Я пошел.
У Карруа, который до сих пор говорил неправдоподобно нормальным голосом, наконец-то прорезался его истинный тембр.
– Не-ет! – завопил он что было мочи. – Не то что давать работу, я даже видеть тебя не желаю! Ты неврастеник и в работу вкладываешь все жилы, всю ненависть, дай тебе волю, ты преступников не арестовывать будешь, а глотать заживо. А полиция – это защита общества, она обязана преступников передавать в руки правосудия. К тому же у тебя сестра, а у сестры ребенок, ты о них думать должен – так нет, вечно лезет на минное поле! Знаешь, как в Милане говорят: «Кто мины разряжает, тому и на воздух взлетать». – Он схватил со стола пачку купюр и с яростью потряс ими у Дуки перед глазами. – Думаешь, я не понял, зачем ты взял деньги у этого подонка? Чтобы войти в игру! А если тебя потом найдут в канаве с перерезанной глоткой, что я скажу твоей сестре? Да за тебя в случае твоей смерти государство даже десяти лир пенсии не положит, ведь кто ты есть? Агент – ничего большего я предложить тебе не могу, полицейский агент может подыхать, как ему вздумается, и все плевать на него хотели! Ну к чему тебе это? Поездил бы лучше по стране со своими лекарствами, деньжонок бы заработал, а?
Дука слушал его вполуха; вообще-то ему нравилось слушать, как разоряется Карруа, но эта весна, похоже, сделала его непримиримым ко всем.
– Наверно, ты прав, у меня не те нервы, чтоб служить в полиции. Вот ты – другое дело, само спокойствие, – сказал он и направился к двери.
– Постой, Дука, вернись, – произнес Карруа так тихо, что Дука даже растрогался.
Он снова подошел к столу.
– Сядь.
Он сел.
– Извини, я погорячился.
Он промолчал.
– Так о чем вы договорились с тем прохвостом, как бишь его?
Маскаранти уже с минуту стоял в кабинете с папкой в руках и слушал.
– Сильвано Сольвере, – вставил он. – Я уже просмотрел весь архив – на него ничего нет. Можно еще порыться в картотеке отпечатков, имя какое-то подозрительное... Зато я нашел досье сожительницы Сомпани – любопытное дельце: недостойное поведение в общественном месте... недостойное поведение... недостойное поведение... пьяный дебош... пьяный дебош... пьяный дебош... Доставлена в клинику – с белой горячкой, ясное дело, – участвовала в нападении на штаб-квартиру некой партии вместе с забастовщиками – помните, они там еще устроили поджог? – Маскаранти перевел дух. – Ну и, конечно, проституция и бродяжничество.
– И как же зовут эту благородную даму?
– Адель Террини.
– Ладно, вернемся к нашим баранам. Так на чем вы порешили с этим типом – Сильвано Сольвере, который вызывает у меня ассоциацию то ли с содой, то ли с солью. – Произнеся эти слова, Карруа подумал: в этом проклятом заведении недолго и полным идиотом стать.
– Он заедет за мной и отвезет к синьорине. – Вот так, чего проще, казалось бы.
– Отвезет, значит, к синьорине... А ты, стало быть, сделаешь ей операцию? Кстати, она сложная, эта операция, риск есть?
Объясняя ему технику хирургического вмешательства, Дука использовал в речи чисто медицинские термины: он, так же как и Карруа, терпеть не мог вульгарности. – Конечно, врач, исключенный из Ассоциации, не имеет права даже пластырь наложить, но с разрешения полиции...
– А если заражение крови и девушка умрет, что тогда? – спросил Карруа.
– Ты прекрасно знаешь, что мне нечего ответить. – Дука нервно передернул плечами. – Либо ты идешь на риск и вступаешь в контакт с этими людьми, чтобы выяснить все подробности, либо оставляешь дела Туридду и его подруги в архиве и притворяешься, что слыхом не слыхал о Сильвано Сольвере, а я возвращаюсь восвояси.
– Да я не о себе, я о тебе беспокоюсь, – смиренно заметил Карруа. – Ведь ежели девица умрет или получит серьезное осложнение, у тебя все равно будут неприятности, независимо от разрешения полиции.
– А сейчас у меня их нет!
Карруа задумчиво поглядел за окно, на залитый солнцем двор, и в голосе его прозвучала неподдельная грусть:
– Одним словом, ты решил?
– Да, сколько раз можно повторять! – Иногда самые умные люди становятся жуткими тупицами.
– Хорошо.
Карруа ненавидел Дуку и восхищался им, так же как некогда его отцом, – удивительная несгибаемость! В кармане ни гроша, карьера загублена, на шее сестра с незаконным ребенком, другой бы о своих проблемах подумал, попытался бы как-то выплыть на поверхность, а он хватается за самую гиблую работу – идет в полицейские и ладно бы еще в Англии или в Америке... нет, в Италии, где на полицейского все шишки: камни от забастовщиков, пули или ножевые раны от бандитов, проклятья от сограждан, нагоняи от начальства и нищенское жалованье от государства.
