Даже три дня спустя, под жарким послеполуденным солнцем, Перрин чувствовал холодок, который он впервые ощутил, услышав эти слова из уст Морейн. Ему хотелось верить, что Узор добр. Хотелось верить, что, когда люди творят зло, они идут наперекор Узору, искажают его. Перрину Узор представлялся великолепным и тонким произведением, работой мастера-кузнеца. От мысли, что в таком великолепии с хорошей сталью смешан чугун с медью и свинцом, а то и что похуже, и никому нет до этого дела, веяло равнодушием и холодом.
– А мне есть до этого дело, – тихо бормотал он. – О Свет, мне не все равно, вот я и тревожусь.
Морейн оглянулась на его бормотание, и Перрин умолк. Он не знал, о чем, кроме Ранда, беспокоилась Айз Седай.
Пролетело несколько минут, и впереди показался Лан. Страж приблизился к отряду и развернул своего вороного подле кобылы Морейн.
– За следующим холмом лежит Ремен, – сообщил Лан. – Похоже, день-другой событий у них было хоть отбавляй.
Уши Лойала задергались:
– Ранд?
Страж покачал головой:
– Не знаю. Может, Морейн, когда сама взглянет, сумеет сказать.
Айз Седай посмотрела на него пытливым взглядом и ускорила шаг белой кобылы. Путники поднялись на гребень холма, и внизу перед ними открылся Ремен, протянувшийся вдоль реки. Тут Манетерендрелле разливалась более чем на полмили в ширину, и мостов не было. Но через реку медленно скользили два парома, полные народа. Паромы эти походили на баржи с выставленными по бокам длинными веслами. Еще один, почти пустой, возвращался с того берега. Чуть в стороне виднелись три длинных каменных причала, у которых выстроилось около дюжины речных торговых судов, одно– и двухмачтовых. Внушительных размеров склады из серого камня отделяли пристань от города, дома которого в большинстве своем казались сложенными из того же камня; правда, крыши щеголяли черепицей всевозможных цветов, от желтого до красного, даже лилового, и улицы разбегались во всех направлениях от центральной площади.
Прежде чем двинуться по холму к городу, Морейн, пряча лицо, сдвинула пониже глубокий капюшон своего плаща.
Как обычно, народ на улицах таращился на Лойала, но на сей раз до слуха Перрина доЛетал благоговейный и восторженный шепот: "Огир! Смотри, огир! " Лойал сидел в седле прямее обычного, уши его стояли торчком, и уголки широкого рта приподнимала улыбка. Лойал явно старался не показать радости и самодовольства, но вид у него был как у кота, которого чешут за ухо.
Для Перрина Ремен ничем не отличался от любого из дюжины других городков: повсюду пахнет людьми, полно всяких запахов человеческого жилья и ремесел, и, разумеется, сильный запах реки. Юноша все удивлялся, что же имел в виду Лан, но тут у него волосы на загривке зашевелились – он учуял что-то… неправильное. Едва его нос принюхался, как запах исчез, словно конский волос, упавший на горячие угли, но Перрин помнил его. Он чуял его в Джарре, и тогда этот запах так же пропал. Это не Испорченный и не Никогда-не-рожденный – Троллок, чтоб мне сгореть, а не Испорченный! Никогда-не рожденный, нет! Мурддраал. Исчезающий, Получеловек., что угодно, но не Никогда – не-рожденный! – не троллок и не Исчезающий, и все же зловоние било в нос, при малейшем вдохе резко несло смрадом, все в этой вони кричало о мерзости. Но, что бы ни издавало столь отвратительный запах, казалось, оно не оставило за собой устойчивого следа.
Отряд выехал на городскую площадь. На месте вывороченной из мостовой большой плиты точно посередине площади была поставлена виселица. На вбитом в грунт толстенном бревне держалась расчаленная поперечина, с которой свисала железная клетка. Дно ее висело в четырех шагах от земли. В клетке сидел высокий мужчина, облаченный в серо-коричневое одеяние. Он сидел, подтянув колени к подбородку – сидеть иначе не позволяла тесная клетка. Трое мальчишек бросали в него камнями. Мужчина смотрел прямо перед собой, не уклоняясь от пролетающих между прутьями камней. По лицу его сбегала уже не одна струйка крови. Спешащие мимо горожане обращали на мальчишек не больше внимания, чем сам мужчина, хотя почти каждый прохожий поглядывал на клетку – большинство с одобрением, кое-кто со страхом.
Морейн издала горловой звук, который можно было принять за выражение отвращения.
– И того хуже, – сказал Лан. – Едем. Я уже распорядился в гостинице насчет комнат. Я решил, что вам это будет интересно.
Проезжая мимо виселицы следом за Ланом и Морейн, Перрин оглянулся через плечо на мужчину в клетке. Что-то знакомое в этом человеке зацепило его взгляд, но он не мог понять, что именно.
– Зря они так. – Громыхание Лойала прозвучало почти как рычание. – Дети, я имею в виду. Взрослым надо бы остановить их.
– Да, наверно, надо бы, – согласился Перрин почти мимоходом. Почему он кажется таким знакомым?
Лан свернул ближе к реке и вскоре привел отряд к гостинице, вывеска над ее дверью гласила: "Кузница странников", что Перрин счел добрым знаком, хотя окрест ничего не напоминало о кузнице, кроме намалеванного на вывеске мужчины в кожаном фартуке и с молотком. Гостиница была большим трехэтажным зданием из серого обтесанного и отшлифованного камня, под темно-красной черепичной крышей, с широкими окнами и резной, завитушками, дверью. Вид гостиницы свидетельствовал о процветании. К прибывшим бегом явились конюхи, подхватили под уздцы лошадей, а после того как Лан оделил их монетами, принялись кланяться еще ниже.
Переступив порог, Перрин принялся внимательно рассматривать людей. Как ему показалось, все, и мужчины, и женщины за столами, были празднично разодеты. Такого обилия украшенных вышивкой кафтанов, разнообразия тонких кружев на платьях, разноцветия лент и шарфов с бахромой он давненько не видывал. Лишь четверо мужчин, сидевших за одним столом, были в простых куртках, и только они не подняли выжидающего взора на вошедшего Перрина и его спутников. Эта четверка продолжала тихий разговор. Перрин уловил из их беседы немногое: о преимуществах в качестве груза ледяных перцев над мехами и о том, как могут повлиять на цены беспорядки в Салдэйе. Капитаны торговых судов, решил Перрин. Остальные, видимо, местный люд. Даже служанки, похоже, красовались в своих лучших нарядах, их длинные фартуки были надеты поверх вышитых платьев с полосками кружев у ворота.
На кухне кипела работа – Перрин уловил запах баранины, телятины, цыплят и говядины, учуял и кое-что из овощей. И ароматный пирог, от пряного духа которого на мгновение забыл о мясе.
Гостей встретил у порога сам хозяин – полный лысый мужчина с сияющими карими глазами на гладком розовом лице. Он беспрестанно кланялся и потирал руки. Не подойди толстяк к ним, Перрин ни за что не признал бы в нем хозяина, поскольку вместо ожидаемого белого передника на том, как и на всех остальных, была куртка – из плотной синей шерсти, щедро украшенная бело-зеленой вышивкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236