Эту операцию он ухитрился проделать так, чтоб не задеть ее самолюбия вульгарным видом денег. Чутье подсказало ему, что именно деньги – лучшее средство успокоить человека, находящегося в состоянии депрессии, тревоги, страха.
– Поехали, – тотчас сказала она, хотя голос остался жестким, даже с оттенком горечи. – Есть масса способов посетить Флоренцию, мне, как видно, был уготован именно такой.
До полицейского поста на автостраде он ехал на малой скорости и продолжал ползти еще с десяток километров, после того как пробил карточку оплаты: ему необходим был разбег. Девушка снова надела очки, задернула шторки и легонько, будто невзначай коснулась его плеча.
– Можете ехать и побыстрей, я же вам говорила, что люблю скорость.
Он послушался и показал, на что способна его «Джульетта». Автострада была забита, но в том, как он вел машину, девушка не могла заметить ни малейшей оплошности: если не смотреть на спидометр, никогда и не скажешь, что они движутся с риском для жизни.
Она всю дорогу молчала. В такой ситуации девушки обычно либо визжат от страха, либо, чтобы отвлечься, пытаются как-то поддерживать разговор – рассказывают о себе или засыпают спутника вопросами. Но она, видимо, хорошо знала мужчин и быстро поняла, что он принадлежит к тем лучшим представителям сильного пола, которые не умеют делать два дела сразу. Подчас мужчины из породы цирковых мопсов играют на барабане палочкой, привязанной к хвосту, бьют в надетые на лапы тарелки и одновременно мотают головой, обвешанной колокольчиками, – ей такие никогда не нравились. Долгое умиротворенное молчание и Давиду пошло на пользу: он окончательно расслабился, душа сладко потягивалась внутри, точно кошка, просидевшая полдня в тетушкиной корзинке; на смену скованности пришло ощущение мужской силы, ловкости. Автопробег Милан – Флоренция – Милан потерял для него всякий интерес; на станции обслуживания в Сомалье он остановил машину перед домиком, украшенным флажками.
– Пошли выпьем что-нибудь.
Молча и покорно она последовала за ним; обоих мучила жажда, и они выпили по мятному ликеру – крепкому, из холодильника.
– Здесь река близко, можно прогуляться по берегу. – Недавно он был там один и еще подумал, что для определенных занятий лучше места не найти, но, скорее всего, это лишь несбыточная мечта. А она вдруг сбылась.
Оставив машину перед веселеньким зданьицем, они направились к реке по мостовой, переходящей в прибрежную дорогу, которая разветвлялась на множество тропинок, ведущих к уединенным уголкам в зарослях кустарника. Пока они шли по берегу, она сняла очки и стерла помаду с губ бумажной салфеткой, потом, скомкав мягкий квадратик, бросила его в воду и долго следила, как он покачивается на воде. Наконец Давид оторвал ее от этого занятия, взял под руку и увел подальше от света, в кусты.
Она, как более опытная, сама выбрала подходящее место и опустилась на корточки. Он стоя смотрел на нее и курил. Она сняла голубой жакет, под ним оказался только лифчик, сняла и его; тогда и он сбросил пиджак, с которым вне дома расставался только в аналогичных этому случаях.
По возвращении она снова увидела на воде скомканную салфетку: та запуталась в водорослях. Это напомнило ей, что надо снова накрасить губы.
– Ты милый, – сказала она, смотрясь в зеркальце. – Когда я заметила тебя на улице Джардини, то вначале не решалась подойти: у тебя очень суровый вид, но мне были позарез нужны пятьдесят тысяч. – Она убрала зеркальце и помаду в сумочку и двинулась вперед. Немного погодя добавила: – Может, пообедаем здесь?
Давид понимал, что торговые сделки – не его амплуа, поэтому постарался как можно незаметнее переложить из своего бумажника в ее сумочку вульгарные купюры по десять тысяч – сумму, недостающую до названной ею.
– Это много, я знаю, – сказала она. – Считай, что ты пожертвовал на благотворительные цели.
Он не любил говорить о деньгах и поспешно сменил тему:
– Ты откуда?
– Из Неаполя.
– Вот уж никогда бы не подумал.
– Я три года занималась дикцией, мечтала играть в Театре – с большой буквы. Хочешь, прочту тебе что-нибудь из Шекспира?
Они пообедали в том же веселеньком домике на автостраде. Обменялись поверхностными биографическими сведениями. Она небрежно сообщила, что около года назад приехала в Милан искать работу, но ничего подходящего не нашла; он поведал, что служит на крупном предприятии, что было правдой, ведь «Монтекатини» – очень крупное предприятие.
