..
Я сжимаюсь, как могу, под этой заразой машиной. Если бы мое тело могло выполнить мое желание, я стал бы маленьким, как орех.
Вижу, ботинки Шварца приближаются.
Глава 14
Я задерживаю дыхание, но оно как река – надолго не удержишь. У меня перед глазами колеса Шварца, обходящего тачку.
– Наверное, он под машиной! – кричит Хелена.
Танцуя, приближается свет.
Ботинки Шварца упираются мысками в землю, и появляются колени. Он начинает нагибаться. Все происходит как в замедленном кино или в кошмаре. Меня так же легко поймать, как корову в вестибюле. Ему достаточно промести своей пушкой под машиной, как метлой, нажимая на спуск, и я наверняка буду задет. Я не успею отсюда выскочить.
Мне на память приходит банальный инцидент. По крайней мере, банальным он мне показался в тот момент, когда произошел: сегодня утром я зашел в банк снять со счета немного деньжат на хозяйственные нужды. Пачка была заколота большой булавкой. Эта булавка показалась мне такой смешной, что я не стал ее выбрасывать, а приколол к лацкану пиджака. Она до сих пор там. Я с невероятной быстротой выхватываю ее и в ярости втыкаю в колено Шварца.
Какой цирк!
Вопль, который он издает, должен быть слышен даже в Джибути. Появляются обе его руки. Сначала та, в которой пушка, потом другая. В этот момент он думает только о своей боли и прижимает их к раненому колену.
Я быстро выскакиваю из-под машины и сталкиваюсь нос к носу с Хеленой. Смотрю на ее руки: револьвера нет. Значит, в данный момент она меня не интересует.
У меня есть выбор между двумя решениями: взять ноги в руки или воспользоваться короткой передышкой, чтобы попытаться нейтрализовать Шварца. Поскольку мы находимся в чистом поле, где нет ни деревца, ни кустика, бегство кажется мне слишком рискованным делом, принимая во внимание ловкость, с которой владелец «Гриба» владеет пистолетом.
Оставив колебания, я отталкиваю Хелену и бросаюсь на Шварца. Он как раз поднимается на ноги, жутко кривясь. Булавка – не бог весть что, но, воткнутая в колено, играет немаловажную роль.
Заметив меня, он наставляет черную морду своего шпалера в мое пузо. Вид у него не только не дружелюбный, но даже совсем наоборот.
– Сволочь! – хрипит он. – Ты мне за это заплатишь...
Он так уверен в своем превосходстве, что уже празднует победу. Не надо иметь высшее образование, чтобы понять, что мне действительно придется заплатить за все неприятности, доставленные этой банде шпионов.
Я вижу это по отвратительной гримасе, кривящей его губы. Потом я вижу кое-что еще: дверца машины закрыта не до конца и открывается в сторону Шварца. Я быстро поднимаю ногу, упираюсь ею во внутреннюю стенку дверцы и толкаю ее. Резко распахнувшаяся дверца бьет моего противника по руке. Он так удивлен этой новой хитростью, что делает шаг назад. Я уже набросился на него и бью кулаком в шею. Он кудахчет, как влюбленный индюк, и конвульсивно нажимает на спуск. Несколько пуль летят мне в ноги. Большая их часть попадает в низ дверцы, но я чувствую, что кусок железа вошел в контакт с моей лодыжкой.
Думаю, что пистолет надо перезаряжать. Шварц расстрелял всю обойму, и нельзя давать ему время поменять ее на новую. Я отвешиваю ему очередной удар – на этот раз в печень, – потом продолжаю серию хуков в живот. Он опускается, я поднимаю его ударом ботинка. Его глаза становятся мутными. Он вот-вот хлопнется в обморок. Я запыхался, как будто бегом поднялся на верхний этаж небоскреба, но прихода второго дыхания не жду. С «ха!» лесоруба я подаю ему главное блюдо – прямой промеж глаз. Хрящи его носа издают громкий хруст; можно подумать, слон сел на мешок с орехами. Шварц падает. Я наступаю каблуком на его клюв, по крайней мере на то, что от него осталось, и поднимаю другую ногу, чтобы его нос точно знал, сколько я вешу.
Сделав это, я оборачиваюсь.
И правильно делаю. Малышка Хелена стоит позади и держит в руках камушек чуть поменьше обелиска с площади Конкорд, который обрушивает на меня. Хотя я успеваю отскочить, каменюка попадает мне в плечо. Такое ощущение, что у Эйфелевой башни отломилась одна из опор и ее заменили мною.
В моей левой лопатке происходит электрический разряд...
Я сжимаю зубы, кулаки и все, что можно сжимать, бросаюсь на красотку и здоровой рукой крепко хватаю ее.
В эту секунду в ночной тиши раздается голос папаши Стивенса:
– Отпустите эту даму, комиссар!
Папаша Ракета пришел в себя и тут же вышел к нам. Он стоит на пороге с револьвером в руке. В лунном свете поблескивает перламутровая инкрустация рукоятки. Старая развалина взял пушку покойного Бориса Карлоффа, но даже с нею ему будет трудно изменить ситуацию.
