..»
— И что? — спросил доктор Мэрфи.
— Какие рекомендации? На что я согласен? Я не могу подписать такой сомнительный документ.
Доктор Мэрфи пожал плечами:
— Давайте изменим формулировку. Уточним. Что вы считаете необходимым сделать для Хамфри?
— Но я не знаю...
Доктор ухмыльнулся.
Доктор Пертборг вздохнул.
Сняв колпачок с ручки, он неохотно нацарапал свою подпись внизу листка.
— Вот, пожалуйста, доктор. А вот вам чек. Заметьте, он уже заверен.
— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — тихо сказал доктор Мэрфи.
— Будьте любезны, распишитесь вот здесь.
Доктор Мэрфи откинулся на спинку стула. Сцепив руки за головой, он задумчиво уставился в потолок.
— Знаете, о чем я думаю, доктор? Такие организации, как моя, всегда находятся под некоторым подозрением, и я подумал...
— О чем же? — спросил доктор Пертборг.
— Ван Твайны известны своей благотворительной деятельностью, и вполне логично, что семья серьезно озабочена проблемой алкоголизма. Поскольку мы имеем дело именно с таким случаем и случай этот может иметь весьма неприятные последствия, что, если вы вручите мне этот чек в качестве пожертвования, а не гонорара?
Доктор Мэрфи не отрывал взгляда от потолка. Он опасался смотреть на собеседника: один холодный пытливый взгляд, брошенный на его лицо, — и доктор Пертборг обо всем догадается.
Он ждал, казалось, целую вечность. Молчание становилось невыносимым. Потом послышался тяжелый вздох и скрип стула.
И торопливый росчерк пера.
— Прекрасная идея, — произнес доктор Пертборг. — Полагаю, одного слова достаточно?
Доктор Мэрфи был уверен, что достаточно. Единственное слово «пожертвование», косо написанное в уголке чека, решало — ха-ха! — все проблемы.
Доктор Пертборг посмотрел на него с чуть циничной улыбкой. Они пожали друг другу руки и распрощались.
И только отъезжая, он позволил себе презрительно рассмеяться. Жалкий идиот. Чуть не ударился в истерику, когда заполучил свои пятнадцать тысяч! На его месте доктор Пертборг запросто выторговал бы вдвое больше.
А доктор Мэрфи все не уходил из своего кабинета. Он сидел за столом, изумленно глядя на чек.
Ну вот и все. Он никак не ожидал, что сумеет провернуть это дело. Хотелось кричать от радости, но не было сил — он чувствовал себя разбитым и опустошенным.
Чек захрустел в его трясущихся пальцах, и он торопливо бросил его на стол. С усилием глотнул и потер глаза. Пятнадцать кусков! Теперь этих денег хватит надолго. А Хамфри Ван Твайн получит свой шанс — один из тысячи — на нормальное человеческое существование.
Но как нелегко это далось. Он поставил на карту все, что имел, получив взамен такой пустяк. И к тому же главное еще впереди. Осталось сделать последний решительный шаг. Шаг над пропастью... или вниз.
Дверь приоткрылась. Мисс Бейкер решительно вошла в кабинет:
— Я могу вам чем-нибудь помочь, доктор?
— Не знаю, — поднял невидящий взгляд доктор Мэрфи. — Нет, вряд ли. Я просто сижу и думаю. Пытаюсь кое-что обмозговать.
— Ешли это... Надеюшь, это не швяжано ш тем, что я говорила про Жожефину? Она очень хороший человек, я прошто неправильно ее поняла...
— Нет, — ответил док. — Жозефина здесь ни при чем.
— Тогда миштер Шлоун? Он вам шкажал? Я поштавила штакан вишки в его комнату пошле обеда.
