Я отвешиваю ему благодарственный поклон.
– Так все-таки почему вы пришли ко мне? – спрашивает он.
– Я хотел услышать от его лечащего врача, что Бальмен мог внезапно умереть.
– Тогда я вам повторяю: он не мог умереть иначе. Малейшее волнение, малейшее физическое усилие – и смерть ему была обеспечена...
– Малейшее волнение?
– По крайней мере, теоретически. Вы знаете, в нашей профессии теория играет главенствующую роль.
– Конечно. Скажите мне еще, доктор, раз вы лучше кого бы то ни было знали физическое состояние старика, если бы Бальмену грозила большая опасность и он испытывал бы сильный страх, он мог бы писать?
– Писать?
Я достаю из лопатника кусочек чека, на котором старик написал: «На помощь».
– Вот смотрите, – продолжаю я, – когда грозит такая опасность, что готов звать на помощь, то дрожишь, и даже крепкому человеку трудно что-либо написать, согласны?
– Мне кажется, так...
– Ладно. Если это трудно для здорового человека, то для хронического сердечника практически невозможно... А вот последние слова, которые Бальмен написал за несколько минут – можно даже сказать – секунд – до своей смерти...
– Действительно странно.
– Почерк четкий, твердый... Может перепуганный человек писать с такой уверенностью?
– Не думаю.
– Тогда следует согласиться, что Бальмен не был так напуган, как можно предположить. Но совершенно ясный смысл этих двух слов противоречит данной точке зрения...
Маленький врач пожимает плечами... Он вытягивает руку, гладит голову боксера.
– Разве что это написал не он...
– О, это он, – уверяю я, – я в этом не со...
Я закрываю свою большую пасть на двойной поворот и вытаскиваю угол конверта, на котором Парьо сегодня написал мне свой адрес.
Ой, ребята! Если б вы могли видеть Сан-Антонио! Зрелище стоит того, чтобы на него посмотреть! Моя дурость достигает размера горы Сен-Мишель или Шартрского собора...
Сличая два клочка бумаги, я констатирую, что на обоих надписи сделаны одним почерком.
Вывод: «На помощь» на корешке чека написал Парьо...
Кажется, у меня совсем съехала крыша. По-моему, я потерял мозги... Если найдете, просьба прислать их мне домой. Вознаграждение гарантируется.
Врач смотрит на меня.
– Что случилось?
– Ничего, – отвечаю. – Спасибо... Простите, доктор, я... И я бегу к входной двери, а боксер, нюхавший мои пятки, смотрит на своего хозяина с таким видом, будто спрашивает, съедобны ли мои яйца!
Глава 5
– Эктор ушел, – говорит мне Фелиси.
– Тем лучше, – отвечаю я.
– Ты хорошо провел день?
– Очень хорошо, спасибо, ма! Она не настаивает. Фелиси воплощенная сдержанность.
– Остались пирог, зеленый горошек и сыр. Пойдет на вечер, а? Если ты очень проголодался, я приготовлю фаршированные яйца.
– Я не хочу есть.
– Ты не болен?
– Можно же не хотеть есть и при этом не быть больным, ма... Запомни это раз и навсегда, иначе ты умрешь от тревоги...
Эта фраза действует на меня, как удар электрического тока.
Умереть от тревоги...
А от чего все-таки умер Бальмен?
От страха.
Да, чем дальше, тем лучше я вспоминаю его лицо, когда он отходил от железного козырька. Это было лицо человека, больного от страха... Само лицо страха...
Кого он боялся? Парьо?
Тогда почему тот написал на корешке чека призыв помощи?
Разве нападающий станет звать на помощь? Нет!
Следовательно, надо сделать вывод, что Парьо тоже был жертвой, что ему тоже грозила опасность... Ему грозила опасность, но он не мог об этом сказать! Он мог только писать... Так, значит, рядом был кто-то, кто следил за ними?
– О чем ты думаешь? – спрашивает меня Фелиси. Я спускаюсь на землю.
– О... О разных вещах, – отвечаю. – О странных вещах...
– О каких?
– Это история старика, умершего от страха, ма... У меня идиотское чувство, что человек, который его пугал, позвал на помощь... Вообще-то, он не позвал, а написал, что вроде бы показывает, что он тоже боялся... С этим вторым я сегодня разговаривал. Если бы ему было что сказать, у него была возможность сделать это... А он наоборот, пускал мне пыль в глаза... Как видишь, дело сложное...
Фелиси секунду размышляет.
– Я сделаю тебе фаршированные яйца, – решает она. – Пирог слишком тяжел для вечера!
В черноте мои мысли витают над постелью. Эти мысли прожорливы и ожесточены, как вороны.
Я хотел бы на секунду отогнать их и поспать, чтобы дать котелку отдых.
