- культурно осведомляюсь я.
Бегемотиха Берю томно закатывает глаза и, сюсюкая, пускается в разглагольствования о том, как ее дружок цирюльник одарил ее целым набором всевозможных пробных духов. (Это те, на которых написано: "Не для продажи". Незаменимая вещь для подарков родственникам и знакомым, поскольку ничего не стоит.) Она слила их все в один большой флакон, и получился, как ей кажется, изысканнейший букет запахов, которому мог бы позавидовать любой парфюмер.
- Прямо целый винегрет запахов! - соглашаюсь я.
Фелиция, чей взгляд я ловлю в зеркальце заднего вида, еле удерживается от смеха. Толстуха тихо колышется, вся во власти волнения, опасаясь, как бы не лопнуло платье. Вообще ее платье - это маленький шедевр. Глубочайшее декольте потрясло бы воображение самого Казановы, а при виде кружевной оборки устыдился бы своей бедности даже Людовик XIV. В том месте, где, по моим представлениям, должна быть талия, мадам перетянута ремнем шириной с пожарный шланг. На вопрос Толстухи, как она выглядит, моя любезная маман вежливо отвечает, что мадам Берюрье сегодня настоящая принцесса. Воодушевленная комплиментом Берта, хлопая ресницами как крыльями, тут же заявляет: "Да, да, у меня отличная портниха... Жена одного угольщика". Видимо, этим и объясняется впечатление, что платье приехало из дома высокой моды под названием "Рур"... Толстуха добавляет, что если у Фелиции появится желание сшить себе что-нибудь эффектное, то она уж замолвит за нее словечко. Но Фелиция с присущим ей тактом отказывается - она, увы, уже не в том возрасте, когда можно позволить себе носить последнюю парижскую моду.
Одним словом, в машине царит полное согласие и взаимопонимание, как на дипломатической тусовке.
Когда мы проезжаем Понтуаз, Толстяк вдруг заявляет о своей жажде. Дамы соглашаются сделать небольшую остановку: настало время всем промочить горло, тем более что за этим занятием можно продолжить трескотню о шмотках.
Через пару километров нашим пересохшим глоткам предлагает свои услуги небольшой придорожный трактир. Берю болидом устремляется в дверь. Симпатичное заведение с обычными клетчатыми скатертями, медными украшениями, посудой по стенам и настоящей стойкой из фальшивого красного дерева.
Не теряя темпа, Берю подлетает к стойке и заказывает себе огромный бутерброд с сыром.
- Ты что, спятил! Мы же через четверть часа сядем за стол!
Толстяк пожимает плечами.
- Ну, когда еще сядем... - замечает он, заглатывая хлеб с сыром одним махом. - Да и неизвестно, чем нас сегодня будут кормить. Если судить по комплекции Пинюша, особых разносолов не жди, видно, его жена не очень-то сильна в кулинарии.
С некоторым замешательством я наблюдаю, как бутерброд длиной в полбатона бесследно исчезает в его широкой пасти.
- Тем, что ты сожрал за свою бренную жизнь, можно было бы прокормить с сотню детей-индусов, - пытаюсь я усовестить обжору.
Однако Толстяк с апломбом и отрыжкой для усиления аргумента утверждает, что ему плевать на маленьких индусов, как на свой первый выпавший молочный зуб.
- А почему ты вдруг вспомнил об индусах? - отдуваясь, выдыхает он и снова косится на стойку.
- Они там, понимаешь, умирают с голоду!
- А какого черта они не сопротивляются? - рубит сплеча Толстяк, у которого свои взгляды на проведение социальных реформ.
- Не получается.
- Почему это? У других получается, а у них нет?
- Потому что очень голодны, Берю. Требуется по меньшей мере по тысяче двести калорий на брата в день, чтобы устроить революцию.
Устыдившись и признав наконец обоснованность моего горького упрека, он тихо замечает, что мы, мол, не в Ma-Трасе каком-нибудь живем, и вообще он сожалеет из-за невозможности предложить матрасцам тарелку с бутербродами, чтобы те не передохли с голода, и... быстро заказывает себе второй.
Отхватив немалый кусок, Толстяк вдруг застывает с набитым ртом и поправляет галстук, поскольку мимо нас проплывает официантка кафе. Девица одаривает меня горячим взором, но так как она косит на один глаз, Толстяку кажется, что взгляд адресован ему.
- Шик птичка, а?
- Ничего, слегка похожа на сову.
- Может быть, зато какая гузка! - причмокивает Берю.
Мне наконец удается направить его к машине. Губы Толстяка лоснятся от масла, а глаза - от прилива чувств.
- Повезло же этому старому хмырю Пино! - восклицает он. - Сорвать такой куш! Главный приз! Раз-два - и целый дом! Такое счастье, говорят, приваливает только рогоносцам! А он вроде бы нет...
Мадам Берюрье, поперхнувшись, закашливается.
