он мог лишь хрипеть и бурлить изнутри.
– Слушай меня ушами, человечье отродье! – приговаривал ласково Мурддраал. – Ты достанешь этого молодца, где бы он ни был, и прикончишь на месте! Да не вздумай потом удрать от нас! Среди ваших чистеньких питомцев есть и такие, что сразу же мне донесут, если ты свернешь с нашей дороги. Пусть этот урок подбодрит тебя и добавит смелости. Но если в нынешнем месяце Ранд ал'Тор не будет лишен возраста, я возьму в заложники кого-нибудь из твоей семейки: доченьку твою, или там сына, сестру, дядьку. И ты не узнаешь, кого я приказал насадить на острие, пока мой избранник не сдохнет, воя по– собачьи. А в следующем месяце я проколю своей сталью еще одного из ваших. А там и третьего, четвертого. Но если и после этого Ранд ал'Тор останется в живых, а все твои родные уже будут заколоты, придется мне уже тебя самого залучить – забрать прямо в Шайол Гул! – Мурддраал улыбался. – И тогда ты будешь умирать годы, а не миг, человечек! Теперь ты все усвоил?
Подвешенный над полом Карридин едва сумел жалобно что-то простонать. Ему казалось, что его шея, изогнутая безликим чудовищем, вот-вот разорвется.
Мурддраал швырнул Карридина через зал, и военачальник треснулся о самую дальнюю стену и соскользнул на ковер почти без чувств. Он простерся ниц, пытаясь вдохнуть воздух.
– Ну, есть еще вопросы, человечек?
– Я… слушаю тебя и повинуюсь! – промямлил Карридин в ковер. Но не услышал ответа.
Скривив лицо от боли у себя в шее, он огляделся. Кроме Карридина, в зале никого не было. Древняя пословица вспомнилась ему: "Полулюди на тенях скачут, как на лошадях, а свернут они с пути – не ищите: не найти!.. " И вправду, никакая стена не была для Мурддраала непроходимой преградой. В груди Карридина зарождался рев ярости. Осыпая проклятиями толчки боли, идущие от запястья, рыцарь поднялся на ноги.
Дверь распахнулась, и в зал вкатил свое брюхо Шарбон с корзиной в руках. Он замер, уставившись на Карридина.
– Заждались меня, хозяин мой, да? Уж вы простите мне отлучку, хозяин, я ходил покупать фрукты для вас…
Неповрежденной своею левой рукой Карридин выбил из рук Шарбона нелепую корзинку, пустив убогие зимние яблочки раскатываться по коврам на полу, и наотмашь, тыльной стороной ладони, отвесил слуге по физиономии звонкую оплеуху.
– Простите! Извините меня, хозяин! – шептал Шарбон.
– Подать немедля бумагу, перо, чернила! – рычал Карридин. – Пошевеливайся, остолоп! Мне нужно написать новые приказы!
Но какие приказы, Какие. Не чуя под собой ног, колобок Шарбон катался по залу, поспешая исполнить указания хозяина. Карридин же не мог оторвать взгляд от рубцов и линий на полированной столешнице, не в силах унять сковывающий его страх.
И будет пред ним множество путей, и никому не дано знать его имя, ибо рожден будет он среди нас многажды, во многих обличьях, как был он рожден прежде и как всегда будет, и так бесконечно. Пришествие его подобно будет лемеху плуга, взрезающего пашню, переворачивающему жизни наши, снимая нас с мест, где покоились мы в забвении и безмолвии. Разрушающий узы;
кующий цепи. Созидающий будущее;
размывающий предначертанность рока.
Из "Комментариев к Пророчествам о Драконе" Джурит Дорине. Правой Руки Королевы Алморен. 742 г. П. Р., Третья Эпоха


ГЛАВА 1. Ожидание

Колесо Времени свершает свои круги, наступает новая эпоха, а прежняя уходит, оставляя в памяти людей свои деяния, из коих расцветают легенды. Легенды упрощаются, их уже называют сказками, но и сказки давнего времени меняют • свой лик, когда породившая их эпоха приходит в новых лицах.
Пришел срок – и на арену жизни выступила эпоха, которую одни называли Третьей, другие – давнишней, но возродившейся, – тогда-то в Горах Тумана и разбушевался вихрь. Нельзя именовать эту бурю началом чего-то инако живущего. Колесо Времени, замыкая круги, не ведает, где начало и где конец одного круга. Но в ту пору и впрямь родилось новое.
У подножия гор, на просторах долин, голубых в тумане утра, ветер пустился в разгул. На долах, где шумели вечнозеленые леса, он блуждал и слабел, но другие пустоши, еще голые, лишь собирались породить зелень трав и дикие гвоздики. Долгим воем ветер оплакивал погребенные песками руины, памятники неизвестно кому, забытые людьми так же, как их творцы. Буран стонал на перевалах, в расщелинах между скалами, убеленными снегом, не таявшим никогда. Плотные облака прилипали к вершинам гор, такие же белые, как снег, и сливались с возвышенностью.
В предгорьях зима миновала или уже уходила, но здесь, на высотах, она будто вцепилась в каждый камень, обшивая вершины белыми заплатами. Вечнозеленые деревья и кустарники уже не боялись обнажить иголки, листочки, а у обычных деревьев-простаков ветви оставались голыми, они чернели на фоне скал и спящей почвы. И не было слышно голосов – лишь дуновение ледяного ветра над снегами и камнем. Вся земля, казалось, чего-то ожидает. Чего? Что-то должно взять ее за живое, вернуть к жизни…
Перрин Айбара завел своего коня в чащу кустов болотного мирта и сосен и привязал узду к стволу. Он повел плечами и поплотнее закутался в плащ, подбитый изнутри мехом, – настолько уютно, как привык устраиваться воин, таскающий на поясе топор с лезвием– полумесяцем, не выпуская из рук длинный лук. В тот самый день, когда выковал мастер Лухан сей добрый топор с вечно холодной сталью, Перрин ему качал мехи. А нынче в пути ветер вздувал плащ Перрина, отбрасывая с его головы капюшон, приглаживая лохматые кудри, и пронизывал воина насквозь, но Айбара только пошевеливал пальцами, согревая ноги, да поеживался, не покидая седла, и раздумывал он вовсе не о погоде. Не выпуская из виду пятерых своих спутников, он старался понять, донимает ли их холод. Ибо послан отряд был не для ожидания, но для чего-то большего.
Конь Перрина, по кличке Ходок, пофыркивал и задирал голову. Ходока, жеребца мышастой масти, с едва заметным серебряным блеском на шерсти, Айбара прозвал так за быстроногость, но в те минуты на дороге конь словно бы чувствовал раздраженность всадника, его нетерпение. Устал я от бесконечного ожидания. Морейн держит нас всех, будто клещами. Да спалит тебя Свет. Айз Седай. Ну когда же кончится это ожидание?
Перрин бездумно потянул в себя воздух. Дорожный дух был смешан с лошадиным ароматом, но еще доносился запах людей, острого человеческого пота. Кролик едва успел дать петлю меж двух берез, всего мгновение назад, и страх вновь его подгонял, так что лиса– охотница не сумела догнать добычу. Но вдруг юноша сообразил, что делает, и одернул себя. На таком ветру лучше б у меня нос заложило. Очень бы ему хотелось сейчас заполучить насморк. И я бы не позволил Морейн излечить меня от него.
Вдруг у него словно защекотало что-то в затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236