Чем больше я вглядывался в него, тем отчетливей оно становилось, и наконец – нет, я враг всяких сенсаций, но это действительно был листок бумаги с моими заметками, сделанными моей собственной рукой, очень разборчиво, так, что все можно было прочесть.
– Можно потрогать? – спросил я несколько хриплым голосом, отчасти от охватившего меня волнения, а отчасти от последствий деликатной манеры моего дядюшки преподавать мне уроки бдительности.
– Нет, нельзя, – ответил он и провел руку через изображение. Оно осталось нетронутым.
– Это всего лишь изображение в одном фокусе четырехмерного параболоида. Другой фокус находится в той временной точке, когда ты свой листок еще не разрывал.
Я тоже провел руку через изображение и ничего не почувствовал, кроме пустоты.
– А теперь смотри, – сказал он и повернул переключатель. Изображение исчезло. Он взял пальцами горстку обрывков, бросил в пепельницу и поджег, затем высыпал пепел в раковину и открыл кран. После этого он снова повернул переключатель, и я увидел изображение, но теперь оно было другим – не хватало сожженных дядюшкой обрывков бумаги.
– Те клочки, что вы сожгли, дядюшка, их нет, – сказал я.
– Совершенно верно. Машина времени может проследить во времени гипер-векторы молекул, на которые она сфокусирована. Если же молекулы растворились в воздухе… пф-фьють!
У меня родилась идея.
– А если бы у вас был только пепел от сожженного документа?
– Проследить во времени можно только эти молекулы.
– Но они были бы слишком равномерно распределены, и изображение документа получилось бы расплывчатым, нечетким, не так ли? – спросил я.
– Гм. Возможно.
Идея все больше захватывала меня.
– Послушайте, дядюшка, да знаете ли вы, сколько заплатит вам полицейское управление за эту машину? Да она просто находка для следственных органов…
Я тут же осекся. Мне совсем не понравилось, как грозно вытянулся мой дядюшка, и я поспешил вежливо спросить:
– Вы, кажется, что-то хотели сказать, дядюшка?
У него все же замечательная выдержка, у моего дядюшки Отто. Он всего лишь заорал на всю лабораторию:
– Запоминай раз и навсегда, племянничек! Мое изобретение – это мое изобретение. Мне нужен капитал, но капитал от другой источник, чем мои идеи продавать. Потом я фабрика флейт открывать. Это мой первый задача. Потом на доходы я строить векторная машина времени. Но сначала флейты. Самое первое мой флейта. Вчера я клятву давал. Эгоизм кучки людей мешает миру великую музыку слушать. Почему мое имя история должна запоминать, как имя убийцы? Неужели «Эффект Шеммельмайер» должен жарить человеческий мозг? Или он может людям давать великую музыку? Прекрасную музыку?
И величественным жестом пророка он протянул вперед одну руку, а другую заложил за спину. Стекла окон задребезжали от его могучего баса.
– Дядюшка, вас могут услышать, – поспешно сказал я.
– Тогда сам перестань кричать, – ответил он.
– Но как же, дядюшка, вы достанете капитал, если не используете эту машину?
– Я еще тебе не все сказал. Я могу изображение материализовать, делать как настоящая вещь. А если эта вещь очень ценная?
Это уже был другой разговор.
– Вы хотите сказать, что-нибудь вроде затерянных документов, пропавших рукописей, первых изданий? Вы это хотите сказать?
– Нет. Здесь есть один трудность. Нет, два, даже три.
Я боялся, что он будет считать и дальше, но, слава богу, он ограничился всего лишь тремя.
– Какие же, дядюшка? – спросил я.
– Прежде всего я должен иметь вещь в настоящем, чтобы сфокусировать машину, иначе я не могу ее в прошлом найти.
– Вы хотите сказать, дядюшка, что можете достать из прошлого только то, что существует в настоящем, и на что вы сами сможете поглядеть собственными глазами?
– Да.
– В таком случае трудности номер два и три – это, должно быть, лишь теоретические трудности? Что же это за трудности, дядюшка?
– Я могу извлечь из прошлого вещь весом только в один грамм. Всего один грамм! Одна тридцатая унции!
– Почему? Машина не обладает достаточной мощностью?
Дядюшка раздраженно поморщился.
– Это обратная экспоненциальная связь. Вся энергия вселенной не сможет достать из прошлого предмет весом более двух граммов.
Это объяснение ничего мне не дало.
– Ну, а третья трудность? – спросил я.
– Видишь ли. – Он умолк, раздумывая. – Чем больше расстояние между двумя фокусами, тем гибче связь. Оно должно быть определенным, это расстояние, чтобы достать вещь из прошлого. Короче, я должен попадать ровно на сто пятьдесят лет назад.
– Понимаю, – сказал я (хотя ничего не понял). – Итак, резюмируем.
Я постарался вести себя как профессиональный юрист.
– Вы хотите достать кое-что из прошлого, что помогло бы вам приобрести небольшой капиталец. Это должно быть нечто реально существующее, на что вы можете поглядеть собственными глазами, следовательно, потерянные документы, представляющие историческую или археологическую ценность, исключаются. Вещь должна быть весом меньше одной тридцатой унции, следовательно, это не может быть брильянт «Куллинан» или что-нибудь в этом роде. Вещи должно быть не менее ста пятидесяти лет, так что какая-нибудь редкая почтовая марка исключается.
– Совершенно верно, – сказал дядюшка Отто. – Ты все правильно понимал.
Но что же я все-таки «понимал»? Я поразмыслил еще две секунды.
– Нет, я ничего не могу придумать, дядюшка мне, пожалуй, пора, до свиданья.
Я не очень верил, что мне удастся так легко отделаться, однако все же направился к двери.
Все получилось именно так, как я и предполагал. Руки дядюшки Отто железной хваткой сжали мои плечи, и я почти повис в воздухе.
– Вы испортите мне пиджак, дядюшка!
– Гарольд, – сказал он. – Как мой адвокат ты так легко от меня не отделаешься!
– Я не брал у вас задатка, – буквально прохрипел я, ибо воротничок сорочки врезался мне в горло. Я попытался было глотнуть, и верхняя пуговица с треском отлетела.
Дядюшка немного поостыл.
– Задаток – есть пустой формальность между племянник и дядя. Ты должен быть лояльный адвокат, так как я есть твой дядя и твой клиент. Кроме того, если ты мне не помогаешь, я твои ноги за шею надеваю и тобой играю, как футбольный мяч.
Будучи юристом, я не мог остаться глухим к подобного рода доводам. Поэтому я ответил:
– Хорошо, я сдаюсь. Ваша взяла, дядюшка.
Он отпустил меня.
И в эту самую секунду – когда я теперь вспоминаю все, именно этот момент представляется мне фантастически неправдоподобным, – у меня родилась идея.
Это была гениальная идея, подлинная находка, то, что случается с человеком один и только один раз в его жизни.
Тогда я не сказал всего сразу моему дядюшке Отто. Мне нужно было время, несколько дней, чтобы самому все хорошенько обдумать.
1 2 3 4 5