– Что вы скажете о доблестном комиссаре Сан-Антонио? И в огне не горит, и в воде не тонет, а?
Она берется за ручку.
– Убери лапку, девочка!
Поскольку она подчиняется недостаточно быстро, на мой вкус, я влепляю ей оплеуху по мордашке, чтобы показать, что за последние несколько минут во Франции кое-что переменилось. У нее на глазах выступают слезы.
– Не нравится, да, красавица? – спрашиваю я. Ее глаза мечут молнии. И, поверьте мне, не те, которые застежки.
– Хам! – шипит она.
– Хелена, – тихо советую я, – не строй из себя барыню, а не то я устрою тебе такую трепку, что даже у твоих правнуков будет болеть задница, улавливаешь?
Она не отвечает.
Я резюмирую ситуацию: банда понесла серьезные потери, но трое из известных мне ее членов остаются до сих пор на свободе: во-первых, папаша Стивенс, затем Мобур и, наконец, человек с глазами слепого.
Я никак не могу решиться уехать. Не люблю бросать работу незаконченной. Мне не дает покоя мысль, что папаша Ракета сидит в своем деревянном домике совсем один, с двумя своими гангстерами, выведенными из строя, очевидно, навсегда...
Да, это не дает мне покоя, и впервые с момента, когда они привезли меня сюда, я задаю себе следующий вопрос: «За каким дьяволом эти сволочи заехали в эту одинокую хибару?» На тайное собрание? Или у них там передатчик? Тогда они не притащились бы туда всем скопом...
Никак не пойму... Вдруг я слышу звук, который легко узнаю и который мне сразу все объясняет.
Какой же я болван, что не подумал об этом раньше!
Глава 15
Этот звук – гудение самолетного мотора. В наше время пролетающий самолет остается практически незамеченным, однако этот привлекает внимание, мое уж во всяком случае, потому что летит относительно низко и кружит, словно выискивая место для посадки.
Смотрю на Хелену. На ее губах витает легкая улыбка.
Я так давно ждал эту улыбку (минимум пять минут), что не собираюсь себе отказывать дольше.
Я наклоняюсь и прежде, чем она успевает понять мои намерения, целую ее взасос, не переводя дыхание так долго, как только может человек. Она, должно быть, сказала себе, что не стоит упускать случай потереться мордой о морду, потому что не только не отбивается, но и получает от операции истинное и неоспоримое удовольствие. Она кусает мне губы, зубы, язык... Ее пулемет обладает редкой проворностью.
Наконец я отодвигаюсь.
– Спасибо, – говорю. – Было очень приятно. Думаю, я попрошу Деда Мороза принести мне в подарок девочку вашего класса.
Она не отвечает. О чем она думает? Не надо вкалывать ей «сыворотку правды», чтобы узнать. Хелена говорит себе, что у самого крутого сотрудника французской секретной службы странные манеры. Что касается меня, я слушаю гул самолета, ищущего посадочную площадку. Возможно, старик Стивенс сигналит ему электрическим фонариком. Дощатая хижина – это своего рода аэровокзал, а ровное поле, где я чуть не протянул ноги, – тайный аэродром.
Через несколько минут профессор и планы полетят по ночному небу в неизвестном направлении. В общем, я остался в дураках.
Есть слова, которые подстегивают мою гордость.
Я резко срываю тачку с места, делаю безупречный разворот и гоню в сторону хижины. Машину болтает, как утлое суденышко в бурном море. Управлять трехколесным транспортным средством не фонтан, это я вам говорю!
Хелена поворачивает ко мне свое прекрасное лицо. По нему, словно скатерть по столу, расстелено удивление.
– Удивляетесь, Хелена? – спрашиваю я.
– Что вы делаете?
– Номер международного класса, как и обычно... Я выезжаю на край поля. Самолет продолжает кружить. Посреди огромного поля темноту рассекает луч света. Как я предполагал, Стивенс показывает пилоту, как заходить на посадку. Я выключаю зажигание. Хелена тут же начинает орать что есть мочи, чтобы привлечь внимание профессора. Все шлюхи одинаковы: мозгов у них не больше, чем в щипцах для колки сахара... Как нежная Хелена надеется, что с такого расстояния ее услышит старик, над которым летает самолет!
– Не утомляйся, красотка, а то сорвешь голосовые связки и тебя придется вести к врачу...
Она понимает и начинает злиться из-за того, что я совершенно прав.
Я говорю себе, что ее придется нейтрализовать, если хочу иметь полную свободу рук. Как? В моем распоряжении нет ни клочка веревки... Если бы это был мужчина, я бы прописал порцию безотказного снотворного кулаком, но не могу я колотить такую красивую киску.
Я выхожу из машины и заставляю Хелену занять место за рулем. Она подчиняется, не понимая. Тогда я заставляю ее сунуть руки внутрь руля, а когда она это сделала, снимаю с себя ремень и крепко связываю ее лапки.
