Только однажды он решился позвонить Пафнутьеву, да и то разговор получился настолько бестолков и бессвязен, что, даже если бы кто-то чрезвычайно хитрый и подслушал его, все равно ничего бы не понял, тем более что Пафнутьев, прекрасно понимая Васю и строение его души, отвечал в том же духе.
— Слушаю вас внимательно, — сказал Пафнутьев, когда прозвучал телефонный звонок.
— Васей меня зовут.
— А, привет, Вася! — Пафнутьев сразу понял, кто звонит и что нужно отвечать. — Как поживаешь?
— По-разному...
— Но жизнь радует?
— Когда как... Бывает, что и порадует, но тут же по затылку получаешь... Как и у всех, наверно.
— Совершенно с тобой согласен.
— Как служба?
— Идет, — безутешно протянул Пафнутьев.
— Ордена светят?
— Светят, но не мне... А у тебя как с орденами?
— Надеюсь.
— Есть успехи? — Пафнутьев насторожился, наконец-то уловив в разговоре смысл. Вася почти открытым текстом сказал, что у него все готово, что он, как прежде, тверд в суровом своем решении и ничто его не остановит.
— Предварительные, — сонно протянул Вася, но Пафнутьева эта его замедленность ничуть не ввела в заблуждение.
— А ты не торопись, — попробовал было он отговорить киллера.
— Да чего там... Жизнь на исходе, некоторые вообще ушли в другой мир... Один мой приятель, старикашка, между прочим, так он вместе с домом сгорел.
— Замыкание, наверно? — предположил Пафнутьев.
— И очень короткое. Короче не бывает. Ну, ладно, покалякали, и хватит... В случае чего позвоню... И ты звони — может, машина понадобится, — я сейчас извозом занялся... Подвезу куда угодно и недорого возьму... Я не жадный. Может, выйдешь на десять минут раньше, а? Покалякаем.
— Есть о чем?
— Найдется.
— А ты в каких районах шустришь?
— В центре стараюсь не появляться... Ментов больно много... Ждут новых взрывов... А когда чего-то ждут, оно обязательно случается. — Вася повторил, что он тверд в своем намерении... — Как это сказано в святых книгах... Ищущий да обрящет, стучите, и вам откроют, ждущий дождется... Значит, говоришь, и медалька не светит?
— Разве что за выслугу лет, — горько рассмеялся Пафнутьев.
— Тогда долгой тебе жизни, — сказал Вася и повесил трубку в каком-то автомате — он опасался слишком долго говорить и был прав, ребята, он был прав — не надо слишком долго говорить даже из автомата, тем более если вам предстоит дело серьезное, а то и рисковое.
После этого Вася, ссутулившись и как бы весь углубленный в себя, заворачивая носки туфель внутрь, направился к небольшому грузовичку «Газель». Хороший такой грузовичок, а в городских условиях просто незаменимый. Если говорить всерьез, он даже лучше всяких там «Мерседесов» и прочих уважаемых и красивых марок, мощных и удобных, вместительных и бесшумных, гораздо лучше.
А знаете почему?
А потому что возле этих уважаемых и красивых обязательно кто-нибудь потопчется минуту-вторую, обязательно полюбуется совершенными формами, изысканными красками, оценит и бампер, и фонари, отметит про себя марку этого потрясающего создания рук и ума человеческих, а некоторые даже и к номеру присмотрятся — номера-то у нас делают не столь хорошими, не столь изысканными, вываливаются номера, как бы вступают в противоречие с безукоризненностью самой машины.
А вот этого как раз и не надо, вот это как раз и плохо для того дела, которое задумал Вася-Курок. Для его справедливого дела требовалась такая машина, чтобы на нее не то что бы никто внимания не обратил, а чтобы даже с отвращением отвернулся, если она невзначай попадется на глаза. Вот городской грузовичок «Газель», в меру грязный, в меру бестолковый и совершенно неприметный, для его затеи был просто незаменим.
Васю можно было иногда обидеть, его можно было не замечать, и даже посмеиваться над собой он позволял легко и беззлобно. И если за стол его не позвали, забыли, к примеру, он и это прощал, беспомощно разводя руками, — куда деваться, дескать, такой уж я получился, что про меня и забыть нетрудно. И к внешности своей он относился без большого уважения и интереса. Есть на ногах штаны — и слава богу, не забыл носки надеть перед тем, как ноги в туфли сунуть, — опять хорошо.