– Должно быть, неплохое местечко, судя по тому, как ты соришь деньгами.
Он промолчал.
– Ты не передумал ехать во Флоренцию?
После обеда от шлюзов, что были у него внутри, не осталось даже воспоминания: инстинкты бурлили свободным потоком.
– Я бы вернулся к реке, – напрямик сказал он.
– Я бы тоже, – ответила она.
Они вернулись к реке, а после опять на автостраду – восстановить силы. Ей захотелось виски; он в то время еще отдавал предпочтение пиву. После того как она заказала вторую порцию, Давид поинтересовался:
– А тебе не вредно столько виски?
– Вообще-то вредно. Но поскольку завтра меня уже не будет в живых, то сейчас мне не повредит даже серная кислота.
Он, как водится, подумал, что она неловко шутит, что ее развезло, хотя шестое чувство подсказывало ему: она не шутит и вовсе не пьяна. По характеру она очень выдержанна, уравновешенна, – это видно с первого взгляда, – до сих пор не произнесла ни одного лишнего слова, и если уж говорит, что намерена свести счеты с жизнью – значит, это серьезно.
– Время от времени всем приходят такие идеи.
– Иногда это не только идеи. Вот я недавно видела в витрине книгу, там на обложке были напечатаны слова писательницы: «Я уйду из жизни, как только поставлю последнюю точку в этой книге». А внизу приписка: «Она в самом деле покончила с собой». Для нее это были не просто слова. – Они сидели перед окном, она то и дело смотрела в щель между неплотно задернутыми шторами: там на автостраде под слепящим солнцем, словно во вспышках блицев, проносились машины. – И для меня тоже.
Ему нравилось ее слушать, нравился этот неожиданный поворот в разговоре: Эрос и Танат – близкие родственники. Его самого иногда посещали мысли насчет жизни и смерти, но до сих пор не было случая с кем-либо ими поделиться – от недостатка общения; а теперь вот такая возможность представилась.
– Конечно, жить гораздо труднее, чем умереть.
– Пожалуй, – равнодушно отозвалась она (по-видимому, эта мысль ее не заинтересовала). – Но у меня нет никакого желания умирать и никогда не было... Знаешь, если я тебе еще не надоела, выслушай меня, а потом подведем черту.
– Нет, не надоела, – ответил он вполне искренне.
– В жизни всякое случается, кто знает, может, ты послан мне судьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Поехали, – тотчас сказала она, хотя голос остался жестким, даже с оттенком горечи. – Есть масса способов посетить Флоренцию, мне, как видно, был уготован именно такой.
До полицейского поста на автостраде он ехал на малой скорости и продолжал ползти еще с десяток километров, после того как пробил карточку оплаты: ему необходим был разбег. Девушка снова надела очки, задернула шторки и легонько, будто невзначай коснулась его плеча.
– Можете ехать и побыстрей, я же вам говорила, что люблю скорость.
Он послушался и показал, на что способна его «Джульетта». Автострада была забита, но в том, как он вел машину, девушка не могла заметить ни малейшей оплошности: если не смотреть на спидометр, никогда и не скажешь, что они движутся с риском для жизни.
Она всю дорогу молчала. В такой ситуации девушки обычно либо визжат от страха, либо, чтобы отвлечься, пытаются как-то поддерживать разговор – рассказывают о себе или засыпают спутника вопросами. Но она, видимо, хорошо знала мужчин и быстро поняла, что он принадлежит к тем лучшим представителям сильного пола, которые не умеют делать два дела сразу. Подчас мужчины из породы цирковых мопсов играют на барабане палочкой, привязанной к хвосту, бьют в надетые на лапы тарелки и одновременно мотают головой, обвешанной колокольчиками, – ей такие никогда не нравились. Долгое умиротворенное молчание и Давиду пошло на пользу: он окончательно расслабился, душа сладко потягивалась внутри, точно кошка, просидевшая полдня в тетушкиной корзинке; на смену скованности пришло ощущение мужской силы, ловкости. Автопробег Милан – Флоренция – Милан потерял для него всякий интерес; на станции обслуживания в Сомалье он остановил машину перед домиком, украшенным флажками.
– Пошли выпьем что-нибудь.
Молча и покорно она последовала за ним; обоих мучила жажда, и они выпили по мятному ликеру – крепкому, из холодильника.
– Здесь река близко, можно прогуляться по берегу. – Недавно он был там один и еще подумал, что для определенных занятий лучше места не найти, но, скорее всего, это лишь несбыточная мечта. А она вдруг сбылась.