Доктор Мэрфи бросил на нее быстрый взгляд. Потом пожал плечами:
— Ну и что? Не имеет значения. Теперь все вы в порядке. И вы. И Слоун. И генерал. И Берни. И Холкомы... — Док устало рассмеялся. — Сам не знаю, как это вышло, черт возьми. Я, во всяком случае, вел себя как последний дурак. Но все устроилось, и все вы в порядке, кроме...
— Да, доктор?
Док покачал головой.
Разумеется, им не нужна огласка, а ведь все выйдет наружу, начни они закручивать гайки. Они будут выглядеть как мерзкая шайка прохвостов, коими они и являются на самом деле. Разразится скандал, по сравнению с которым все прежние выходки Хамфри покажутся невинными детскими шалостями. Вероятнее всего, они воздержатся от ответных действий. Все проглотят и, возможно, — если Хамфри выпутается, — еще скажут ему спасибо.
Но... но от подобной публики можно ждать чего угодно. То, что не в их интересах поднимать шум, вовсе не означает, что они его не поднимут. У них вся семейка с придурью. Если они по-настоящему разозлятся, то заставят его пожалеть, что он вообще на свет родился. Могут отнять лицензию, гонять с места на место, сломать всю жизнь и не дать подняться. И какой ему толк, что они тоже будут вариться в этом котле?
Но вряд ли они решатся. Эта хитрая и себялюбивая порода ничего не будет делать себе во вред, даже ради возмездия. Однако сказать наверняка нельзя — он просто не знает. А когда узнает, будет уже поздно.
Внезапно его охватил страх.
— Доктор... — И тут она увидела чек и каким-то образом все поняла. Ясное дело, она всегда считала его дураком, и чек лишь дополнил картину. — Ты шошел ш ума, — тихо сказала она. — Ты жнаешь, что ты шумашедший?
Она подошла к картотеке. Посмотрела на карточку и вернулась к столу.
— Клиника «Пейн-Гволтни», Форест-Хиллз, Нью-Йорк... Срочная телеграмма, доктор?
— Срочная телеграмма, — повторил доктор Мэрфи и стал диктовать текст. — «Возвращаем Хамфри Ван Твайна под ваше наблюдение. Одновременно направляем фотокопию доверенности, выданной агентом Ван Твайнов. Настоятельно просим не ограничивать себя в расходах». Сколько там слов, Лукреция?
— Девятнадцать, ешли шчитать Ван Твайна жа одно шлово. Шократить?
— Добавьте еще пару, — попросил доктор Мэрфи. — «Желаем удачи».
Глава 18
Закончился еще один день в клинике. Бывший военный Джадсон поднялся по длинной лестнице, ведущей с берега; в большой кухне «Эль Хелсо» было тихо и темно, Жозефина и Руфус спали в своих апартаментах сном праведников.
В двойном номере братьев Холком генерал извинился, что вынужден покинуть столь приятную компанию: впервые за много лет его клонило в сон. Джон заметил, что, как это ни странно, им с братом тоже хочется спать. Берни с Джеральдом признались, что и они испытывают это почти забытое ощущение. И все со счастливыми улыбками стали желать друг другу спокойной ночи.
Сьюзен Кенфилд нежно произнесла в своей комнате: «Ай, гугусеньки-гугу, мой дорогой, любимый, обожаемый, мерзкий маленький ублюдок» — и, отдав младенца несколько шокированной няне, мирно закрыла глаза.
В комнате номер 4 Хамфри Ван Твайн помочился в свои тугие простыни, и на какой-то момент на его белом точеном лице вспыхнула искра интеллекта. Когда-то давно, на заре жизни, когда на земле царили хаос, темнота, пустота и ужас, из всего этого вдруг возникло некое влажное тепло. А что было дальше? Чем все это закончилось?
На задней террасе мисс Бейкер, глядя вниз на мерцающую полосу лунного света, уходящую далеко в океан, заявила, что она с самого начала знала, что все окончится хорошо, на что доктор Мэрфи заметил, что и он так думал, но действительность, черт возьми, превзошла все ожидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— И что? — спросил доктор Мэрфи.
