– Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Всякому овощу свое время...
Он обалдел.
– Ну что? – раздраженно спрашиваю я. – Будем вспоминать пословицы весь вечер? Если ты собираешь антологию, я тебе помогу.
Вдруг я закрываю рот: этот недомерок держит в руке пушку. Красивую пушку с перламутровой рукояткой.
– Это западня, – скрежещет он зубами.
– Не психуй, гигант, и убери шпалер, а то поранишься.
Он кривится в жуткой гримасе. Я никогда не видел ничего более отвратительного, чем этот лилипут. Так и хочется раздавить его каблуком. Как бы то ни было, критический момент наступил раньше, чем я рассчитывал. По-моему, надо играть на полную.
– Как вы узнали наш код? – спрашивает карлик.
– Благодаря отличной системе информации.
– Какой?
– Вот этой. – Я показываю ему указательный палец. – Представь себе, время от времени я его расспрашиваю, и он рассказывает мне массу вещей, о которых не пишут в газетах.
Вижу, палец моего короткого гостя сжимается на спусковом крючке
– Не валяй дурака, я тебе говорю!
Он как будто не слышит. Пистолет дрожит в его ручонке.
Должно быть, херувимчик очень нервозен!
– Говори! – требует он, и его горло издает звук, напоминающий скрежет ржавого флюгера.
Я пожимаю плечами.
– А что мне тебе рассказывать? Ты меня смешишь... Я вызываю тебя поболтать, а ты суешь мне в нос свою артиллерию и требуешь, чтобы я говорил. Тебе это не кажется уморительным?
Его лицо остается невозмутимым.
Я говорю себе, что этому шутнику лучше не противоречить. Если он немного шевельнет указательным пальцем правой руки, то я получу свинец в грудь.
– В конце концов, раз уж ты здесь, я могу тебя просветить.
Освещаю ему дело со своей точки зрения, начиная с октябрьского покушения, жертвой которого я стал, и заканчивая событиями сегодняшнего вечера, не забыв, разумеется, рассказать и о расшифровке музыкальной морзянки.
Карлик недобро смеется.
– Поздравляю, – шипит он. – Котелок у тебя варит!
– Ты понимаешь, – примирительно говорю я, – меня заколебало служить мишенью. Провалявшись два месяца в больнице, я хотел бы, по крайней мере, найти мужика с бобриком, чтобы сказать ему все, что о нем думаю...
Карлик смеется.
– Размечтался, глупенький... Думаешь, я заложу кореша? Ну ты даешь, мусор!
– Мусор?
Я притворяюсь удивленным.
– Черт! Ты же сам только что сказал, что это в тебя стреляли в первый раз из-за твоего сходства с Мануэлем. Газеты только и писали, что в метро подстрелили знаменитого комиссара Сан-Антонио, аса из асов... Мы еще смеялись, что по ошибке чуть не замочили легавого.
Делаю вид, что принимаю это с юмором.
– Согласен, совпадение забавное.
– Я жалею только об одном... – уверяет карлик.
Я поднимаю брови, показывая любопытство.
–...Что ты не сдох.
Я кланяюсь.
– Ты очень любезен...
Этот писсуар кривит губы.
– К счастью, пришло время исправить эту оплошность...
Что тут сказать? Я смотрю на коротышку и понимаю, что настроен он решительно. Если я не буду действовать быстро, то очень вероятно, что проснусь в уголке, полном ангелов и благоухающих роз. А теперь, если хотите, чтобы я вам рассказал, по каким признакам можно узнать типа, решившего отправить вас на небеса, открывайте пошире уши. Как я вам уже говорил, в глазах у этого недомерка есть что-то особенное. Желание убивать читается у него не только в глазах, но и на всей морде. Его губы задрались, как у скалящейся собаки, нос наморщился, а адамово яблоко поднимается-опускается, как лифт отеля в день наплыва клиентов. Этот обмылок кажется мне хитрым. Даже если я и смогу схватить лежащую на диване пушку, это ничего мне не даст, потому что он выстрелит прежде, чем я сниму свой пистолет с предохранителя.
Что делать? Господи...
У меня пересохло во рту. Вдруг мне в голову приходит мысль; приходит без моего желания, как звонок будильника, но в моем монгольфьере она производит фурор. Чтобы попытаться ее осуществить, мне нужен алкоголь. Увы, я высосал из бутылки все до капли, но рядом с диваном стоит флакон одеколона. Этикетка повернута к стене, следовательно, карлик не может знать, что в нем за жидкость.
Я принимаю непринужденный вид собирающегося остограммиться пьянчужки.
– Ты же не собираешься меня шлепнуть?
– Я возьму на себя этот труд...
– Не надо.
Я едва сдерживаю всхлипывания. Этому малышу надо показать редкое зрелище, чтобы он продлил наш тет-а-тет. Смысл моей игры состоит в том, чтобы взять пузырек одеколона в руки, не вызывая у карлика подозрений.
