Вдруг инженер встал. Несколько раз прошёлся по комнате энергичными шагами. Перед моими чемоданами он остановился.
— Итак, это дело кончено, — сказал он совершенно другим тоном. — Простите, что нарушил ваш сон. Это было совершенно излишне… Вы собираетесь уехать, как я вижу…
— Да, в Богемию. У меня есть маленькое поместье близ Хрудима… Не угодно ли ещё рюмку коньяку?.. Мой поезд идёт в семь часов вечера.
— Разрешите узнать, чем вызван ваш экстренный отъезд?
— Я еду охотиться на красного зверя.
— Вы думаете, дикие козы ваших лесов поведут себя очень несдержанно, если вы заставите себя ждать несколько дней?.. Шутки в сторону, барон, — не отложите ли вы свою поездку?
— Я, право, не понимаю, что должно меня от неё удержать.
— Не выходите сразу из себя, — сказал инженер и, подняв голову, посмотрел мне в лицо. — Позвольте мне разок поговорить с вами совершенно откровенно… Я был сегодня ночью в скаковом клубе… Я о вас беседовал с некоторыми вашими добрыми друзьями, вы были предметом довольно оживлённых дебатов. Нет, вы не тот, каким показались мне вначале, не артист в душе, не эстет. Ваше имя упоминалось не иначе как в оригинальном тоне почтительной ненависти. Говорят, что при некоторых обстоятельствах вам доводилось обнаруживать известную, ну, скажем, широту взглядов в выборе средств. Кто-то назвал вас вчера великолепной бестией… Сидите, пожалуйста, спокойно! За что купил, за то и продаю, и никакого не имею намерения вас обидеть… Вы собираетесь уехать в своё имение стрелять диких коз. Ладно. Я понимаю. Но к чему это? В смерти Ойгена Бишофа вы не виновны, не можете быть виновны. Черт побери, если только половина того, что мне о вас рассказывали, правда, то я не понимаю, почему вы как раз в этом случае не бережёте своей шкуры, почему вы покорно исполняете приказ моего друга Феликса…
— А я, господин инженер, не понимаю, какое это все… какое имеет отношение Феликс к моей маленькой экскурсии.
— Вы желаете в прятки со мной играть? — спросил инженер и посмотрел на меня серьёзно и внимательно. — К чему? Не предавайтесь, пожалуйста, никаким иллюзиям: никто из ваших знакомых не преминет констатировать, что вы мастер стильных инсценировок, если даже в газетных сообщениях о несчастье, случившемся с вами на охоте, не будет особо подчёркнуто это ваше дарование.
Я несколько секунд соображал, прежде чем понял его мысль. Я встал, так как не имел охоты продолжать этот разговор. Инженер встал тоже. По блеску в его глазах, по пылавшим щекам, по размашистым движениям рук я видел, что алкоголь начинает на него действовать.
— Вмешиваться в чужие дела всегда невыгодно, — продолжал он возбуждённым тоном. — Тем не менее я предлагаю вам отложить свой отъезд на два дня. Я не отрицаю, что вы находитесь в зависимом положении. Но что скажете вы, если я обещаю вам не позже чем в сорок восемь часов сообщить вам и Феликсу, кто был убийца Ойгена Бишофа!
Его слова не произвели на меня впечатления, я не отнёсся к ним серьёзно, я был уверен, что он расхвастался только под влиянием алкоголя. Его самоуверенный тон привёл меня в раздражение, и я готовился дать ему резкий отпор. Но вдруг мне пришло на ум, что он, пожалуй, мог узнать какие-нибудь новые обстоятельства, какую-нибудь частность, ускользнувшую от моего внимания. Не знаю почему, но внезапно я проникся уверенностью, что он знает больше меня об этом деле. Мне показалось весьма вероятным, что он нашёл в павильоне какие-то следы и сделал из них вывод относительно личности того незнакомого посетителя, которого он называл убийцей.
— Отпечатки пальцев? — спросил я.
Он взглянул на меня с видом полного недоумения и не ответил.
— Не нашлись ли в павильоне отпечатки пальцев убийцы?
Он покачал головой.
— Нет, никаких там не нашлось отпечатков, — сказал он. — Знайте, что убийца вообще никогда не посещал виллы. Ойген Бишоф оставался все время один в павильоне.
— Но вчера вы говорили…
— Я ошибался. Никого у него не было. Дважды выстрелив из револьвера, он исполнял приказ, находился под давлением чужой воли — так рисуется мне сегодня это событие. Убийца не был у него ни в роковое мгновение, ни раньше, так как мне известно, что он многие годы не выходит из дому…
— Кто? — воскликнул я в изумлении.
— Убийца.
— Вы его знаете?
— Нет, не знаю. Но у меня есть основание предполагать, что он итальянец и почти не понимает по-немецки и что он, как я уже сказал, не выходил из своей квартиры много лет.
— Как вы это узнали?
— Урод, — продолжал инженер, не обращая внимания на мой вопрос, — своего рода чудовище, человек необычайной тучности, вероятно патологической, и вследствие этого осуждённый на полную неподвижность. Так выглядит убийца. И эта гнусная тварь оказывает совершенно необычайное притягательное воздействие по преимуществу на артистов, вот что замечательно. Один был художником, другой — актёром — обратили вы на это внимание?
— Но как вы узнали, что убийца уродлив?
— Чудовищно безобразен. Человеческий выродок, — повторил инженер. — Как я это узнал? Вы меня, вероятно, теперь считаете невесть каким проницательным человеком. В действительности мне просто повезло немного в моих розысках.
Он приумолк и стал внимательно разглядывать резьбу кресла перед моим письменным столом.
— Стулья в стиле Бидермайера особенно ломки, не правда ли? — спросил он. — Тут у вас мебель Бидермайера. Чиппендейл? Вот именно. Доктор Левенфельд присутствовал при телефонном разговоре, который Ойген Бишоф вёл из конторы придворных театров с какою-то дамой, быть может с тою, которая вчера вызывала его… Знаете вы доктора Левенфельда?
— Секретаря конторы?
— Драматурга, секретаря или режиссёра — не знаю, какова его роль в театре. Я встретил его сегодня утром, и он рассказал мне… Постойте-ка.
Инженер достал из жилетного кармана трамвайный билет, на оборотной стороне которого нацарапал заметки.
— Доктор Левенфельд точно помнит содержание разговора, — продолжал он. — Послушайте, что сказал Ойген Бишоф в телефон. «Привезти его? Невозможно, уважаемая! Ваша мебель Бидермайера, право же, не рассчитана на его вес. И к тому же в доме нет лифта, как мне втащить его по лестнице?» Это все. Дальше шли обычные фразы, которыми кончают телефонный разговор.
Он тщательно сложил билет и взглянул на меня вопросительно.
— Ну? — спросил он. — Как смотрите вы на это дело?
— Я нахожу слишком рискованным делать столь широкие умозаключения из этих немногих слов, — ответил я. — Разве вы знаете, что тот, о ком шла речь, действительно убийца?
— А то кто же? — воскликнул инженер. — Нет, человек, который не может выйти из своей квартиры, потому что в доме нет лифта, — убийца, в этом я уверен. Теперь я знаю, какова его внешность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39