— Какие рекомендации? На что я согласен? Я не могу подписать такой сомнительный документ.
Доктор Мэрфи пожал плечами:
— Давайте изменим формулировку. Уточним. Что вы считаете необходимым сделать для Хамфри?
— Но я не знаю...
Доктор ухмыльнулся.
Доктор Пертборг вздохнул.
Сняв колпачок с ручки, он неохотно нацарапал свою подпись внизу листка.
— Вот, пожалуйста, доктор. А вот вам чек. Заметьте, он уже заверен.
— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — тихо сказал доктор Мэрфи.
— Будьте любезны, распишитесь вот здесь.
Доктор Мэрфи откинулся на спинку стула. Сцепив руки за головой, он задумчиво уставился в потолок.
— Знаете, о чем я думаю, доктор? Такие организации, как моя, всегда находятся под некоторым подозрением, и я подумал...
— О чем же? — спросил доктор Пертборг.
— Ван Твайны известны своей благотворительной деятельностью, и вполне логично, что семья серьезно озабочена проблемой алкоголизма. Поскольку мы имеем дело именно с таким случаем и случай этот может иметь весьма неприятные последствия, что, если вы вручите мне этот чек в качестве пожертвования, а не гонорара?
Доктор Мэрфи не отрывал взгляда от потолка. Он опасался смотреть на собеседника: один холодный пытливый взгляд, брошенный на его лицо, — и доктор Пертборг обо всем догадается.
Он ждал, казалось, целую вечность. Молчание становилось невыносимым. Потом послышался тяжелый вздох и скрип стула.
И торопливый росчерк пера.
— Прекрасная идея, — произнес доктор Пертборг. — Полагаю, одного слова достаточно?
Доктор Мэрфи был уверен, что достаточно. Единственное слово «пожертвование», косо написанное в уголке чека, решало — ха-ха! — все проблемы.
Доктор Пертборг посмотрел на него с чуть циничной улыбкой. Они пожали друг другу руки и распрощались.
И только отъезжая, он позволил себе презрительно рассмеяться. Жалкий идиот. Чуть не ударился в истерику, когда заполучил свои пятнадцать тысяч! На его месте доктор Пертборг запросто выторговал бы вдвое больше.
А доктор Мэрфи все не уходил из своего кабинета. Он сидел за столом, изумленно глядя на чек.
Ну вот и все. Он никак не ожидал, что сумеет провернуть это дело. Хотелось кричать от радости, но не было сил — он чувствовал себя разбитым и опустошенным.
Чек захрустел в его трясущихся пальцах, и он торопливо бросил его на стол. С усилием глотнул и потер глаза. Пятнадцать кусков! Теперь этих денег хватит надолго. А Хамфри Ван Твайн получит свой шанс — один из тысячи — на нормальное человеческое существование.
Но как нелегко это далось. Он поставил на карту все, что имел, получив взамен такой пустяк. И к тому же главное еще впереди. Осталось сделать последний решительный шаг. Шаг над пропастью... или вниз.
Дверь приоткрылась. Мисс Бейкер решительно вошла в кабинет:
— Я могу вам чем-нибудь помочь, доктор?
— Не знаю, — поднял невидящий взгляд доктор Мэрфи. — Нет, вряд ли. Я просто сижу и думаю. Пытаюсь кое-что обмозговать.
— Ешли это... Надеюшь, это не швяжано ш тем, что я говорила про Жожефину? Она очень хороший человек, я прошто неправильно ее поняла...
— Нет, — ответил док. — Жозефина здесь ни при чем.
— Тогда миштер Шлоун? Он вам шкажал? Я поштавила штакан вишки в его комнату пошле обеда.