– Не делай этого, – задыхаясь умоляю я. – Черт побери! Я же ничего вам не сделал. Вы и так уже один раз чуть не застрелили меня...
Я медленно тянусь рукой к пустой бутылке, словно почувствовав потребность взбодриться, потом делаю вид, будто только сейчас заметил, что она пуста. Совершенно необходимо, чтобы он ни о чем не догадался. Продолжая дрожать, я немного поворачиваюсь, чтобы взять одеколон... Невозможно передать, что я чувствую. Мне кажется, что сейчас его пушка плюнет огнем. Нет ничего более неприятного, чем свинец в кишках. Когда это происходит, вы не думаете ни о чем, кроме боли, от которой перехватывает дыхание...
Но ничего такого не происходит.
Не надо думать, что эти события и действия протекают в замедленном темпе. Просто мысль бежит быстрее. Между мыслью и действием разница в скорости порой бывает такой же, как между светом и звуком.
Наконец я беру флакон с одеколоном в свои руки.
– Я не хочу, чтобы ты меня убивал!
– Не надо было лезть в это дело. Что это за легавый, который разыгрывает из себя героя, а когда его должны шлепнуть, начинает ныть!
Моя дрожь усиливается. Я отвинчиваю крышку флакона и подношу горлышко к губам.
Если в своей жизни вам по ошибке приходилось пить одеколон, вы должны знать, что он не идет ни в какое сравнение с шамбертеном. Лично я не знаю ничего противнее...
Поэтому я не собираюсь глотать этот сомнительный напиток и на сей раз. Я набираю его в рот, как будто хочу прополоскать горло...
Я хорошо рассчитываю свой маленький трюк! Фюить! Я выпускаю струю одеколона в моргалы гнома. Попал! Недомерок визжит, как поросенок, которому в задний проход воткнули раскаленный металлический прут. Он трет зенки своими миниатюрными кулачками.
Не думайте, что я тем временем валяю дурака. Я быстренько обезоруживаю его и хватаю свой «люгер». Имея в руках по пушке, чувствуешь себя сильным, особенно когда перед тобой месье в метр тридцать ростом.
– Ты еще слишком мал, лапочка, чтобы суметь справиться с Сан-Антонио. Лучше бы ты сидел дома и стрелял из рогатки. Ты что же, думал, что имеешь дело с лопухом?
Он начинает открывать глаза, но плачет, как будто ему на колени бросили гранату со слезоточивым газом.
– Мусор поганый! – скрежещет он.
– Не волнуйся, красавчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Он обалдел.
– Ну что? – раздраженно спрашиваю я. – Будем вспоминать пословицы весь вечер? Если ты собираешь антологию, я тебе помогу.
Вдруг я закрываю рот: этот недомерок держит в руке пушку. Красивую пушку с перламутровой рукояткой.
– Это западня, – скрежещет он зубами.
– Не психуй, гигант, и убери шпалер, а то поранишься.
Он кривится в жуткой гримасе. Я никогда не видел ничего более отвратительного, чем этот лилипут. Так и хочется раздавить его каблуком. Как бы то ни было, критический момент наступил раньше, чем я рассчитывал. По-моему, надо играть на полную.
– Как вы узнали наш код? – спрашивает карлик.
– Благодаря отличной системе информации.
– Какой?
– Вот этой. – Я показываю ему указательный палец. – Представь себе, время от времени я его расспрашиваю, и он рассказывает мне массу вещей, о которых не пишут в газетах.
Вижу, палец моего короткого гостя сжимается на спусковом крючке
– Не валяй дурака, я тебе говорю!
Он как будто не слышит. Пистолет дрожит в его ручонке.
Должно быть, херувимчик очень нервозен!
– Говори! – требует он, и его горло издает звук, напоминающий скрежет ржавого флюгера.
Я пожимаю плечами.
– А что мне тебе рассказывать? Ты меня смешишь... Я вызываю тебя поболтать, а ты суешь мне в нос свою артиллерию и требуешь, чтобы я говорил. Тебе это не кажется уморительным?
Его лицо остается невозмутимым.
Я говорю себе, что этому шутнику лучше не противоречить. Если он немного шевельнет указательным пальцем правой руки, то я получу свинец в грудь.
– В конце концов, раз уж ты здесь, я могу тебя просветить.
Освещаю ему дело со своей точки зрения, начиная с октябрьского покушения, жертвой которого я стал, и заканчивая событиями сегодняшнего вечера, не забыв, разумеется, рассказать и о расшифровке музыкальной морзянки.
Карлик недобро смеется.
– Поздравляю, – шипит он. – Котелок у тебя варит!
– Ты понимаешь, – примирительно говорю я, – меня заколебало служить мишенью. Провалявшись два месяца в больнице, я хотел бы, по крайней мере, найти мужика с бобриком, чтобы сказать ему все, что о нем думаю...
Карлик смеется.
– Размечтался, глупенький... Думаешь, я заложу кореша? Ну ты даешь, мусор!