Но при всем при этом существовали некоторые обстоятельства, которые Вася-Курок воспринимал остро и даже болезненно, — когда сознательно и зло обижали его друзей, когда его друзей убивали, когда пытались убить его самого. В таких случаях он освобождался от тяжести душевной, улыбался легко и светло, даже походка его менялась, сутуловатость исчезала — отныне он мог поступать по своему разумению, и никто, никто не мог его остановить, потому что он получал нечто вроде разрешения свыше делать то, что считал нужным.
И сейчас, вот в эти самые минуты, к нему пришло такое же состояние. Сонливость отступила, движения сделались порывистыми, дышалось свободно, в руках было спокойствие и уверенность. Ощущалось, правда, легкое волнение, но оно только радовало Васю, потому что жизнь в таких случаях становилась насыщенной, интересной и даже как бы встревоженной, как бывало с ним много лет назад, когда он, нагладив коротковатые штанишки, начистив туфли, в белой рубашке шагал к красивой девушке, а она ждала его и невольно приподнималась с парковой скамейки, едва он показывался в конце аллеи. Но это было давно, и вспоминать то время Вася не любил — болела душа.
Забравшись в кабину и захлопнув за собой дребезжащую дверь, Вася некоторое время сидел, откинувшись на спинку и закрыв глаза, — прикидывал, не забыл ли чего по оплошности. Потом включил мотор, медленно выехал со двора, в котором оставлял машину. Знал, что здесь можно оставить «Газель», поскольку сюда своими тылами выходили несколько магазинов — продуктовые, промтоварные, даже магазин электроники. Поэтому его грузовичок не привлек ничьего внимания.
Свернув направо, он влился в общий поток машин и все так же, не торопясь и соблюдая правила уличного движения, двинулся к дому, который давно присмотрел, изучил и знал, наверно, ничуть не хуже, чем люди, прожившие в нем десятки лет.
Прибыв на место, он подождал, пока со двора выберется какой-то «жигуленок», и въехал в узкий проход, который уже во дворе заканчивался небольшим тупичком, куда можно было забраться, чтобы не мешать другим машинам. Вася так и сделал, втиснулся в узкое пространство — здесь даже дверь нельзя было открыть полностью, чтобы выйти, пришлось бы втягивать живот. Но пока Вася и не собирался выходить из машины, у него оставалось время еще раз продумать, прикинуть, убедить себя в том, что ничего не забыто, ничего не упущено.
Тупик в зарослях мелкого кустарника хорош был тем, что как раз в створе этого проезда находился подъезд дома на другой стороне улицы, причем так удачно, что ступеньки крыльца были хорошо видны даже в зеркало заднего обзора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Слушаю вас внимательно, — сказал Пафнутьев, когда прозвучал телефонный звонок.
— Васей меня зовут.
— А, привет, Вася! — Пафнутьев сразу понял, кто звонит и что нужно отвечать. — Как поживаешь?
— По-разному...
— Но жизнь радует?
— Когда как... Бывает, что и порадует, но тут же по затылку получаешь... Как и у всех, наверно.
— Совершенно с тобой согласен.
— Как служба?
— Идет, — безутешно протянул Пафнутьев.
— Ордена светят?
— Светят, но не мне... А у тебя как с орденами?
— Надеюсь.
— Есть успехи? — Пафнутьев насторожился, наконец-то уловив в разговоре смысл. Вася почти открытым текстом сказал, что у него все готово, что он, как прежде, тверд в суровом своем решении и ничто его не остановит.
— Предварительные, — сонно протянул Вася, но Пафнутьева эта его замедленность ничуть не ввела в заблуждение.
— А ты не торопись, — попробовал было он отговорить киллера.
— Да чего там... Жизнь на исходе, некоторые вообще ушли в другой мир... Один мой приятель, старикашка, между прочим, так он вместе с домом сгорел.
— Замыкание, наверно? — предположил Пафнутьев.
— И очень короткое. Короче не бывает. Ну, ладно, покалякали, и хватит... В случае чего позвоню... И ты звони — может, машина понадобится, — я сейчас извозом занялся... Подвезу куда угодно и недорого возьму... Я не жадный. Может, выйдешь на десять минут раньше, а? Покалякаем.
— Есть о чем?
— Найдется.
— А ты в каких районах шустришь?
— В центре стараюсь не появляться... Ментов больно много... Ждут новых взрывов... А когда чего-то ждут, оно обязательно случается. — Вася повторил, что он тверд в своем намерении... — Как это сказано в святых книгах... Ищущий да обрящет, стучите, и вам откроют, ждущий дождется... Значит, говоришь, и медалька не светит?
— Разве что за выслугу лет, — горько рассмеялся Пафнутьев.