Я быстро просчитываю расстояние и вероятность успеха. Стивенс метрах в пятидесяти от меня, сейчас темно, он стар, вряд ли хорошо владеет оружием, а я загородился Хеленой. Трудновато ему будет попасть в меня.
Я плотнее прижимаю к себе Хелену; мое плечо приходит в норму.
– Отпустите эту даму! – повторяет профессор.
– Вот! – отвечаю я.
И отпускаю ее, вернее, что есть силы швыряю в машину через открытую дверцу. Она летит головой вперед, ее юбка задирается до затылка.
Я тоже бросаюсь в машину и дергаю дверцу на себя. Стивенс открывает огонь. Я ошибся, приняв его за старую развалину. Он хороший стрелок. Не такой чемпион, как Шварц, но все-таки способен не вышибить глаз хозяину тира, целясь в мишень.
Он стреляет спокойно и методично. Первая пуля разбивает стекло, вторая отлетает рикошетом от руля. У меня нет времени смотреть, что станет с третьей, потому что я уже включаю стартер и срываюсь с места на второй скорости. Плевать на коробку передач. Пули попадают в кузов.
Что-то в этом году слишком часто идет град!
Машина слегка подскакивает перед тем, как выехать на дорогу. Чувствую, она проехала по чему-то мягкому. Спорю на вставную челюсть вашего дедушки против банковского счета моих издателей, что это «что-то» – милейший месье Шварц. Ему же хуже. Нечего валяться поперек дороги.
В зеркале заднего обзора я вижу удаляющиеся маленькие искры, а пули все бьют в машину.
Вдруг раздается жуткое «бух», и машина снова подскакивает. Я сразу понимаю, что произошло; Стивенс, видя, что не попал в меня, стал стрелять по шинам, и одна лопнула,
К счастью, я чемпион по вождению. Нуволари – водитель трамвая по сравнению с Сан-Антонио.
Я гоню на восьмидесяти в час на трех колесах. Обод четвертого жутко воет, но на эту тачку мне наплевать и забыть. Все, что я от нее прошу, – это увезти меня подальше отсюда, и как можно быстрее.
Проехав пять минут, я останавливаюсь.
Хелена сидит, прижавшись к дверце, и смотрит на меня. В ее глазах столько же нежности, сколько бывает в глазах кошки, которой дверью прищемили хвост.
– Ну, любовь моя? – обращаюсь я к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Я сжимаюсь, как могу, под этой заразой машиной. Если бы мое тело могло выполнить мое желание, я стал бы маленьким, как орех.
Вижу, ботинки Шварца приближаются.
Глава 14
Я задерживаю дыхание, но оно как река – надолго не удержишь. У меня перед глазами колеса Шварца, обходящего тачку.
– Наверное, он под машиной! – кричит Хелена.
Танцуя, приближается свет.
Ботинки Шварца упираются мысками в землю, и появляются колени. Он начинает нагибаться. Все происходит как в замедленном кино или в кошмаре. Меня так же легко поймать, как корову в вестибюле. Ему достаточно промести своей пушкой под машиной, как метлой, нажимая на спуск, и я наверняка буду задет. Я не успею отсюда выскочить.
Мне на память приходит банальный инцидент. По крайней мере, банальным он мне показался в тот момент, когда произошел: сегодня утром я зашел в банк снять со счета немного деньжат на хозяйственные нужды. Пачка была заколота большой булавкой. Эта булавка показалась мне такой смешной, что я не стал ее выбрасывать, а приколол к лацкану пиджака. Она до сих пор там. Я с невероятной быстротой выхватываю ее и в ярости втыкаю в колено Шварца.
Какой цирк!
Вопль, который он издает, должен быть слышен даже в Джибути. Появляются обе его руки. Сначала та, в которой пушка, потом другая. В этот момент он думает только о своей боли и прижимает их к раненому колену.
Я быстро выскакиваю из-под машины и сталкиваюсь нос к носу с Хеленой. Смотрю на ее руки: револьвера нет. Значит, в данный момент она меня не интересует.
У меня есть выбор между двумя решениями: взять ноги в руки или воспользоваться короткой передышкой, чтобы попытаться нейтрализовать Шварца. Поскольку мы находимся в чистом поле, где нет ни деревца, ни кустика, бегство кажется мне слишком рискованным делом, принимая во внимание ловкость, с которой владелец «Гриба» владеет пистолетом.
Оставив колебания, я отталкиваю Хелену и бросаюсь на Шварца. Он как раз поднимается на ноги, жутко кривясь. Булавка – не бог весть что, но, воткнутая в колено, играет немаловажную роль.
Заметив меня, он наставляет черную морду своего шпалера в мое пузо. Вид у него не только не дружелюбный, но даже совсем наоборот.
– Сволочь! – хрипит он. – Ты мне за это заплатишь...