– Мусор?
Я притворяюсь удивленным.
– Черт! Ты же сам только что сказал, что это в тебя стреляли в первый раз из-за твоего сходства с Мануэлем. Газеты только и писали, что в метро подстрелили знаменитого комиссара Сан-Антонио, аса из асов... Мы еще смеялись, что по ошибке чуть не замочили легавого.
Делаю вид, что принимаю это с юмором.
– Согласен, совпадение забавное.
– Я жалею только об одном... – уверяет карлик.
Я поднимаю брови, показывая любопытство.
–...Что ты не сдох.
Я кланяюсь.
– Ты очень любезен...
Этот писсуар кривит губы.
– К счастью, пришло время исправить эту оплошность...
Что тут сказать? Я смотрю на коротышку и понимаю, что настроен он решительно. Если я не буду действовать быстро, то очень вероятно, что проснусь в уголке, полном ангелов и благоухающих роз. А теперь, если хотите, чтобы я вам рассказал, по каким признакам можно узнать типа, решившего отправить вас на небеса, открывайте пошире уши. Как я вам уже говорил, в глазах у этого недомерка есть что-то особенное. Желание убивать читается у него не только в глазах, но и на всей морде. Его губы задрались, как у скалящейся собаки, нос наморщился, а адамово яблоко поднимается-опускается, как лифт отеля в день наплыва клиентов. Этот обмылок кажется мне хитрым. Даже если я и смогу схватить лежащую на диване пушку, это ничего мне не даст, потому что он выстрелит прежде, чем я сниму свой пистолет с предохранителя.
Что делать? Господи...
У меня пересохло во рту. Вдруг мне в голову приходит мысль; приходит без моего желания, как звонок будильника, но в моем монгольфьере она производит фурор. Чтобы попытаться ее осуществить, мне нужен алкоголь. Увы, я высосал из бутылки все до капли, но рядом с диваном стоит флакон одеколона. Этикетка повернута к стене, следовательно, карлик не может знать, что в нем за жидкость.
Я принимаю непринужденный вид собирающегося остограммиться пьянчужки.
– Ты же не собираешься меня шлепнуть?
– Я возьму на себя этот труд...
– Не надо.
Я едва сдерживаю всхлипывания. Этому малышу надо показать редкое зрелище, чтобы он продлил наш тет-а-тет. Смысл моей игры состоит в том, чтобы взять пузырек одеколона в руки, не вызывая у карлика подозрений.
– Не делай этого, – задыхаясь умоляю я. – Черт побери! Я же ничего вам не сделал. Вы и так уже один раз чуть не застрелили меня...
Я медленно тянусь рукой к пустой бутылке, словно почувствовав потребность взбодриться, потом делаю вид, будто только сейчас заметил, что она пуста. Совершенно необходимо, чтобы он ни о чем не догадался. Продолжая дрожать, я немного поворачиваюсь, чтобы взять одеколон... Невозможно передать, что я чувствую. Мне кажется, что сейчас его пушка плюнет огнем. Нет ничего более неприятного, чем свинец в кишках. Когда это происходит, вы не думаете ни о чем, кроме боли, от которой перехватывает дыхание...
Но ничего такого не происходит.
Не надо думать, что эти события и действия протекают в замедленном темпе. Просто мысль бежит быстрее. Между мыслью и действием разница в скорости порой бывает такой же, как между светом и звуком.
Наконец я беру флакон с одеколоном в свои руки.
– Я не хочу, чтобы ты меня убивал!
– Не надо было лезть в это дело. Что это за легавый, который разыгрывает из себя героя, а когда его должны шлепнуть, начинает ныть!
Моя дрожь усиливается. Я отвинчиваю крышку флакона и подношу горлышко к губам.
Если в своей жизни вам по ошибке приходилось пить одеколон, вы должны знать, что он не идет ни в какое сравнение с шамбертеном. Лично я не знаю ничего противнее...
Поэтому я не собираюсь глотать этот сомнительный напиток и на сей раз. Я набираю его в рот, как будто хочу прополоскать горло...
Я хорошо рассчитываю свой маленький трюк! Фюить! Я выпускаю струю одеколона в моргалы гнома. Попал! Недомерок визжит, как поросенок, которому в задний проход воткнули раскаленный металлический прут. Он трет зенки своими миниатюрными кулачками.
Не думайте, что я тем временем валяю дурака. Я быстренько обезоруживаю его и хватаю свой «люгер». Имея в руках по пушке, чувствуешь себя сильным, особенно когда перед тобой месье в метр тридцать ростом.
– Ты еще слишком мал, лапочка, чтобы суметь справиться с Сан-Антонио. Лучше бы ты сидел дома и стрелял из рогатки. Ты что же, думал, что имеешь дело с лопухом?
Он начинает открывать глаза, но плачет, как будто ему на колени бросили гранату со слезоточивым газом.
– Мусор поганый! – скрежещет он.
– Не волнуйся, красавчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37