Двадцать семь лет, а на фотографиях выглядит моложе... Скромная служащая большого универмага, в личном деле, на обложке которого красуется большая буква "Р" – знак фирмы, – к ней не имеется никаких нареканий, и вдруг, уже не в очень юном возрасте, пустилась во все тяжкие...
Безусловно, Маскаранти сам отправился в «Ринашенте» переговорить с администрацией.
– Что вы, это невозможно, знаете, сколько девушек у нас служит? Как прикажете искать, если известно только имя Маурилла?
– Вот по этой штуке. Он указал на селектор, связанный с установленными в залах репродукторами. – Передайте примерно такой текст: «Синьорину Мауриллу просят зайти в дирекцию». Нет, лучше так: «Синьорину Мауриллу или кого-либо из ее знакомых просят немедленно зайти в дирекцию».
По вызову начальника является служащая, записывает текст и начинает его передавать – один, два, три раза подряд, затем перерыв, и снова по всем этажам, через десятки репродукторов разносится, оглушая людей, покупающих соски, люстры в стиле Марии-Терезии, ласты, галстуки в подарок папе, – настойчивый призыв; имя Маурилла произносится едва ли не по слогам. Когда дикторша начинает передавать текст в седьмой раз, секретарша вводит в кабинет миниатюрную блондинку, на первый взгляд совсем девочку, хотя, приглядевшись получше, всякий поймет, что она далеко не девочка.
– Маурилла? – спрашивает Маскаранти.
– Нет, я ее подруга.
– Синьор из полиции, – строгим голосом сообщает начальник. – Постарайтесь как можно четче отвечать на его вопросы.
– Как фамилия Мауриллы? – задает Маскаранти первый вопрос.
– Маурилла Арбати, – лепечет блондинка.
Маскаранти, торжествуя, заносит фамилию в записную книжку: за три минуты он нашел вторую фотомодель – вот какой молодец!
– Где она живет?
Блондинка мнется, хочет что-то объяснить, он нервничает, торопит ее: ну же, где живет эта Маурилла Арбати, я немедленно поеду к ней, привезу ее в квестуру и там мы размотаем клубок (Маскаранти еще верит в то, что клубок можно размотать), она ведь тоже фотографировалась, вот пусть и расскажет – как, зачем, кто снимал!
– Адрес! – отрывисто бросает он.
Блондинка пугается и переходит на шепот:
– Улица Нино Биксио, двенадцать. – Предельно четко, как и велел начальник.
– Вы ведь близкие подруги, верно? – делает вывод Маскаранти: чтобы знать наизусть адрес, надо быть очень близкими подругами.
Блондинка не отвечает, но это не важно, у него уже созревал другой вопрос:
– А почему Маурилла сама не явилась на вызов?
– Может, больна? – высказывает предположение начальник.
– Она умерла, – говорит блондинка и бледнеет.
Ее усаживают.
– Что же вы сразу не сказали?! – ярится Маскаранти (ведь если она умерла, значит, он не сможет ее допросить и тем самым размотать клубок).
– Она умерла год назад, – говорит блондинка. – Мне, когда я услышала ее имя по радио, прямо дурно стало – представляете, сколько времени прошло, и вдруг услышать, что ее вызывают в дирекцию, как будто она жива!
А умерла она очень просто, ушла с работы, никому ничего не сказав, даже ей, поехала в Рим, с приятелем, разумеется (блондинка, краснея, сообщает, что был у нее «один»), поехала, значит, искупаться, и там ей, должно быть, стало плохо... короче, на следующий день нашли ее в Тибре, не доезжая Рима, застряла в водорослях, как заброшенная лодка... Маурилла была в купальнике, а на берегу, почти в километре оттуда, лежали ее вещи. Блондинка узнала об этом только через неделю, от ее родителей, когда позвонила, чтобы узнать, что с Мауриллой.
Вот такая простая и понятная история.
Маскаранти записал все данные блондинки, вернулся в квестуру и позвонил в Рим. Арбати Маурилла утонула в Тибре, найдена на таком-то километре, в такое-то время, синьором таким-то. Он даже заказал в архиве прошлогодние римские газеты и прочел хроники и репортажи, изобиловавшие вопросительными знаками: несчастный случай или преступление? Утонула или убита? И не надо тут быть семи пядей во лбу: обе девушки, сфотографированные камерой «Минокс», нашли свою смерть – блондинка на первый день после этого, брюнетка – на четвертый. Одна в Милане, в Метанополи, другая в окрестностях Рима, на дне Тибра. В обоих делах имеется масса неясностей: первое – не слишком убедительное самоубийство, второе – вызывающий подозрение несчастный случай. Теперь неясностям пришел конец: убийцы довольно ловко инсценировали самоубийство Альберты, у нее в сумочке даже лежало письмо к сестре, где она просила прощения за уход из жизни (ее заставили написать или она написала его раньше, в самом деле намереваясь покончить с собой?), а затем обставили смерть Мауриллы как несчастный случай, весьма, надо сказать, странный: миланка ни с того ни с сего едет в Рим искупаться и тонет в Тибре.
Давид, только-только избавившийся от немоты, даже задал вопрос:
– А почему одну убили в Милане, а другую в Риме? – Святая наивность!
А лечащий врач очень терпеливо объяснил ему (Давид единственный, на кого у него хватало терпения):
– Потому что если бы в течение четырех дней здесь, в Милане, нашли сначала блондинку, утонувшую, скажем, в Ламбро, а потом брюнетку, перерезавшую себе вены в Метанополи, то полиция наверняка сопоставила бы эти крайне загадочные смерти и заподозрила бы преступную деятельность. А так одна утонула в Риме и поэтому никак не может иметь отношения к той, что покончила с собой в Метанополи. Таким образом, римская полиция занимается утопленницей, а миланская – самоубийцей, и ни та, ни другая, естественно, ничего не находят, потому что нет связи. Связь восстановили вы, когда передали нам пленку.
– Но тогда, – сказал Давид (порой люди от долгой немоты впадают в красноречие), – если бы я сразу отнес эту пленку в полицию и все рассказал, то, возможно, виновники были бы обнаружены.
– Возможно, – кратко ответил лечащий врач. (Опять он со своими «если бы», все комплексы налицо, ни одного не пропустил!) – Но для начала вы должны были знать, что предмет, оставленный Альбертой в вашей машине вместе с платком, есть не что иное, как кассета с отснятой микропленкой. А вы этого не знали. К тому же ваш отец, проведай он, что вы впутались в подобную историю, переломал бы вам все кости.
Смешок Карруа, который хорошо изучил своего могущественного друга, понимающая улыбка Маскаранти.
– Вы ни в чем не виноваты. Успокойтесь и налейте нам пива.
– Итак, переходим к выводам, – заявил Карруа. – Речь идет о банде. Думаю, в этом нет никаких сомнений.
Да, вне всяких сомнений. Его, медика и апостола, вдруг обуял зверский голод, и он прикончил оставшиеся сандвичи.
– Второе: речь идет о крупной банде. Это не просто какие-нибудь жалкие сутенеры, прибывшие сюда из соседней страны, по обмену опытом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50