* * *
Как бы то ни было, но в конце концов мы достигаем цели нашего путешествия. Оказывается, новые владения четы Пино находятся на отшибе, вдалеке от поселка, по дороге на Руан. Маленький мальчик - пастух, судя по длинной хворостине, и чертенок по обличью (плутовские глаза, всклокоченные волосы и чумазая физиономия) - показывает нам дорогу и полнейшее понимание ситуации.
- А-а, тот господин, который выиграл конкурс в газете? Это там, на холме, рядом с хутором, сразу за фермой, где искусственное осеменение.
Я благодарю юнца и жму на газ.
- Ушлый парнишка-то, - решает вдруг пошутить Берю, - из тех, кого голыми руками не возьмешь. Хитрец, держит все время руки на заднице.
Его супруга закатывает глаза, краснеет и шипит:
- Ты мерзкая скотина, дорогой!
И вот мы у новой усадьбы старшего инспектора Пино. Домик, конечно, выглядит менее презентабельно, чем на фотографии в газете, но все равно вполне прилично. Дом, поняли? Дареному коню...
К калитке прикреплен колокол, как на Нотр-Даме. Мы ударяем в него так бьют склянки на корабле. Берю в восторге от этой затеи и намеревается грохнуть еще раз, но тут на зов набата появляется сам хозяин. Он одет с иголочки и потому выглядит как фермер-интеллигент. Попадись он вам на глаза в таком виде, вы непременно возымели бы желание взять его и поставить где-нибудь на тумбочке в гостиной, если, конечно, ваша гостиная выдержана в стиле "кантри". Пинюш вырядился в джинсы, свитер и сапоги "прощай, молодость", что в принципе находится в полном соответствии с возрастом и состоянием нижних конечностей новоявленного фермера.
Но в общем и целом Пино больше похож не на Пино, а скорее на его старшего сына, если бы у него таковой был. Старик тщательно выбрит, усы аккуратно подстрижены. Он отмылся и надушился по такому случаю, а на голове красуется бейсболка красного цвета с надписью "Привет с горы Сен-Мишель". Торжественный, как жокей, выигравший главный приз в финальном заезде и только-только слезший со своего скакуна, счастливый домовладелец приветствует нас с радостным и гордым видом:
- Салют честной компании!
Сняв картуз, Пинюш жмет наши протянутые пятерни. Дамы, повизгивая от восторга, чмокают его в щеки, и наступает вожделенный момент вручения подарков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Бегемотиха Берю томно закатывает глаза и, сюсюкая, пускается в разглагольствования о том, как ее дружок цирюльник одарил ее целым набором всевозможных пробных духов. (Это те, на которых написано: "Не для продажи". Незаменимая вещь для подарков родственникам и знакомым, поскольку ничего не стоит.) Она слила их все в один большой флакон, и получился, как ей кажется, изысканнейший букет запахов, которому мог бы позавидовать любой парфюмер.
- Прямо целый винегрет запахов! - соглашаюсь я.
Фелиция, чей взгляд я ловлю в зеркальце заднего вида, еле удерживается от смеха. Толстуха тихо колышется, вся во власти волнения, опасаясь, как бы не лопнуло платье. Вообще ее платье - это маленький шедевр. Глубочайшее декольте потрясло бы воображение самого Казановы, а при виде кружевной оборки устыдился бы своей бедности даже Людовик XIV. В том месте, где, по моим представлениям, должна быть талия, мадам перетянута ремнем шириной с пожарный шланг. На вопрос Толстухи, как она выглядит, моя любезная маман вежливо отвечает, что мадам Берюрье сегодня настоящая принцесса. Воодушевленная комплиментом Берта, хлопая ресницами как крыльями, тут же заявляет: "Да, да, у меня отличная портниха... Жена одного угольщика". Видимо, этим и объясняется впечатление, что платье приехало из дома высокой моды под названием "Рур"... Толстуха добавляет, что если у Фелиции появится желание сшить себе что-нибудь эффектное, то она уж замолвит за нее словечко. Но Фелиция с присущим ей тактом отказывается - она, увы, уже не в том возрасте, когда можно позволить себе носить последнюю парижскую моду.
Одним словом, в машине царит полное согласие и взаимопонимание, как на дипломатической тусовке.
Когда мы проезжаем Понтуаз, Толстяк вдруг заявляет о своей жажде. Дамы соглашаются сделать небольшую остановку: настало время всем промочить горло, тем более что за этим занятием можно продолжить трескотню о шмотках.
Через пару километров нашим пересохшим глоткам предлагает свои услуги небольшой придорожный трактир. Берю болидом устремляется в дверь. Симпатичное заведение с обычными клетчатыми скатертями, медными украшениями, посудой по стенам и настоящей стойкой из фальшивого красного дерева.
Не теряя темпа, Берю подлетает к стойке и заказывает себе огромный бутерброд с сыром.