Оставив машину перед веселеньким зданьицем, они направились к реке по мостовой, переходящей в прибрежную дорогу, которая разветвлялась на множество тропинок, ведущих к уединенным уголкам в зарослях кустарника. Пока они шли по берегу, она сняла очки и стерла помаду с губ бумажной салфеткой, потом, скомкав мягкий квадратик, бросила его в воду и долго следила, как он покачивается на воде. Наконец Давид оторвал ее от этого занятия, взял под руку и увел подальше от света, в кусты.
Она, как более опытная, сама выбрала подходящее место и опустилась на корточки. Он стоя смотрел на нее и курил. Она сняла голубой жакет, под ним оказался только лифчик, сняла и его; тогда и он сбросил пиджак, с которым вне дома расставался только в аналогичных этому случаях.
По возвращении она снова увидела на воде скомканную салфетку: та запуталась в водорослях. Это напомнило ей, что надо снова накрасить губы.
– Ты милый, – сказала она, смотрясь в зеркальце. – Когда я заметила тебя на улице Джардини, то вначале не решалась подойти: у тебя очень суровый вид, но мне были позарез нужны пятьдесят тысяч. – Она убрала зеркальце и помаду в сумочку и двинулась вперед. Немного погодя добавила: – Может, пообедаем здесь?
Давид понимал, что торговые сделки – не его амплуа, поэтому постарался как можно незаметнее переложить из своего бумажника в ее сумочку вульгарные купюры по десять тысяч – сумму, недостающую до названной ею.
– Это много, я знаю, – сказала она. – Считай, что ты пожертвовал на благотворительные цели.
Он не любил говорить о деньгах и поспешно сменил тему:
– Ты откуда?
– Из Неаполя.
– Вот уж никогда бы не подумал.
– Я три года занималась дикцией, мечтала играть в Театре – с большой буквы. Хочешь, прочту тебе что-нибудь из Шекспира?
Они пообедали в том же веселеньком домике на автостраде. Обменялись поверхностными биографическими сведениями. Она небрежно сообщила, что около года назад приехала в Милан искать работу, но ничего подходящего не нашла; он поведал, что служит на крупном предприятии, что было правдой, ведь «Монтекатини» – очень крупное предприятие.
– Должно быть, неплохое местечко, судя по тому, как ты соришь деньгами.
Он промолчал.
– Ты не передумал ехать во Флоренцию?
После обеда от шлюзов, что были у него внутри, не осталось даже воспоминания: инстинкты бурлили свободным потоком.
– Я бы вернулся к реке, – напрямик сказал он.
– Я бы тоже, – ответила она.
Они вернулись к реке, а после опять на автостраду – восстановить силы. Ей захотелось виски; он в то время еще отдавал предпочтение пиву. После того как она заказала вторую порцию, Давид поинтересовался:
– А тебе не вредно столько виски?
– Вообще-то вредно. Но поскольку завтра меня уже не будет в живых, то сейчас мне не повредит даже серная кислота.
Он, как водится, подумал, что она неловко шутит, что ее развезло, хотя шестое чувство подсказывало ему: она не шутит и вовсе не пьяна. По характеру она очень выдержанна, уравновешенна, – это видно с первого взгляда, – до сих пор не произнесла ни одного лишнего слова, и если уж говорит, что намерена свести счеты с жизнью – значит, это серьезно.
– Время от времени всем приходят такие идеи.
– Иногда это не только идеи. Вот я недавно видела в витрине книгу, там на обложке были напечатаны слова писательницы: «Я уйду из жизни, как только поставлю последнюю точку в этой книге». А внизу приписка: «Она в самом деле покончила с собой». Для нее это были не просто слова. – Они сидели перед окном, она то и дело смотрела в щель между неплотно задернутыми шторами: там на автостраде под слепящим солнцем, словно во вспышках блицев, проносились машины. – И для меня тоже.
Ему нравилось ее слушать, нравился этот неожиданный поворот в разговоре: Эрос и Танат – близкие родственники. Его самого иногда посещали мысли насчет жизни и смерти, но до сих пор не было случая с кем-либо ими поделиться – от недостатка общения; а теперь вот такая возможность представилась.
– Конечно, жить гораздо труднее, чем умереть.
– Пожалуй, – равнодушно отозвалась она (по-видимому, эта мысль ее не заинтересовала). – Но у меня нет никакого желания умирать и никогда не было... Знаешь, если я тебе еще не надоела, выслушай меня, а потом подведем черту.
– Нет, не надоела, – ответил он вполне искренне.
– В жизни всякое случается, кто знает, может, ты послан мне судьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50