написать задуманное обращение к народу и постричься. Обращение получилось длинным. И только в семь я побежал стричься. Я пересек двор и торопливо, не поднимая головы, взбежал на крыльцо тети Шуры-парикмахерши. Нашего брата она не стригла, она делала женские прически. Но я решил попробовать. Тете Шуре я не досаждал давно, старые обиды не в счет, а что я крикнул про мыльную воду, так тети Шуры не было дома.
Я вошел.
Посреди комнаты сидела на стуле женщина. Голова ее была часто утыкана какими-то прищепками, от которых вверх, к электрическому патрону, тянулись провода - прямо пытка готовилась. Тетя Шура, в темно-сером не платье, а вроде мешка, безжалостно проверяла провода, а с печки за ней одобрительно наблюдала белая кошка - все как у ведьмы. А тут еще кошка сиганула с плиты - да ко мне и давай, вздернув хвост и мурлыча, крутить восьмерки вокруг моих ног - Околдовывать меня.
Не знай я тетю Шуру четыре года, я бы испугался, а тут я понял: это, наверно, завивка, после которой женщины обычно сидят на крыльце и сушат кудри, склонив голову набок, как Аленушка у пруда.
- Здрасьте, - сказал я. - Вот вам, тетя Шура, пригласительный на наш концерт.
Точно не слыша меня, тетя Шура еще раз потихоньку подергала все провода разом и щелкнула выключателем на стене. Я поднял плечи, ожидая, что женщина сейчас вскрикнет, или задергается, или загудит, как стиральная машина. Но она и ухом не повела.
Тетя Шура подошла, взяла билет и разглядела его.
- Хорошо сделали.
- Это Борька. Он и афишу написал!
- Читала... Что это у тебя там за "Гимнастический этюд"? - сурово спросила она.
- Это не этюд, это вверх ногами буду ходить.
- Я так и подумала. Уж знаю твои этюды.
- Но я еще в пьесе играю, Ивана-царевича, - ввернул я.
- Ого!.. Хорош царевич! - тяжело усмехнулась тетя Шура.
- Мне бы чуть подстричься, тогда бы... - сказал я.
- Садись! - вдруг коротко бросила она и указала на табуретку, указала глазами, а как будто пятерней схватила и усадила.
Достав из сумки на столе черную электрическую машинку, тетя Шура включила ее в розетку, повернула меня затылком к свету и так жадно врубилась в мою гриву, что пролысина от шеи до лба появилась скорее, чем я заикнулся о чубе.
- Нафорсишься еще! - сказала парикмахерша, угадав мой порыв. Сколько лет? Тринадцать? Нафорсишься!.. Летом стригись наголо. Волос будет лучше.
- Дергает! - крякнул я.
- Волосы мокрые... Ну, отрастил!
- Ой, тетя Шура!
- А что я сделаю?.. Не можешь терпеть - иди посиди на крыльце, проветрись, а я тетю обслужу.
Я вышел, сел на нижнюю ступеньку, чтобы не видели со стороны, и пощупал голову. Над ушами торчали вихры, а посредине было чисто, как бульдозер прошел. Вдруг на меня налетела, прямо упала Томка, выскочив из-за угла.
- Ты что ослепла совсем? - буркнул я.
- Ой, извини... А что это у тебя?..
Я прикрыл плешину ладонью.
- А ты не смотри! Это тетя Шура... Я остываю... А ты почему не на сцене? Сейчас начало. Не выступаешь, так хоть помогай!
- Мне надоело... Я вообще не пойду на концерт, - и Томка брезгливо дернула губами.
Я убрал с лысину руку и выпалил:
- Ну и катись колбаской!
- Фу! - фыркнула она. - Я думала, ты лучше всех мальчишек, а ты... И она скрылась в сенях.