– Вот, – говорю я ей. – Сиди спокойно. Надеюсь, я ненадолго.
Теперь мне нужно какое-нибудь оружие, хотя бы простой штопор.
Я сую руки в кармашки дверей, но достаю из них только запасные свечи и дорожные карты. Еще никому не удавалось выдержать осаду с такими скудными запасами вооружения.
Тогда я иду заглянуть в багажник. Там только монтажная лопатка для шин и канистра бензина. Этого мало, но лучше, чем ничего. Я беру и то, и другое.
Ночь черна, как конгресс священников-негров. Луна спряталась за тучами. Она права, что помогает мне. Обычно мы с ней хорошо ладим. Согнувшись пополам, я направляюсь к Стивенсу. Он перестал играть в смотрителя маяка, потому что самолет сел в трехстах метрах дальше. Я не вижу старика. Было бы глупо наткнуться на него в темноте. Я не забываю, что у него в руке револьвер, и наверняка в нужный момент он этого тоже не забудет.
Вдруг я замечаю его благодаря огням самолета. Он бежит что есть духу, прижимая к груди маленький портфель Я бросаюсь вперед. Он не должен сесть в этот самолет, иначе планы ракеты будут потеряны для Франции.
Открывается дверца самолета. На поле опускается прямоугольник желтого света. Я различаю гигантский силуэт. Тип что-то кричит. Стивенс отвечает радостным воплем. Я его понимаю. Ему не терпится покинуть страну, воздух которой за последние несколько часов стал для него вреден.
Я тоже несусь вперед, по-прежнему вооруженный флягой с бензином и лопаткой. Без этого груза я бы уже догнал Стивенса. Я даже не думаю приглушать звук моих шагов, потому что два мотора самолета продолжают реветь. Профессор потерял шляпу, и его седые волосы растрепались. Нас разделяют пять метров... Четыре... Три... Здоровенный малый, стоящий в проеме, замечает меня, но ему неизвестно, враг я или сообщник Стивенса. Он ждет объяснений. Я их ему дам. Я добегаю до самолета почти одновременно с профессором. Только тогда Стивенс обнаруживает мое присутствие. Он так изумлен, что замирает.
К счастью, моя реакция чуточку получше, чем у пирога с мясом. Я поднимаю канистру и обрушиваю ее на кумпол папаши Стивенса. Это производит странный звук, похожий на стук буферов столкнувшихся вагонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Она берется за ручку.
– Убери лапку, девочка!
Поскольку она подчиняется недостаточно быстро, на мой вкус, я влепляю ей оплеуху по мордашке, чтобы показать, что за последние несколько минут во Франции кое-что переменилось. У нее на глазах выступают слезы.
– Не нравится, да, красавица? – спрашиваю я. Ее глаза мечут молнии. И, поверьте мне, не те, которые застежки.
– Хам! – шипит она.
– Хелена, – тихо советую я, – не строй из себя барыню, а не то я устрою тебе такую трепку, что даже у твоих правнуков будет болеть задница, улавливаешь?
Она не отвечает.
Я резюмирую ситуацию: банда понесла серьезные потери, но трое из известных мне ее членов остаются до сих пор на свободе: во-первых, папаша Стивенс, затем Мобур и, наконец, человек с глазами слепого.
Я никак не могу решиться уехать. Не люблю бросать работу незаконченной. Мне не дает покоя мысль, что папаша Ракета сидит в своем деревянном домике совсем один, с двумя своими гангстерами, выведенными из строя, очевидно, навсегда...
Да, это не дает мне покоя, и впервые с момента, когда они привезли меня сюда, я задаю себе следующий вопрос: «За каким дьяволом эти сволочи заехали в эту одинокую хибару?» На тайное собрание? Или у них там передатчик? Тогда они не притащились бы туда всем скопом...
Никак не пойму... Вдруг я слышу звук, который легко узнаю и который мне сразу все объясняет.
Какой же я болван, что не подумал об этом раньше!
Глава 15
Этот звук – гудение самолетного мотора. В наше время пролетающий самолет остается практически незамеченным, однако этот привлекает внимание, мое уж во всяком случае, потому что летит относительно низко и кружит, словно выискивая место для посадки.
Смотрю на Хелену. На ее губах витает легкая улыбка.
Я так давно ждал эту улыбку (минимум пять минут), что не собираюсь себе отказывать дольше.
Я наклоняюсь и прежде, чем она успевает понять мои намерения, целую ее взасос, не переводя дыхание так долго, как только может человек. Она, должно быть, сказала себе, что не стоит упускать случай потереться мордой о морду, потому что не только не отбивается, но и получает от операции истинное и неоспоримое удовольствие. Она кусает мне губы, зубы, язык... Ее пулемет обладает редкой проворностью.