Но тяжелые черные мысли упрямо крутятся и крутятся... Маленький старичок, умерший от страха... Я снова вижу его белую физиономию, наморщенный нос, выступивший на висках пот. Он плохо себя чувствовал и начинал умирать посреди равнодушной толпы, на глазах у полицейского... А второй, в кожаном пальто, этот Парьо с его самообладанием?.. Какую роль он играл? Палача? Товарища по несчастью?..
Он друг старика Бальмена; они вместе работают больше десяти лет.
Деньги предназначались ему, чего он и не скрывает. Он сразу бежит сообщить об этом полиции... Не боится запачкаться...
Все заставляет меня думать, что это чемпион! Он расчетлив, составил весь план... Но это «На помощь» опрокидывает все расчеты!
Под металлическим козырьком этих двух можно было видеть только со спины, и то при условии, что тот, кто за ними следил, – если следил – стоял перед входной дверью. Я, ждавший перед окошком, ничего не заметил...
Человек, зовущий на помощь, нуждается в том, чтобы ему помогли. Он мог бы попросить помощи у дежурного ажана, у служащего, с которым вполне мог незаметно поговорить... Посреди народу им было нечего бояться!
И все-таки!
Я снова вижу в красках маленького педика, строящего из себя роскошную кошку в уютной квартире на бульваре Курсель.
Тоже странный персонаж. Скользит между пальцами, как намыленный... Прячется за фасадом своего порока и выжидает...
Он ждет наследства старика. Скорбит ли он? Нет... Он достаточно откровенен или недостаточно соображает, чтобы ломать комедию отчаяния. Он изображает интриганку, охотницу за наследством...
Зачем Парьо явился сегодня во второй половине дня к покойному антиквару?
Он не голубой, в этом нет никаких сомнений...
Все это крутится в моих мозгах, как в миксере. Прям центрифуга...
Бальмен, Парьо, Джо, толстая консьержка, маленький доктор, боксер, корешок чека! На помощь! На помощь! Литр красного. Смешайте все, взболтайте и подавайте в горячем виде! Тайны надо всегда подавать очень горячими.
Я засыпаю, просыпаюсь и верчусь на своей кровати. Пружины громко протестуют...
Голос Фелиси:
– Не можешь заснуть? – Нет, ма...
– Наверное, из-за фаршированных яиц. Я положила слишком много соуса!
Фелиси, как вы знаете, находит «желудочные» объяснения всем проблемам своего единственного и любимого сына.
Мне наконец удается отправиться в страну снов, и, когда я просыпаюсь, уже белый день.
В конце концов, может быть, на меня действительно плохо действовали фаршированные яйца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Так все-таки почему вы пришли ко мне? – спрашивает он.
– Я хотел услышать от его лечащего врача, что Бальмен мог внезапно умереть.
– Тогда я вам повторяю: он не мог умереть иначе. Малейшее волнение, малейшее физическое усилие – и смерть ему была обеспечена...
– Малейшее волнение?
– По крайней мере, теоретически. Вы знаете, в нашей профессии теория играет главенствующую роль.
– Конечно. Скажите мне еще, доктор, раз вы лучше кого бы то ни было знали физическое состояние старика, если бы Бальмену грозила большая опасность и он испытывал бы сильный страх, он мог бы писать?
– Писать?
Я достаю из лопатника кусочек чека, на котором старик написал: «На помощь».
– Вот смотрите, – продолжаю я, – когда грозит такая опасность, что готов звать на помощь, то дрожишь, и даже крепкому человеку трудно что-либо написать, согласны?
– Мне кажется, так...
– Ладно. Если это трудно для здорового человека, то для хронического сердечника практически невозможно... А вот последние слова, которые Бальмен написал за несколько минут – можно даже сказать – секунд – до своей смерти...
– Действительно странно.
– Почерк четкий, твердый... Может перепуганный человек писать с такой уверенностью?
– Не думаю.
– Тогда следует согласиться, что Бальмен не был так напуган, как можно предположить. Но совершенно ясный смысл этих двух слов противоречит данной точке зрения...
Маленький врач пожимает плечами... Он вытягивает руку, гладит голову боксера.
– Разве что это написал не он...
– О, это он, – уверяю я, – я в этом не со...
Я закрываю свою большую пасть на двойной поворот и вытаскиваю угол конверта, на котором Парьо сегодня написал мне свой адрес.
Ой, ребята! Если б вы могли видеть Сан-Антонио! Зрелище стоит того, чтобы на него посмотреть! Моя дурость достигает размера горы Сен-Мишель или Шартрского собора...
Сличая два клочка бумаги, я констатирую, что на обоих надписи сделаны одним почерком.
Вывод: «На помощь» на корешке чека написал Парьо...
Кажется, у меня совсем съехала крыша. По-моему, я потерял мозги... Если найдете, просьба прислать их мне домой. Вознаграждение гарантируется.
Врач смотрит на меня.
– Что случилось?
– Ничего, – отвечаю. – Спасибо... Простите, доктор, я... И я бегу к входной двери, а боксер, нюхавший мои пятки, смотрит на своего хозяина с таким видом, будто спрашивает, съедобны ли мои яйца!
