И все мы стояли и чинно ждали, когда дойдёт наша очередь до освидетельствования. Мы ходили по кругу на верёвочках, мы брали препятствия и лазали по стенам, мы… чего мы только не делали, даже летали. Я от усталости чуть не заснул прямо при всех.
Но это было бы неприлично, и потому я держался.
Да и марка не позволяла: я был единственным московским псом, которому довелось принимать участие в этом вернисаже.
Наконец мы получили документы с правом участвовать в большом собачьем празднике в Венеции. И даже не в празднике, а в марше.
Витя, которому как представителю большой страны, предоставили слово, предложил назвать этот марш Маршем любви к ближнему и дружбы, потому что, сказал он, и это правда, надо всем людям дружить так, как дружат собаки. Надо у них учиться преданности и доброте.
Правда, какая-то шавка все время гавкала во время Витиного выступления, но другие собаки нас полностью поддержали. А она к тому же гавкала с таким акцентом, что её просто многие не поняли.
Да и Тролль вовремя вмешался и сказал ей такое, что она после этого вообще перестала гавкать…
И вдруг я увидел Козетту. Она улыбнулась. Она тоже получила призовое место и тоже будет принимать участие в торжествах. Я подбежал к ней и поцеловал её уже открыто. В глазах её стояли слезы.
— Вы в самом деле искренни сейчас? — спросила она.
— Конечно, вы мне невероятно симпатичны.
— А Эвелина?
— Но она просто знакомая.
— Правда? — спросила Козетта, и в вопросе её было столько женского нетерпения, что я поспешил уверить её в своих чувствах.
— Знаете, — продолжала она, — а ведь это вы помогли мне получить приз.
— Вот как?
— Да. Я так разозлилась на вас, увидев вас с ней, что решила во что бы то ни стало выиграть, чтобы вам доказать что-то… …Это было впервые в моей жизни. Я сказал собаке: «Люблю».
Приз для Эвелины
А вот Три Лепестка Чёрной Розы со своей собачкой была расстроена. Им не дали приза и диплома, и тогда, посоветовавшись с Витей, я предложил им свой.
Собачка чуть качнула хвостом, но гордость не позволила ей принять этот подарок. И тогда Витя совершил поистине мужской поступок. Он подошёл к членам жюри с Эвелиной, и уж не знаю, что он там им сказал, но вернулся он с дипломом.
Тут только я понял, почему Наташа и Тролль вначале показались мне недоступными. Они, оказывается, были членами жюри. Что ж, тем лучше. Я думаю, что Эвелина им тоже нравилась, особенно Тролю, а что сперва не получила приз — так это от застенчивости…
А потом мы все вместе гуляли по городу и радовались жизни.
Витю узнавали на улице и кричали: «Бон джорно, синьор „Перестройка“! Я их чуть не укусил.
А Витя, по-моему, был очень доволен.
Был доволен и я, и не только за Витю, а ещё и тем, что и Козетта и Эвелина бежали рядом и весело помахивали своими хвостами.
На одном из перекрёстков в условленном месте нас ждала в машине Галина Алексеевна.
— Пиратка, Козетта, Эвелина, скорее сюда! — закричала она, и мы припустили к ней. В машине нас ждал дядя Серёжа.
Перецеловались и перелизались мы вволю. Нас благополучно доставила на вокзал Галина Алексеевна, которую мы тоже все лизнули по очереди. Она пошла с дядей Серёжей дальше по перрону, а я стал озираться по сторонам, удивляясь, где же наш поезд. Потому что то, что стояло на рельсах, было похоже больше на ракету, которая почему-то лежит возле перрона.
Но оказалось, что это он и есть. Витя изо всех сил старался не удивиться.
На вагоне, куда мы садились, была нарисована собака. И у меня отлегло от сердца. Значит, нас приветят и в поезде, значит, не выгонят.
И в этом вагоне все было устроено так, что даже собакам было удобно ехать. Специальные загоны для нашего брата. А над каждым загоном — металлический кармашек для билета.
Билет меня, правда, огорчил: а нем было написано, что по нем могут ездить кошки, собаки и обезьяны. Что я, носорог, что ли, чтобы ездить по обезьяньему билету?
И в загончик я не пошёл, потому что там хоть и хорошо, но мне ведь надо не просто ехать, но и посмотреть мир, и сделать записи для будущей книги, поэтому я, виляя хвостом, испросил разрешения смотреть в окно. Ещё бы, ведь мы ехали по Италии!
Город на воде
Какая собака может похвастаться, что за ней гонялся хозяин по перрону, и где! Страшно сказать: в Венеции.
А все потому, что продавец воды кричал: аква, аква… И я решил, что это квакают лягушки, и побежал смотреть. Интересно ведь, что они квакают здесь по-итальянски.