Наконец я отодвигаюсь.
– Спасибо, – говорю. – Было очень приятно. Думаю, я попрошу Деда Мороза принести мне в подарок девочку вашего класса.
Она не отвечает. О чем она думает? Не надо вкалывать ей «сыворотку правды», чтобы узнать. Хелена говорит себе, что у самого крутого сотрудника французской секретной службы странные манеры. Что касается меня, я слушаю гул самолета, ищущего посадочную площадку. Возможно, старик Стивенс сигналит ему электрическим фонариком. Дощатая хижина – это своего рода аэровокзал, а ровное поле, где я чуть не протянул ноги, – тайный аэродром.
Через несколько минут профессор и планы полетят по ночному небу в неизвестном направлении. В общем, я остался в дураках.
Есть слова, которые подстегивают мою гордость.
Я резко срываю тачку с места, делаю безупречный разворот и гоню в сторону хижины. Машину болтает, как утлое суденышко в бурном море. Управлять трехколесным транспортным средством не фонтан, это я вам говорю!
Хелена поворачивает ко мне свое прекрасное лицо. По нему, словно скатерть по столу, расстелено удивление.
– Удивляетесь, Хелена? – спрашиваю я.
– Что вы делаете?
– Номер международного класса, как и обычно... Я выезжаю на край поля. Самолет продолжает кружить. Посреди огромного поля темноту рассекает луч света. Как я предполагал, Стивенс показывает пилоту, как заходить на посадку. Я выключаю зажигание. Хелена тут же начинает орать что есть мочи, чтобы привлечь внимание профессора. Все шлюхи одинаковы: мозгов у них не больше, чем в щипцах для колки сахара... Как нежная Хелена надеется, что с такого расстояния ее услышит старик, над которым летает самолет!
– Не утомляйся, красотка, а то сорвешь голосовые связки и тебя придется вести к врачу...
Она понимает и начинает злиться из-за того, что я совершенно прав.
Я говорю себе, что ее придется нейтрализовать, если хочу иметь полную свободу рук. Как? В моем распоряжении нет ни клочка веревки... Если бы это был мужчина, я бы прописал порцию безотказного снотворного кулаком, но не могу я колотить такую красивую киску.
Я выхожу из машины и заставляю Хелену занять место за рулем. Она подчиняется, не понимая. Тогда я заставляю ее сунуть руки внутрь руля, а когда она это сделала, снимаю с себя ремень и крепко связываю ее лапки.
– Вот, – говорю я ей. – Сиди спокойно. Надеюсь, я ненадолго.
Теперь мне нужно какое-нибудь оружие, хотя бы простой штопор.
Я сую руки в кармашки дверей, но достаю из них только запасные свечи и дорожные карты. Еще никому не удавалось выдержать осаду с такими скудными запасами вооружения.
Тогда я иду заглянуть в багажник. Там только монтажная лопатка для шин и канистра бензина. Этого мало, но лучше, чем ничего. Я беру и то, и другое.
Ночь черна, как конгресс священников-негров. Луна спряталась за тучами. Она права, что помогает мне. Обычно мы с ней хорошо ладим. Согнувшись пополам, я направляюсь к Стивенсу. Он перестал играть в смотрителя маяка, потому что самолет сел в трехстах метрах дальше. Я не вижу старика. Было бы глупо наткнуться на него в темноте. Я не забываю, что у него в руке револьвер, и наверняка в нужный момент он этого тоже не забудет.
Вдруг я замечаю его благодаря огням самолета. Он бежит что есть духу, прижимая к груди маленький портфель Я бросаюсь вперед. Он не должен сесть в этот самолет, иначе планы ракеты будут потеряны для Франции.
Открывается дверца самолета. На поле опускается прямоугольник желтого света. Я различаю гигантский силуэт. Тип что-то кричит. Стивенс отвечает радостным воплем. Я его понимаю. Ему не терпится покинуть страну, воздух которой за последние несколько часов стал для него вреден.
Я тоже несусь вперед, по-прежнему вооруженный флягой с бензином и лопаткой. Без этого груза я бы уже догнал Стивенса. Я даже не думаю приглушать звук моих шагов, потому что два мотора самолета продолжают реветь. Профессор потерял шляпу, и его седые волосы растрепались. Нас разделяют пять метров... Четыре... Три... Здоровенный малый, стоящий в проеме, замечает меня, но ему неизвестно, враг я или сообщник Стивенса. Он ждет объяснений. Я их ему дам. Я добегаю до самолета почти одновременно с профессором. Только тогда Стивенс обнаруживает мое присутствие. Он так изумлен, что замирает.
К счастью, моя реакция чуточку получше, чем у пирога с мясом. Я поднимаю канистру и обрушиваю ее на кумпол папаши Стивенса. Это производит странный звук, похожий на стук буферов столкнувшихся вагонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25