, говорит, по посёлку, спрашивал, у кого комнату можно снять. Указали на меня.
…После старухи в кабинет попросили сына. Зашёл парень лет тридцати. С помятой, опухшей физиономией. Выцветшие до белизны хлопчатобумажные брюки не доходили до щиколоток. Но были чисты и отглажены. Как и дешёвая ситцевая рубашка. На босых ногах — сандалии с одним оторванным ремешком переплёта. По комнате разлился запах тройного одеколона.
Садился на стул он осторожно. Сев, подозрительно покачнулся.
— Я сам показал, товарищ начальник, где чемоданчик. Как только Мишка Луговой сказал мне, что деньги фальшивые, я потихоньку его в голубятню спрятал. Чтоб Мишка не сбег от милиции…
— А почему сразу не заявили? — строго спросил майор.
Шатров покрутил в воздухе рукой:
— Это самое, проверить надо было. Мишка мне мозги крутил, что он тут из-за девки. Так я и поверил… Проверить его надо было… Я сразу показал, где чемоданчик. Спросите у товарища старшего лейтенанта… Как только Мишка сказал, я спрятал. На голубятню. Никто бы не нашёл…
— Ты вчера в буфете расплачивался сотней? — остановил сумбурный поток слов Шатрова начальник милиции.
Шатров показал два пальца.
— Двумя? — уточнил Никулин.
— Две бутылки взяли. С-с… — Он мотнул головой. — С-с-столового…
— Ты же говоришь, что деньги фальшивые?
Шатров, расплывшись в глупой улыбке, кивнул.
— Мишка сказал — фальшивые. Вот я и решил проверить. Розка отпустила вина… Подлец Мишка, подлец настоящий. Но я его прижучил. Денежки припрятал…
И тут я окончательно убедился, что Шатров пьян.
— Одну минуточку, — не вытерпел я. — Выйдите, Шатров.
Тот мотнул головой, ни слова не говоря, поднялся и осторожно, боясь пошатнуться, вышел.
— Он же еле на ногах держится! — сказал я майору, когда за парнем закрылась дверь.
— Вижу, — досадливо поморщился Никулин. И через секретаря вызвал сержанта милиции. — Что вы, порядок не знаете?
Сержант вытянулся в струнку.
— Вам известно, что с пьяных показаний не берут?
— Товарищ майор, — оправдывался сержант, — он уже пришёл в себя, когда мы кончили обыск… Может, выпил незаметно…
— Когда вы его везли, видели, что он лыка не вяжет? — гремел майор.
— Никак нет, — все больше краснел сержант. — Правда, я ещё обратил внимание, что от него тройным одеколоном несёт. Может, употребил? Там, в комнате Лугового, был флакон…
— Не знаю, сержант, — хмуро сказал майор. — Не знаю, одеколон ли, керосин ли, но свидетель пьяный. Делаю вам замечание. Можете идти.
Сержант вышел.
— Лугового взяли? — спросил я.
— Нет, — ответил Никулин. — Приехали, его не было…
— А где нашли деньги?
— На чердаке, в голубятне. Место действительно указал Шатров. Пьяный, а указал.
— Кто производил обыск?
— Старший лейтенант Коршунов.
— А, Юрий Александрович.
— Он. Пытаемся найти этого самого квартиранта. На обыск поехали сразу же, как только пришла Шатрова. Сын её спал. На столе ещё закуски были, недопитая водка. А Луговой исчез.
Никулин достал сотенный билет из чемоданчика. Повертел его, покачал головой.
— Не поймёшь, настоящая или фальшивая.
Я тоже невольно взял одну из купюр. Посмотрел на свет. Водяные знаки, разные линии, звёздочки…
В чемоданчике были только сотни и пятидесятки.
— Держите меня в курсе, Борис Борисович, — попросил я, поднимаясь.
— Конечно, Захар Петрович, — откликнулся Никулин.
Следующий день опять начался жарко. Той сухой жарой, которая не предвещает ни дождя, ни грозы.
С утра позвонила какая-то возмущённая гражданка и пожаловалась, что у неё не приняли в кассе гастронома двадцатипятирублевую бумажку. Я был крайне удивлён, почему она звонит мне, и посоветовал обратиться в дирекцию магазина.
Не успел я положить трубку, как ко мне приехал майор Никулин.
— Луговой так и не объявился, — доложил он. — Хотя за домом мы ведём наблюдение, но, по-моему, он не появится. Наверное, заподозрил что-то неладное и смылся.
— Если не он, может, кто-либо другой появится…
— Шатрова уверяет, что к нему никто ни разу не приходил.
— Какие данные вы имеете о Луговом? — спросил я.
— Пока только фамилию, имя и отчество. Да ещё словесный портрет. Приметный парень. Говорят, высокий, интересный. Чёрные волосы, голубые глаза. И ещё яркая примета — в чубе белая, как бы седая, пигментированная прядь…
— А как с деньгами?
— Послали на экспертизу несколько купюр. Ребята из научно-технического отдела работают над чемоданчиком.
— Отпечатки пальцев есть?
Никулин развёл руками:
— Такая история, Захар Петрович. Бабку не успели предупредить, так она всю посуду вымыла, что оставалась на столе после выпивки Лугового с Евгением Шатровым…
— А насчёт той сотенной, которую Шатров оставил в буфете? — задал я вопрос.
— Разговаривал и с буфетчицей, — ответил майор. — Деньги сданы инкассатору. Найти след сторублевки не удалось. Настоящая она или фальшивая, не известно…
Никулин скоро ушёл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88