– Хорошо, только все будет, как я скажу. Маскаранти поедет с тобой.
Его это вполне устраивало.
– И в машине будет рация.
Вот это уже хуже.
– Рация слишком бросается в глаза, – возразил он. – Ведь теперь, когда я принял эти деньги, они, скорее всего, станут за мной следить – я не случайно сюда пешком пришел. Если они обнаружат рацию в машине, то это верный провал.
– Маскаранти позаботится, чтоб не обнаружили. Но это еще не все. Я приставляю к вам опергруппу. – Внезапно Карруа снова перешел на крик: – И не говори, пожалуйста, что ты не любишь толкотни! Если ты хоть чуть-чуть смыслишь в нашем деле, то должен понимать, что тебе грозит!
Он не стал говорить, что не любит толкотни: в конце концов, Карруа прав на все сто процентов.
– И еще Маскаранти выдаст тебе оружие, – с решимостью, обреченной на поражение, заключил Карруа.
– Вот это – нет, ты знаешь, что я никогда не ношу оружия.
– А они носят.
Но здесь Дуку было не сдвинуть.
– Нет, никакого оружия, я и без того слишком опасен. – Он хотел еще добавить, что способен открыть стрельбу безо всяких оснований, но удержался: Карруа и так знает.
– Ладно, черт с тобой, – сдался Карруа. – Придется Маскаранти тебя подстраховать. Да, вот еще что: очевидно, эти люди будут тебе звонить, так что придется поставить твой телефон на прослушивание.
– Да пожалуйста, сколько угодно!
– Предупреждаю: я доложу начальству, что веду расследование этого дела. – Карруа поднялся из-за стола. – И запомни, если с тобой что случится, я погорю. Меня сошлют в Сардинию на хлеб и маслины.
– Если не ошибаюсь, ты и здесь ими питаешься.
– Остряк нашелся! – рявкнул Карруа. – Да пойми же ты, я вовсе не хочу погореть, поэтому ты должен остаться цел и невредим. Мне наплевать, раскопаешь ты что-нибудь или нет, в конце концов если кто и вырвет эту сорную траву с корнем, так это не мы. Главное – чтоб ты остался жив и дело не попало в газеты.
Он вдруг почувствовал, что на душе у него стало спокойнее.
– Идемте, Маскаранти.
– Слушаюсь, доктор, – отозвался тот.
– Он не любит, когда его называют доктором, – заметил Карруа (у него на душе спокойнее не стало).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
У Карруа, который до сих пор говорил неправдоподобно нормальным голосом, наконец-то прорезался его истинный тембр.
– Не-ет! – завопил он что было мочи. – Не то что давать работу, я даже видеть тебя не желаю! Ты неврастеник и в работу вкладываешь все жилы, всю ненависть, дай тебе волю, ты преступников не арестовывать будешь, а глотать заживо. А полиция – это защита общества, она обязана преступников передавать в руки правосудия. К тому же у тебя сестра, а у сестры ребенок, ты о них думать должен – так нет, вечно лезет на минное поле! Знаешь, как в Милане говорят: «Кто мины разряжает, тому и на воздух взлетать». – Он схватил со стола пачку купюр и с яростью потряс ими у Дуки перед глазами. – Думаешь, я не понял, зачем ты взял деньги у этого подонка? Чтобы войти в игру! А если тебя потом найдут в канаве с перерезанной глоткой, что я скажу твоей сестре? Да за тебя в случае твоей смерти государство даже десяти лир пенсии не положит, ведь кто ты есть? Агент – ничего большего я предложить тебе не могу, полицейский агент может подыхать, как ему вздумается, и все плевать на него хотели! Ну к чему тебе это? Поездил бы лучше по стране со своими лекарствами, деньжонок бы заработал, а?
Дука слушал его вполуха; вообще-то ему нравилось слушать, как разоряется Карруа, но эта весна, похоже, сделала его непримиримым ко всем.
– Наверно, ты прав, у меня не те нервы, чтоб служить в полиции. Вот ты – другое дело, само спокойствие, – сказал он и направился к двери.
– Постой, Дука, вернись, – произнес Карруа так тихо, что Дука даже растрогался.
Он снова подошел к столу.
– Сядь.
Он сел.
– Извини, я погорячился.
Он промолчал.
– Так о чем вы договорились с тем прохвостом, как бишь его?
Маскаранти уже с минуту стоял в кабинете с папкой в руках и слушал.
– Сильвано Сольвере, – вставил он. – Я уже просмотрел весь архив – на него ничего нет. Можно еще порыться в картотеке отпечатков, имя какое-то подозрительное... Зато я нашел досье сожительницы Сомпани – любопытное дельце: недостойное поведение в общественном месте... недостойное поведение... недостойное поведение... пьяный дебош... пьяный дебош... пьяный дебош... Доставлена в клинику – с белой горячкой, ясное дело, – участвовала в нападении на штаб-квартиру некой партии вместе с забастовщиками – помните, они там еще устроили поджог? – Маскаранти перевел дух. – Ну и, конечно, проституция и бродяжничество.