Глава 5
– Эктор ушел, – говорит мне Фелиси.
– Тем лучше, – отвечаю я.
– Ты хорошо провел день?
– Очень хорошо, спасибо, ма! Она не настаивает. Фелиси воплощенная сдержанность.
– Остались пирог, зеленый горошек и сыр. Пойдет на вечер, а? Если ты очень проголодался, я приготовлю фаршированные яйца.
– Я не хочу есть.
– Ты не болен?
– Можно же не хотеть есть и при этом не быть больным, ма... Запомни это раз и навсегда, иначе ты умрешь от тревоги...
Эта фраза действует на меня, как удар электрического тока.
Умереть от тревоги...
А от чего все-таки умер Бальмен?
От страха.
Да, чем дальше, тем лучше я вспоминаю его лицо, когда он отходил от железного козырька. Это было лицо человека, больного от страха... Само лицо страха...
Кого он боялся? Парьо?
Тогда почему тот написал на корешке чека призыв помощи?
Разве нападающий станет звать на помощь? Нет!
Следовательно, надо сделать вывод, что Парьо тоже был жертвой, что ему тоже грозила опасность... Ему грозила опасность, но он не мог об этом сказать! Он мог только писать... Так, значит, рядом был кто-то, кто следил за ними?
– О чем ты думаешь? – спрашивает меня Фелиси. Я спускаюсь на землю.
– О... О разных вещах, – отвечаю. – О странных вещах...
– О каких?
– Это история старика, умершего от страха, ма... У меня идиотское чувство, что человек, который его пугал, позвал на помощь... Вообще-то, он не позвал, а написал, что вроде бы показывает, что он тоже боялся... С этим вторым я сегодня разговаривал. Если бы ему было что сказать, у него была возможность сделать это... А он наоборот, пускал мне пыль в глаза... Как видишь, дело сложное...
Фелиси секунду размышляет.
– Я сделаю тебе фаршированные яйца, – решает она. – Пирог слишком тяжел для вечера!
В черноте мои мысли витают над постелью. Эти мысли прожорливы и ожесточены, как вороны.
Я хотел бы на секунду отогнать их и поспать, чтобы дать котелку отдых.
Но тяжелые черные мысли упрямо крутятся и крутятся... Маленький старичок, умерший от страха... Я снова вижу его белую физиономию, наморщенный нос, выступивший на висках пот. Он плохо себя чувствовал и начинал умирать посреди равнодушной толпы, на глазах у полицейского... А второй, в кожаном пальто, этот Парьо с его самообладанием?.. Какую роль он играл? Палача? Товарища по несчастью?..
Он друг старика Бальмена; они вместе работают больше десяти лет.
Деньги предназначались ему, чего он и не скрывает. Он сразу бежит сообщить об этом полиции... Не боится запачкаться...
Все заставляет меня думать, что это чемпион! Он расчетлив, составил весь план... Но это «На помощь» опрокидывает все расчеты!
Под металлическим козырьком этих двух можно было видеть только со спины, и то при условии, что тот, кто за ними следил, – если следил – стоял перед входной дверью. Я, ждавший перед окошком, ничего не заметил...
Человек, зовущий на помощь, нуждается в том, чтобы ему помогли. Он мог бы попросить помощи у дежурного ажана, у служащего, с которым вполне мог незаметно поговорить... Посреди народу им было нечего бояться!
И все-таки!
Я снова вижу в красках маленького педика, строящего из себя роскошную кошку в уютной квартире на бульваре Курсель.
Тоже странный персонаж. Скользит между пальцами, как намыленный... Прячется за фасадом своего порока и выжидает...
Он ждет наследства старика. Скорбит ли он? Нет... Он достаточно откровенен или недостаточно соображает, чтобы ломать комедию отчаяния. Он изображает интриганку, охотницу за наследством...
Зачем Парьо явился сегодня во второй половине дня к покойному антиквару?
Он не голубой, в этом нет никаких сомнений...
Все это крутится в моих мозгах, как в миксере. Прям центрифуга...
Бальмен, Парьо, Джо, толстая консьержка, маленький доктор, боксер, корешок чека! На помощь! На помощь! Литр красного. Смешайте все, взболтайте и подавайте в горячем виде! Тайны надо всегда подавать очень горячими.
Я засыпаю, просыпаюсь и верчусь на своей кровати. Пружины громко протестуют...
Голос Фелиси:
– Не можешь заснуть? – Нет, ма...
– Наверное, из-за фаршированных яиц. Я положила слишком много соуса!
Фелиси, как вы знаете, находит «желудочные» объяснения всем проблемам своего единственного и любимого сына.
Мне наконец удается отправиться в страну снов, и, когда я просыпаюсь, уже белый день.
В конце концов, может быть, на меня действительно плохо действовали фаршированные яйца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27