ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И продолжил свой рассказ: – Когда я понял, что это все, я вставал и очень любезно им говорил: «Джентльмены, я не нахожу слов», – и ушел.
– И бродили всю ночь по улицам? – Я проникся к нему искренним сочувствием. – Вы пришли сюда даже не переодевшись, прямо в этом смокинге?
Дядюшка Отто вытянул перед собой руку и с явным недоумением посмотрел на нее.
– В смокинге?
– Да, в смокинге, – подтвердил я.
Его длинное костлявое лицо покрылось красными пятнами. Дядюшка Отто буквально зарычал:
– Я прихожу к родной племянник с очень важным вопросом, а он только об один дурацкий смокинг говорит. Мой родной племянник!
Я дал ему выкричаться. Дядюшка Отто действительно единственный гений в нашем роду, и поэтому мы стараемся по мере возможности уберечь его от того, чтобы он не угодил в канаву или не вышел вместо двери в окно. Во всем же остальном мы даем ему полную свободу.
Наконец я спросил:
– Чем я могу быть полезен, дядюшка? – и постарался, чтобы мой вопрос прозвучал солидно и по-деловому.
После многозначительной паузы он наконец сказал:
– Мне нужны деньги.
Увы, он обратился не по адресу.
– В данный момент, дядюшка… – начал было я.
– Не твои деньги, – прервал он меня.
Я с облегчением вздохнул.
– У меня есть новый «Эффект Шеммельмайер», еще лучше, чем первый. Но я его никому не давать, никакой журнал не сообщать. Свой большой глотка я буду держать теперь закрытый. Я делаю все сам.
Он размахивал костлявыми кулаками, словно дирижировал невидимым оркестром.
– Благодаря этот новый эффект, – продолжал он, – я собираюсь делать много денег и открывать мой собственный фабрик для флейта.
– Очень хорошо, – сказал я, подумав о фабрике и кривя душой.
– Но я не знаю, как.
– Плохо, – сказал я, снова подумав о фабрике и снова кривя душой.
– Беда в том, что мой ум гениален есть и я могу придумывать то, чего не может придумывать обыкновенный человек. Только, Гарри, я не умею делать деньги. Этот талант у меня нет.
– Плохо, – сказал я теперь уже вполне искренне.
– Поэтому я пришел к тебе как к адвокату.
Я осторожно хихикнул.
– Я пришел к мой племянник, – продолжал дядюшка, – чтобы он мне помог через свой хитрый, извращенный, лживый, бесчестный адвокатский профессия.
Мысленно я отнес его слова к категории неожиданных комплиментов и поторопился сказать:
– Я тоже очень люблю вас, дядюшка Отто.
Он, должно быть, уловил иронию, ибо, побагровев от гнева, закричал:
– Не смей обижаться! Смотри на меня – терпение, понимание, добродушие, болван! Кто говорит о тебе, как о человек? Как человек ты есть честный дурак, а как юрист ты должен мошенник быть. Все это знают.
Я вздохнул. Коллегия адвокатов предупреждала меня, что подобное непонимание вполне возможно в адвокатской практике.
– Что это за новый эффект, дядюшка?
– Я могу проникать в прошлое и брать оттуда любой вещь.
Моя реакция была моментальной. Сунув левую руку в левый нижний карман жилета, я извлек часы и с крайне озабоченным видом посмотрел на них, а правой рукой потянулся к телефонной трубке.
– Простите, дядюшка, – сказал я, изобразив сожаление в голосе, – но я только что вспомнил о весьма важном свидании. Так досадно, но я уже опаздываю. Всегда рад вас видеть, но боюсь, мне уже надо бежать. Да, да, видеть вас доставило мне истинное удовольствие. Пока, дядюшка, Я побежал…
Но поднять телефонную трубку мне так и не удалось. Я приложил все усилия, но рука дядюшки Отто намертво прижала мою руку вместе с телефоном к столу. Силы было явно неравные. Говорил ли я вам, что мой дядюшка Отто в 32-м году защищал честь Гейдельбергского университета по классу вольной борьбы?
Он нежно (как ему казалось) взял меня под локоть, и я уже не сидел, а стоял. Это сэкономило мне лишнюю затрату мускульной энергии на то, чтобы самому подняться со стула (так я пытался утешить себя).
– Пошли, – сказал он. – В мой лаборатория пошли.
И он действительно отправился в свою лабораторию, а мне, поскольку я не имел под руками ножа, чтобы отсечь зажатую как в тисках левую кисть, пришлось последовать за ним.
Лаборатория моего дядюшки Отто находилась в самом конце коридора за поворотом, в одном из корпусов университета. С тех пор, как «Эффект Шеммельмайера» стал величайшим открытием, дядюшка более не читал лекций, был освобожден от всякой научной деятельности и предоставлен самому себе. Об этом красноречиво свидетельствовал вид его лаборатории.
– Разве вы больше не запираете двери лаборатории, дядюшка? – спросил я.
Он хитро посмотрел на меня и наморщил свой огромный нос так, будто собирался чихнуть.
– Дверь заперта. С помощью реле Шеммельмайер. Я заветное слово подумать, и дверь открывается. Кто слово не знает, дверь не открывает. Даже директор университета, даже сам привратник не открывает.
Я почувствовал легкое волнение.
– Черт побери, дядюшка! Такой замок может дать вам.
– Ха! Продать патент, чтобы разбогател еще какой-нибудь один большой дурак? После этого банкета вчера? Ни за что, Я сам разбогатеть должен.
Когда имеешь дело с дядюшкой Отто, хорошо одно: вам никогда не приходится что-либо ему втолковывать, чтобы он уразумел. Вы всегда наперед знаете, что это бесполезно.
Поэтому я переменил тему.
– А где же машина времени? – спросил я.
Дядюшка Отто выше меня на целый фут, весит фунтов на тридцать больше моего и здоров как бык. Когда такой человек берет вас за душу и трясет, как грушу, единственное сопротивление, которое вы способны ему оказать, это измениться в лице.
Что я и сделал – я посинел.
Он зловеще прошипел:
– Тсс-с!
И я все понял.
Наконец он отпустил меня.
– Никто не должен знать о проект X. – Затем многозначительно повторил: – Проект X, понимаешь?
Я молча кивнул. Даже если бы я захотел что-либо ответить, я все равно бы не смог – травмы дыхательных путей, как известно, не проходят мгновенно.
– Я не прошу тебя верить мне на слово. Я демонстрируй тебе.
Я постарался остаться у самой двери. Он спросил:
– У тебя есть заметки, записка или что-нибудь с твой почерк?
Я порылся во внутреннем кармане пиджака. Где-то у меня были заметки, сделанные на тот случай, если ко мне как-нибудь все же забредет клиент.
– Не показывай мне. Надо записку порвать. Мелкий обрывки положить вот в этот мензурка.
Я разорвал листок с моими заметками на сотню мелких кусочков.
Он внимательно посмотрел на них и стал прилаживать что-то – пожалуй, это было похоже на какую-то машину. К ней на кронштейне была приделана пластина из толстого матового стекла, напоминающая поднос для зубоврачебных инструментов.
Я ждал, пока он довольно долго что-то налаживал. Наконец он сказал: – Ага! – а я издал звук, который невозможно изобразить графически.
Над стеклянной пластиной в воздухе появилось нечто похожее на расплывчатое изображение.
1 2 3 4 5