– И как же зовут эту благородную даму?
– Адель Террини.
– Ладно, вернемся к нашим баранам. Так на чем вы порешили с этим типом – Сильвано Сольвере, который вызывает у меня ассоциацию то ли с содой, то ли с солью. – Произнеся эти слова, Карруа подумал: в этом проклятом заведении недолго и полным идиотом стать.
– Он заедет за мной и отвезет к синьорине. – Вот так, чего проще, казалось бы.
– Отвезет, значит, к синьорине... А ты, стало быть, сделаешь ей операцию? Кстати, она сложная, эта операция, риск есть?
Объясняя ему технику хирургического вмешательства, Дука использовал в речи чисто медицинские термины: он, так же как и Карруа, терпеть не мог вульгарности. – Конечно, врач, исключенный из Ассоциации, не имеет права даже пластырь наложить, но с разрешения полиции...
– А если заражение крови и девушка умрет, что тогда? – спросил Карруа.
– Ты прекрасно знаешь, что мне нечего ответить. – Дука нервно передернул плечами. – Либо ты идешь на риск и вступаешь в контакт с этими людьми, чтобы выяснить все подробности, либо оставляешь дела Туридду и его подруги в архиве и притворяешься, что слыхом не слыхал о Сильвано Сольвере, а я возвращаюсь восвояси.
– Да я не о себе, я о тебе беспокоюсь, – смиренно заметил Карруа. – Ведь ежели девица умрет или получит серьезное осложнение, у тебя все равно будут неприятности, независимо от разрешения полиции.
– А сейчас у меня их нет!
Карруа задумчиво поглядел за окно, на залитый солнцем двор, и в голосе его прозвучала неподдельная грусть:
– Одним словом, ты решил?
– Да, сколько раз можно повторять! – Иногда самые умные люди становятся жуткими тупицами.
– Хорошо.
Карруа ненавидел Дуку и восхищался им, так же как некогда его отцом, – удивительная несгибаемость! В кармане ни гроша, карьера загублена, на шее сестра с незаконным ребенком, другой бы о своих проблемах подумал, попытался бы как-то выплыть на поверхность, а он хватается за самую гиблую работу – идет в полицейские и ладно бы еще в Англии или в Америке... нет, в Италии, где на полицейского все шишки: камни от забастовщиков, пули или ножевые раны от бандитов, проклятья от сограждан, нагоняи от начальства и нищенское жалованье от государства.
– Хорошо, только все будет, как я скажу. Маскаранти поедет с тобой.
Его это вполне устраивало.
– И в машине будет рация.
Вот это уже хуже.
– Рация слишком бросается в глаза, – возразил он. – Ведь теперь, когда я принял эти деньги, они, скорее всего, станут за мной следить – я не случайно сюда пешком пришел. Если они обнаружат рацию в машине, то это верный провал.
– Маскаранти позаботится, чтоб не обнаружили. Но это еще не все. Я приставляю к вам опергруппу. – Внезапно Карруа снова перешел на крик: – И не говори, пожалуйста, что ты не любишь толкотни! Если ты хоть чуть-чуть смыслишь в нашем деле, то должен понимать, что тебе грозит!
Он не стал говорить, что не любит толкотни: в конце концов, Карруа прав на все сто процентов.
– И еще Маскаранти выдаст тебе оружие, – с решимостью, обреченной на поражение, заключил Карруа.
– Вот это – нет, ты знаешь, что я никогда не ношу оружия.
– А они носят.
Но здесь Дуку было не сдвинуть.
– Нет, никакого оружия, я и без того слишком опасен. – Он хотел еще добавить, что способен открыть стрельбу безо всяких оснований, но удержался: Карруа и так знает.
– Ладно, черт с тобой, – сдался Карруа. – Придется Маскаранти тебя подстраховать. Да, вот еще что: очевидно, эти люди будут тебе звонить, так что придется поставить твой телефон на прослушивание.
– Да пожалуйста, сколько угодно!
– Предупреждаю: я доложу начальству, что веду расследование этого дела. – Карруа поднялся из-за стола. – И запомни, если с тобой что случится, я погорю. Меня сошлют в Сардинию на хлеб и маслины.
– Если не ошибаюсь, ты и здесь ими питаешься.
– Остряк нашелся! – рявкнул Карруа. – Да пойми же ты, я вовсе не хочу погореть, поэтому ты должен остаться цел и невредим. Мне наплевать, раскопаешь ты что-нибудь или нет, в конце концов если кто и вырвет эту сорную траву с корнем, так это не мы. Главное – чтоб ты остался жив и дело не попало в газеты.
Он вдруг почувствовал, что на душе у него стало спокойнее.
– Идемте, Маскаранти.
– Слушаюсь, доктор, – отозвался тот.
– Он не любит, когда его называют доктором, – заметил Карруа (у него на душе спокойнее не стало).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50