В соседнем вагоне, в первом классе, ехала Галина Алексеевна с дядей Серёжей. Мы пошли их навестить, хотя, честно говоря, в тот вагон мы не должны были и заходить.
Дядя Серёжа спросил Витю, есть ли у него деньги, и Витя ответил «да».
Меня потрепала по холке и заказала прохладного глачолли Галина Алексеевна. Глачолли — это мороженое, только собачье, без молока. У нас оно называется «ледок». Перекусив, мы отправились в наш вагон, чтобы с невероятной страстью смотреть в окно.
Это ж надо! Едем по Италии!
И тут мне пришло в голову, что Италия — собачья страна. Ведь прародитель Италии — Рим. А Рим построили Ромул и Рем, а их, в свою очередь, выкормила волчица. А волчица — это почти собака…
Я даже почти не удивился, когда в окнах поезда замелькал город.
— Смотри, Пиратка, это Венеция! — закричал Витя, но я так устал, что попервоначалу даже не среагировал на город, в котором мечтает побывать каждая собака. А потом, конечно, удивился, но вёл себя нарочито тихо.
Из окна поезда мы увидели кусок вокзала, книжный киоск с газетами и мороженым одновременно, и я, как истинный иностранец, медленно и с чувством собственного достоинства полез из вагона, но не выдержал и принялся носиться по перрону. Витя догнал меня, перекинул через плечо свою сумку и взял меня на поводок. Я попросил его об этом сам, не только чтобы не потеряться, а потому, что я за себя в Венеции не мог поручиться.
Город меня поразил своим величием. Сперва он мне напомнил Ленинград, или, вернее, Санкт-Петербург. Потом он мне напомнил все то доброе и ласковое, что я видел в жизни.
Дядя Серёжа, конечно, стал рассказывать про Венецию по-научному, как пишут в книгах.
— Венеция, — говорил он, — имеет триста шестьдесят тысяч жителей. Расположена она на ста восемнадцати островах Венецианской лагуны Адриатического мора, разделённых ста пятьюдесятью протоками и каналами, через которые переброшено около четырехсот мостов.
Венеция — город-музей. В нем имеется институт по изучению Адриатики, Академия искусств и оперный театр.
Выдающийся архитектурный памятник девятого — восемнадцатого веков.
А Дворец дожей, а…
Нет, я лучше побегаю по городу сам и в гондолах сам покатаюсь… …Галина Алексеевна отправилась по своим делам.
А перед нами открылась удивительная картина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Но это было бы неприлично, и потому я держался.
Да и марка не позволяла: я был единственным московским псом, которому довелось принимать участие в этом вернисаже.
Наконец мы получили документы с правом участвовать в большом собачьем празднике в Венеции. И даже не в празднике, а в марше.
Витя, которому как представителю большой страны, предоставили слово, предложил назвать этот марш Маршем любви к ближнему и дружбы, потому что, сказал он, и это правда, надо всем людям дружить так, как дружат собаки. Надо у них учиться преданности и доброте.
Правда, какая-то шавка все время гавкала во время Витиного выступления, но другие собаки нас полностью поддержали. А она к тому же гавкала с таким акцентом, что её просто многие не поняли.
Да и Тролль вовремя вмешался и сказал ей такое, что она после этого вообще перестала гавкать…
И вдруг я увидел Козетту. Она улыбнулась. Она тоже получила призовое место и тоже будет принимать участие в торжествах. Я подбежал к ней и поцеловал её уже открыто. В глазах её стояли слезы.
— Вы в самом деле искренни сейчас? — спросила она.
— Конечно, вы мне невероятно симпатичны.
— А Эвелина?
— Но она просто знакомая.
— Правда? — спросила Козетта, и в вопросе её было столько женского нетерпения, что я поспешил уверить её в своих чувствах.
— Знаете, — продолжала она, — а ведь это вы помогли мне получить приз.
— Вот как?
— Да. Я так разозлилась на вас, увидев вас с ней, что решила во что бы то ни стало выиграть, чтобы вам доказать что-то… …Это было впервые в моей жизни. Я сказал собаке: «Люблю».
Приз для Эвелины
А вот Три Лепестка Чёрной Розы со своей собачкой была расстроена. Им не дали приза и диплома, и тогда, посоветовавшись с Витей, я предложил им свой.
Собачка чуть качнула хвостом, но гордость не позволила ей принять этот подарок. И тогда Витя совершил поистине мужской поступок. Он подошёл к членам жюри с Эвелиной, и уж не знаю, что он там им сказал, но вернулся он с дипломом.