Доктор Мэрфи бросил на нее быстрый взгляд. Потом пожал плечами:
— Ну и что? Не имеет значения. Теперь все вы в порядке. И вы. И Слоун. И генерал. И Берни. И Холкомы... — Док устало рассмеялся. — Сам не знаю, как это вышло, черт возьми. Я, во всяком случае, вел себя как последний дурак. Но все устроилось, и все вы в порядке, кроме...
— Да, доктор?
Док покачал головой.
Разумеется, им не нужна огласка, а ведь все выйдет наружу, начни они закручивать гайки. Они будут выглядеть как мерзкая шайка прохвостов, коими они и являются на самом деле. Разразится скандал, по сравнению с которым все прежние выходки Хамфри покажутся невинными детскими шалостями. Вероятнее всего, они воздержатся от ответных действий. Все проглотят и, возможно, — если Хамфри выпутается, — еще скажут ему спасибо.
Но... но от подобной публики можно ждать чего угодно. То, что не в их интересах поднимать шум, вовсе не означает, что они его не поднимут. У них вся семейка с придурью. Если они по-настоящему разозлятся, то заставят его пожалеть, что он вообще на свет родился. Могут отнять лицензию, гонять с места на место, сломать всю жизнь и не дать подняться. И какой ему толк, что они тоже будут вариться в этом котле?
Но вряд ли они решатся. Эта хитрая и себялюбивая порода ничего не будет делать себе во вред, даже ради возмездия. Однако сказать наверняка нельзя — он просто не знает. А когда узнает, будет уже поздно.
Внезапно его охватил страх.
— Доктор... — И тут она увидела чек и каким-то образом все поняла. Ясное дело, она всегда считала его дураком, и чек лишь дополнил картину. — Ты шошел ш ума, — тихо сказала она. — Ты жнаешь, что ты шумашедший?
Она подошла к картотеке. Посмотрела на карточку и вернулась к столу.
— Клиника «Пейн-Гволтни», Форест-Хиллз, Нью-Йорк... Срочная телеграмма, доктор?
— Срочная телеграмма, — повторил доктор Мэрфи и стал диктовать текст. — «Возвращаем Хамфри Ван Твайна под ваше наблюдение. Одновременно направляем фотокопию доверенности, выданной агентом Ван Твайнов. Настоятельно просим не ограничивать себя в расходах». Сколько там слов, Лукреция?
— Девятнадцать, ешли шчитать Ван Твайна жа одно шлово. Шократить?
— Добавьте еще пару, — попросил доктор Мэрфи. — «Желаем удачи».
Глава 18
Закончился еще один день в клинике. Бывший военный Джадсон поднялся по длинной лестнице, ведущей с берега; в большой кухне «Эль Хелсо» было тихо и темно, Жозефина и Руфус спали в своих апартаментах сном праведников.
В двойном номере братьев Холком генерал извинился, что вынужден покинуть столь приятную компанию: впервые за много лет его клонило в сон. Джон заметил, что, как это ни странно, им с братом тоже хочется спать. Берни с Джеральдом признались, что и они испытывают это почти забытое ощущение. И все со счастливыми улыбками стали желать друг другу спокойной ночи.
Сьюзен Кенфилд нежно произнесла в своей комнате: «Ай, гугусеньки-гугу, мой дорогой, любимый, обожаемый, мерзкий маленький ублюдок» — и, отдав младенца несколько шокированной няне, мирно закрыла глаза.
В комнате номер 4 Хамфри Ван Твайн помочился в свои тугие простыни, и на какой-то момент на его белом точеном лице вспыхнула искра интеллекта. Когда-то давно, на заре жизни, когда на земле царили хаос, темнота, пустота и ужас, из всего этого вдруг возникло некое влажное тепло. А что было дальше? Чем все это закончилось?
На задней террасе мисс Бейкер, глядя вниз на мерцающую полосу лунного света, уходящую далеко в океан, заявила, что она с самого начала знала, что все окончится хорошо, на что доктор Мэрфи заметил, что и он так думал, но действительность, черт возьми, превзошла все ожидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33