— Тогда долгой тебе жизни, — сказал Вася и повесил трубку в каком-то автомате — он опасался слишком долго говорить и был прав, ребята, он был прав — не надо слишком долго говорить даже из автомата, тем более если вам предстоит дело серьезное, а то и рисковое.
После этого Вася, ссутулившись и как бы весь углубленный в себя, заворачивая носки туфель внутрь, направился к небольшому грузовичку «Газель». Хороший такой грузовичок, а в городских условиях просто незаменимый. Если говорить всерьез, он даже лучше всяких там «Мерседесов» и прочих уважаемых и красивых марок, мощных и удобных, вместительных и бесшумных, гораздо лучше.
А знаете почему?
А потому что возле этих уважаемых и красивых обязательно кто-нибудь потопчется минуту-вторую, обязательно полюбуется совершенными формами, изысканными красками, оценит и бампер, и фонари, отметит про себя марку этого потрясающего создания рук и ума человеческих, а некоторые даже и к номеру присмотрятся — номера-то у нас делают не столь хорошими, не столь изысканными, вываливаются номера, как бы вступают в противоречие с безукоризненностью самой машины.
А вот этого как раз и не надо, вот это как раз и плохо для того дела, которое задумал Вася-Курок. Для его справедливого дела требовалась такая машина, чтобы на нее не то что бы никто внимания не обратил, а чтобы даже с отвращением отвернулся, если она невзначай попадется на глаза. Вот городской грузовичок «Газель», в меру грязный, в меру бестолковый и совершенно неприметный, для его затеи был просто незаменим.
Васю можно было иногда обидеть, его можно было не замечать, и даже посмеиваться над собой он позволял легко и беззлобно. И если за стол его не позвали, забыли, к примеру, он и это прощал, беспомощно разводя руками, — куда деваться, дескать, такой уж я получился, что про меня и забыть нетрудно. И к внешности своей он относился без большого уважения и интереса. Есть на ногах штаны — и слава богу, не забыл носки надеть перед тем, как ноги в туфли сунуть, — опять хорошо.
Но при всем при этом существовали некоторые обстоятельства, которые Вася-Курок воспринимал остро и даже болезненно, — когда сознательно и зло обижали его друзей, когда его друзей убивали, когда пытались убить его самого. В таких случаях он освобождался от тяжести душевной, улыбался легко и светло, даже походка его менялась, сутуловатость исчезала — отныне он мог поступать по своему разумению, и никто, никто не мог его остановить, потому что он получал нечто вроде разрешения свыше делать то, что считал нужным.
И сейчас, вот в эти самые минуты, к нему пришло такое же состояние. Сонливость отступила, движения сделались порывистыми, дышалось свободно, в руках было спокойствие и уверенность. Ощущалось, правда, легкое волнение, но оно только радовало Васю, потому что жизнь в таких случаях становилась насыщенной, интересной и даже как бы встревоженной, как бывало с ним много лет назад, когда он, нагладив коротковатые штанишки, начистив туфли, в белой рубашке шагал к красивой девушке, а она ждала его и невольно приподнималась с парковой скамейки, едва он показывался в конце аллеи. Но это было давно, и вспоминать то время Вася не любил — болела душа.
Забравшись в кабину и захлопнув за собой дребезжащую дверь, Вася некоторое время сидел, откинувшись на спинку и закрыв глаза, — прикидывал, не забыл ли чего по оплошности. Потом включил мотор, медленно выехал со двора, в котором оставлял машину. Знал, что здесь можно оставить «Газель», поскольку сюда своими тылами выходили несколько магазинов — продуктовые, промтоварные, даже магазин электроники. Поэтому его грузовичок не привлек ничьего внимания.
Свернув направо, он влился в общий поток машин и все так же, не торопясь и соблюдая правила уличного движения, двинулся к дому, который давно присмотрел, изучил и знал, наверно, ничуть не хуже, чем люди, прожившие в нем десятки лет.
Прибыв на место, он подождал, пока со двора выберется какой-то «жигуленок», и въехал в узкий проход, который уже во дворе заканчивался небольшим тупичком, куда можно было забраться, чтобы не мешать другим машинам. Вася так и сделал, втиснулся в узкое пространство — здесь даже дверь нельзя было открыть полностью, чтобы выйти, пришлось бы втягивать живот. Но пока Вася и не собирался выходить из машины, у него оставалось время еще раз продумать, прикинуть, убедить себя в том, что ничего не забыто, ничего не упущено.
Тупик в зарослях мелкого кустарника хорош был тем, что как раз в створе этого проезда находился подъезд дома на другой стороне улицы, причем так удачно, что ступеньки крыльца были хорошо видны даже в зеркало заднего обзора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74