Тут только я понял, почему Наташа и Тролль вначале показались мне недоступными. Они, оказывается, были членами жюри. Что ж, тем лучше. Я думаю, что Эвелина им тоже нравилась, особенно Тролю, а что сперва не получила приз — так это от застенчивости…
А потом мы все вместе гуляли по городу и радовались жизни.
Витю узнавали на улице и кричали: «Бон джорно, синьор „Перестройка“! Я их чуть не укусил.
А Витя, по-моему, был очень доволен.
Был доволен и я, и не только за Витю, а ещё и тем, что и Козетта и Эвелина бежали рядом и весело помахивали своими хвостами.
На одном из перекрёстков в условленном месте нас ждала в машине Галина Алексеевна.
— Пиратка, Козетта, Эвелина, скорее сюда! — закричала она, и мы припустили к ней. В машине нас ждал дядя Серёжа.
Перецеловались и перелизались мы вволю. Нас благополучно доставила на вокзал Галина Алексеевна, которую мы тоже все лизнули по очереди. Она пошла с дядей Серёжей дальше по перрону, а я стал озираться по сторонам, удивляясь, где же наш поезд. Потому что то, что стояло на рельсах, было похоже больше на ракету, которая почему-то лежит возле перрона.
Но оказалось, что это он и есть. Витя изо всех сил старался не удивиться.
На вагоне, куда мы садились, была нарисована собака. И у меня отлегло от сердца. Значит, нас приветят и в поезде, значит, не выгонят.
И в этом вагоне все было устроено так, что даже собакам было удобно ехать. Специальные загоны для нашего брата. А над каждым загоном — металлический кармашек для билета.
Билет меня, правда, огорчил: а нем было написано, что по нем могут ездить кошки, собаки и обезьяны. Что я, носорог, что ли, чтобы ездить по обезьяньему билету?
И в загончик я не пошёл, потому что там хоть и хорошо, но мне ведь надо не просто ехать, но и посмотреть мир, и сделать записи для будущей книги, поэтому я, виляя хвостом, испросил разрешения смотреть в окно. Ещё бы, ведь мы ехали по Италии!
Город на воде
Какая собака может похвастаться, что за ней гонялся хозяин по перрону, и где! Страшно сказать: в Венеции.
А все потому, что продавец воды кричал: аква, аква… И я решил, что это квакают лягушки, и побежал смотреть. Интересно ведь, что они квакают здесь по-итальянски.
В соседнем вагоне, в первом классе, ехала Галина Алексеевна с дядей Серёжей. Мы пошли их навестить, хотя, честно говоря, в тот вагон мы не должны были и заходить.
Дядя Серёжа спросил Витю, есть ли у него деньги, и Витя ответил «да».
Меня потрепала по холке и заказала прохладного глачолли Галина Алексеевна. Глачолли — это мороженое, только собачье, без молока. У нас оно называется «ледок». Перекусив, мы отправились в наш вагон, чтобы с невероятной страстью смотреть в окно.
Это ж надо! Едем по Италии!
И тут мне пришло в голову, что Италия — собачья страна. Ведь прародитель Италии — Рим. А Рим построили Ромул и Рем, а их, в свою очередь, выкормила волчица. А волчица — это почти собака…
Я даже почти не удивился, когда в окнах поезда замелькал город.
— Смотри, Пиратка, это Венеция! — закричал Витя, но я так устал, что попервоначалу даже не среагировал на город, в котором мечтает побывать каждая собака. А потом, конечно, удивился, но вёл себя нарочито тихо.
Из окна поезда мы увидели кусок вокзала, книжный киоск с газетами и мороженым одновременно, и я, как истинный иностранец, медленно и с чувством собственного достоинства полез из вагона, но не выдержал и принялся носиться по перрону. Витя догнал меня, перекинул через плечо свою сумку и взял меня на поводок. Я попросил его об этом сам, не только чтобы не потеряться, а потому, что я за себя в Венеции не мог поручиться.
Город меня поразил своим величием. Сперва он мне напомнил Ленинград, или, вернее, Санкт-Петербург. Потом он мне напомнил все то доброе и ласковое, что я видел в жизни.
Дядя Серёжа, конечно, стал рассказывать про Венецию по-научному, как пишут в книгах.
— Венеция, — говорил он, — имеет триста шестьдесят тысяч жителей. Расположена она на ста восемнадцати островах Венецианской лагуны Адриатического мора, разделённых ста пятьюдесятью протоками и каналами, через которые переброшено около четырехсот мостов.
Венеция — город-музей. В нем имеется институт по изучению Адриатики, Академия искусств и оперный театр.
Выдающийся архитектурный памятник девятого — восемнадцатого веков.
А Дворец дожей, а…
Нет, я лучше побегаю по городу сам и в гондолах сам покатаюсь… …Галина Алексеевна отправилась по своим делам.
А перед нами открылась удивительная картина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66