Он так уверен в своем превосходстве, что уже празднует победу. Не надо иметь высшее образование, чтобы понять, что мне действительно придется заплатить за все неприятности, доставленные этой банде шпионов.
Я вижу это по отвратительной гримасе, кривящей его губы. Потом я вижу кое-что еще: дверца машины закрыта не до конца и открывается в сторону Шварца. Я быстро поднимаю ногу, упираюсь ею во внутреннюю стенку дверцы и толкаю ее. Резко распахнувшаяся дверца бьет моего противника по руке. Он так удивлен этой новой хитростью, что делает шаг назад. Я уже набросился на него и бью кулаком в шею. Он кудахчет, как влюбленный индюк, и конвульсивно нажимает на спуск. Несколько пуль летят мне в ноги. Большая их часть попадает в низ дверцы, но я чувствую, что кусок железа вошел в контакт с моей лодыжкой.
Думаю, что пистолет надо перезаряжать. Шварц расстрелял всю обойму, и нельзя давать ему время поменять ее на новую. Я отвешиваю ему очередной удар – на этот раз в печень, – потом продолжаю серию хуков в живот. Он опускается, я поднимаю его ударом ботинка. Его глаза становятся мутными. Он вот-вот хлопнется в обморок. Я запыхался, как будто бегом поднялся на верхний этаж небоскреба, но прихода второго дыхания не жду. С «ха!» лесоруба я подаю ему главное блюдо – прямой промеж глаз. Хрящи его носа издают громкий хруст; можно подумать, слон сел на мешок с орехами. Шварц падает. Я наступаю каблуком на его клюв, по крайней мере на то, что от него осталось, и поднимаю другую ногу, чтобы его нос точно знал, сколько я вешу.
Сделав это, я оборачиваюсь.
И правильно делаю. Малышка Хелена стоит позади и держит в руках камушек чуть поменьше обелиска с площади Конкорд, который обрушивает на меня. Хотя я успеваю отскочить, каменюка попадает мне в плечо. Такое ощущение, что у Эйфелевой башни отломилась одна из опор и ее заменили мною.
В моей левой лопатке происходит электрический разряд...
Я сжимаю зубы, кулаки и все, что можно сжимать, бросаюсь на красотку и здоровой рукой крепко хватаю ее.
В эту секунду в ночной тиши раздается голос папаши Стивенса:
– Отпустите эту даму, комиссар!
Папаша Ракета пришел в себя и тут же вышел к нам. Он стоит на пороге с револьвером в руке. В лунном свете поблескивает перламутровая инкрустация рукоятки. Старая развалина взял пушку покойного Бориса Карлоффа, но даже с нею ему будет трудно изменить ситуацию.
Я быстро просчитываю расстояние и вероятность успеха. Стивенс метрах в пятидесяти от меня, сейчас темно, он стар, вряд ли хорошо владеет оружием, а я загородился Хеленой. Трудновато ему будет попасть в меня.
Я плотнее прижимаю к себе Хелену; мое плечо приходит в норму.
– Отпустите эту даму! – повторяет профессор.
– Вот! – отвечаю я.
И отпускаю ее, вернее, что есть силы швыряю в машину через открытую дверцу. Она летит головой вперед, ее юбка задирается до затылка.
Я тоже бросаюсь в машину и дергаю дверцу на себя. Стивенс открывает огонь. Я ошибся, приняв его за старую развалину. Он хороший стрелок. Не такой чемпион, как Шварц, но все-таки способен не вышибить глаз хозяину тира, целясь в мишень.
Он стреляет спокойно и методично. Первая пуля разбивает стекло, вторая отлетает рикошетом от руля. У меня нет времени смотреть, что станет с третьей, потому что я уже включаю стартер и срываюсь с места на второй скорости. Плевать на коробку передач. Пули попадают в кузов.
Что-то в этом году слишком часто идет град!
Машина слегка подскакивает перед тем, как выехать на дорогу. Чувствую, она проехала по чему-то мягкому. Спорю на вставную челюсть вашего дедушки против банковского счета моих издателей, что это «что-то» – милейший месье Шварц. Ему же хуже. Нечего валяться поперек дороги.
В зеркале заднего обзора я вижу удаляющиеся маленькие искры, а пули все бьют в машину.
Вдруг раздается жуткое «бух», и машина снова подскакивает. Я сразу понимаю, что произошло; Стивенс, видя, что не попал в меня, стал стрелять по шинам, и одна лопнула,
К счастью, я чемпион по вождению. Нуволари – водитель трамвая по сравнению с Сан-Антонио.
Я гоню на восьмидесяти в час на трех колесах. Обод четвертого жутко воет, но на эту тачку мне наплевать и забыть. Все, что я от нее прошу, – это увезти меня подальше отсюда, и как можно быстрее.
Проехав пять минут, я останавливаюсь.
Хелена сидит, прижавшись к дверце, и смотрит на меня. В ее глазах столько же нежности, сколько бывает в глазах кошки, которой дверью прищемили хвост.
– Ну, любовь моя? – обращаюсь я к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25