до свидания, богиня, спустившаяся с небес, чтобы покаяться и получить – так как будто говорится? – заслуженное наказание.
– Ей и все пятнадцать могут дать, – заметил Карруа, когда она вышла вместе с Маскаранти.
Дука снова посмотрел в окно на проезжавший грузовик.
– Ведь на суде, – продолжал Карруа, – она будет настаивать, что убила преднамеренно, и никакой адвокат не убедит ее солгать, умолчать о чем-то, нет, она все выложит, потому что она дура, круглая дура.
– Прошу тебя, – сказал он тихо, – пожалуйста, не называй ее дурой.
– Почему это? – взъерепенился Карруа. – Сидела дома, за пять тысяч километров отсюда, никто ничего о ней не ведал, к этому сброду никакого отношения не имела, убила двоих мерзавцев, которых сам Бог велел прикончить, так зачем же возвращаться, чтобы получить срок от десяти до пятнадцати? А выйдет конченым человеком, и будет ей уже за сорок. Как же не дура? Дура и есть.
– Нет, прошу тебя, не говори так. – Дука наклонился и стал ему втолковывать, тихо, терпеливо, как ребенку: – Разве не отрадно сознавать, что есть еще на свете такие, как она? Ты бы хотел, чтобы все были, как Сомпани, как Клаудио Вальтрага?
– Отрадно, отрадно, но она же лучшие свои годы проведет за решеткой, и за что?.. Ну не тупость ли?
– Да, она проведет за решеткой свои годы. Но именно за это мы должны ее уважать. Кого ты больше уважаешь – ее, Сюзанну Паани, или «черную вдову» из Меленьяно, которая душила своих новорожденных детей?
Карруа немного помолчал, потом произнес:
– Ее, Сюзанну Паани, только отстань от меня.
– Извини. – Дука устало откинулся на спинку кресла.
– А это что, скажи, пожалуйста? – раздраженно буркнул Карруа, бросая взгляд на входящего Маскаранти. – Зачем ты мне прислал отречение Галилея? Ты ведь знаешь, у меня нет чувства юмора, будь добр, объясни, что это значит.
Дука скосил на него глаза.
– Это значит, что мне надо пятьдесят тысяч в счет моего жалованья. – Пятьдесят тысяч в счет жалованья охотников на карманников и проституток: в одиннадцать возвращаются из Инвериго сестра, племянница и Ливия, ему надо повести их завтракать и что-нибудь им купить в подарок.
– Но тебя же еще не зачислили в штат, – пробормотал Карруа, потом поднялся, открыл небольшой стенной сейф и порылся в нем. – Вот, подпиши. – И протянул ему бланк.
Дука взял деньги; надо успеть купить себе рубашку, а то Лоренца очень расстроится, когда увидит эти обтрепанные обшлага.
Карруа взглянул на него почти с ненавистью.
– Ну вот, теперь ты наш коллега.
Дука засунул деньги в карман.
– Спасибо, можно, Маскаранти меня отвезет?
– Разумеется, синьор. – Карруа с шутовской ухмылкой взглянул на Маскаранти: – Будь любезен, отвези домой нашего нового коллегу.
Маскаранти поднялся и пошел за ним к выходу. Уже в дверях Дука обернулся:
– Ты ничем не можешь ей помочь? Ну сделай что-нибудь, – как-то застенчиво попросил он.
– Что? – рявкнул Карруа.
– Ну хотя бы помести ее в отдельную камеру – не с проститутками...
– А где я ее возьму, отдельную? Клиентура увеличивается, скоро во дворе их будем помещать.
– Тогда, может, ты поговоришь со следователем, объяснишь ему все, – настаивал Дука. – И насчет адвоката... Ведь если ты сам ему позвонишь, то он даст лучшего адвоката, и бесплатно...
Карруа встал из-за стола и буквально заревел, как лев на арене:
– Дука, я – правая рука закона и правосудия! У меня никого, кроме тебя, на свете нет, а смог я хоть чем-нибудь тебе помочь? Разве ты не отсидел три года, хотя всегда мне был вместо сына? Так вот, мне нечего ей предложить, абсолютно нечего, – с горькой усмешкой заключил он.
Карруа прав: им нечего ей предложить. Кроме уважения. Он вышел.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50