- Ты что, спятил! Мы же через четверть часа сядем за стол!
Толстяк пожимает плечами.
- Ну, когда еще сядем... - замечает он, заглатывая хлеб с сыром одним махом. - Да и неизвестно, чем нас сегодня будут кормить. Если судить по комплекции Пинюша, особых разносолов не жди, видно, его жена не очень-то сильна в кулинарии.
С некоторым замешательством я наблюдаю, как бутерброд длиной в полбатона бесследно исчезает в его широкой пасти.
- Тем, что ты сожрал за свою бренную жизнь, можно было бы прокормить с сотню детей-индусов, - пытаюсь я усовестить обжору.
Однако Толстяк с апломбом и отрыжкой для усиления аргумента утверждает, что ему плевать на маленьких индусов, как на свой первый выпавший молочный зуб.
- А почему ты вдруг вспомнил об индусах? - отдуваясь, выдыхает он и снова косится на стойку.
- Они там, понимаешь, умирают с голоду!
- А какого черта они не сопротивляются? - рубит сплеча Толстяк, у которого свои взгляды на проведение социальных реформ.
- Не получается.
- Почему это? У других получается, а у них нет?
- Потому что очень голодны, Берю. Требуется по меньшей мере по тысяче двести калорий на брата в день, чтобы устроить революцию.
Устыдившись и признав наконец обоснованность моего горького упрека, он тихо замечает, что мы, мол, не в Ma-Трасе каком-нибудь живем, и вообще он сожалеет из-за невозможности предложить матрасцам тарелку с бутербродами, чтобы те не передохли с голода, и... быстро заказывает себе второй.
Отхватив немалый кусок, Толстяк вдруг застывает с набитым ртом и поправляет галстук, поскольку мимо нас проплывает официантка кафе. Девица одаривает меня горячим взором, но так как она косит на один глаз, Толстяку кажется, что взгляд адресован ему.
- Шик птичка, а?
- Ничего, слегка похожа на сову.
- Может быть, зато какая гузка! - причмокивает Берю.
Мне наконец удается направить его к машине. Губы Толстяка лоснятся от масла, а глаза - от прилива чувств.
- Повезло же этому старому хмырю Пино! - восклицает он. - Сорвать такой куш! Главный приз! Раз-два - и целый дом! Такое счастье, говорят, приваливает только рогоносцам! А он вроде бы нет...
Мадам Берюрье, поперхнувшись, закашливается.
* * *
Как бы то ни было, но в конце концов мы достигаем цели нашего путешествия. Оказывается, новые владения четы Пино находятся на отшибе, вдалеке от поселка, по дороге на Руан. Маленький мальчик - пастух, судя по длинной хворостине, и чертенок по обличью (плутовские глаза, всклокоченные волосы и чумазая физиономия) - показывает нам дорогу и полнейшее понимание ситуации.
- А-а, тот господин, который выиграл конкурс в газете? Это там, на холме, рядом с хутором, сразу за фермой, где искусственное осеменение.
Я благодарю юнца и жму на газ.
- Ушлый парнишка-то, - решает вдруг пошутить Берю, - из тех, кого голыми руками не возьмешь. Хитрец, держит все время руки на заднице.
Его супруга закатывает глаза, краснеет и шипит:
- Ты мерзкая скотина, дорогой!
И вот мы у новой усадьбы старшего инспектора Пино. Домик, конечно, выглядит менее презентабельно, чем на фотографии в газете, но все равно вполне прилично. Дом, поняли? Дареному коню...
К калитке прикреплен колокол, как на Нотр-Даме. Мы ударяем в него так бьют склянки на корабле. Берю в восторге от этой затеи и намеревается грохнуть еще раз, но тут на зов набата появляется сам хозяин. Он одет с иголочки и потому выглядит как фермер-интеллигент. Попадись он вам на глаза в таком виде, вы непременно возымели бы желание взять его и поставить где-нибудь на тумбочке в гостиной, если, конечно, ваша гостиная выдержана в стиле "кантри". Пинюш вырядился в джинсы, свитер и сапоги "прощай, молодость", что в принципе находится в полном соответствии с возрастом и состоянием нижних конечностей новоявленного фермера.
Но в общем и целом Пино больше похож не на Пино, а скорее на его старшего сына, если бы у него таковой был. Старик тщательно выбрит, усы аккуратно подстрижены. Он отмылся и надушился по такому случаю, а на голове красуется бейсболка красного цвета с надписью "Привет с горы Сен-Мишель". Торжественный, как жокей, выигравший главный приз в финальном заезде и только-только слезший со своего скакуна, счастливый домовладелец приветствует нас с радостным и гордым видом:
- Салют честной компании!
Сняв картуз, Пинюш жмет наши протянутые пятерни. Дамы, повизгивая от восторга, чмокают его в щеки, и наступает вожделенный момент вручения подарков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35