Тетя Шура благополучно достригла меня, и я помчался к Куликовым, крыльцо которых зрители охватили уже большим полукругом. Я увидел тут и ребят из соседнего двора, и отца с мамой, и Лазорского, и всех-всех. Малыши запрудили подступы, и я едва пробрался на сцену, гордо вслушиваясь в одобрительное разноголосье зала.
- Наконец-то! - воскликнула Нинка. - Где тебя носит? Пора начинать!.. А-а, ты как подстригся? Почему наголо?
- Чтоб волосы лучше росли.
- О, господи! - Нинка закатила глаза. - Тебе теперь только Кощея играть!.. Вот твой костюм, иди к тете Маше, горе луковое. Там ваша раздевалка.
До ужаса размалеванный Кощей Бессмертный, в купальной шапочке на голове, которая означала лысину, расхаживал из угла в угол тети Машиной кухни, подметая пол длинным халатом, с наклеенными ребрами, Славка в медвежьей маске стоял перед зеркалом еще без шубы и время от времени рычал. Генка с усиками, мой сказочный брат, приноравливался, как он будет стрелять из лука. Бедный Король Морг бродил между этими полузнакомыми фигурами, принюхивался и не знал, где присесть.
- Ха-ха! - крикнул я и начал переодеваться.
- На-чи-най! - требовал зритель.
Влетела Нинка.
- Готовы?
- Да, - сказал я. - Где лук и стрела?.. Вон. Все.
- Мирк, давай.
Мы столпились за занавесом. В улыбающейся, разрумяненной кукле, на которой были цветная длинная юбка и широкая кофта, я едва узнал Марийку. Она играла купеческую дочь, невесту Генки.
Мирка отмахнула сперва одну половину занавеса, потом вторую, вышла на середину и сказала, что наш второй концерт начинается, что вообще-то во дворе много бывает концертов, но такой - второй.
- Вон мой папа, - шепнул я Марийке углом рта. - Вон возле того смешного дядьки в очках.
- Вижу. Красивый. И на тебя похож. А дядька в очках - мой папа.
- Но?.. Тоже ничего, но смешной. И на Женьку похож.
- Все папы на детей похожи.
Мирка представила нас, назвала все роли и задернула занавес.
- Братья, марш! - прохрипела Нинка.
Мы с Генкой выскочили и сразу давай жаловаться друг другу, что вот скоро умрет царь-батюшка, разделим мы его владения поровну, а вот как, горемычные, будем жить в одиночестве?.. Сперва у меня была сухость в горле, слова протаскивал еле-еле, как санки по земле, а потом разговорился и - эх, братуха, говорю, давай, говорю, женимся, и пусть вот эти стрелы каленые укажут нам суженых, то есть, говорю, невест. Генка захлопал глазами, потому что этих слов в роли не было, но смело ответил, что давай. Натянули мы луки кленовые, оглядел я просторы зеленые, вижу - на дубе-дровянике сидит-лежит Соловей-разбойник - Юрка Бобкин. Я не целясь хрясть! Улетела стрела в сырой огород, и наша сказка началась...
Грому было - после каждого выхода. Особенно досталось Кощею и его дочери Кощеевне, которую играла Люська. Смуглая, в черном платье до пят, с глухим воротом под самую челюсть, с тупыми, словно обрубленными, косами, Люська поразила всех. А Нинка подсвечивала сбоку синей медицинской лампой, и Кощеево царство выглядело омертвелым.
Сказка заняла много времени, и мы решили второе отделение сократить. Оставили четыре лучших номера. Мирка с Марийкой спели песню про геологов, потом вышел Славка, раздетый по пояс, а мы втроем едва вынесли за ним двухпудовую гирю. Славка проделал с гирей разные упражнения двумя руками и даже, лопаясь от напряжения, выжал ее одной и удалился под аплодисменты, оставив гирю на краю крыльца. Тут из-за кулис вылетел Борька и пнул эту гирю в зрителей. Она упала на колени тете Зине Ширминой, которая секунду тупо смотрела на нее, потом вскинула голову и по-девчачьи завизжала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43