– Ну, знаете ли... мне пора. Приятных вам сновидений.
Он свернул за угол и исчез. Инна тоже пошла домой. Был уже одиннадцатый час, но Ленька все еще отсутствовал. Когда Инна выразила по этому поводу удивление, Полина Александровна засмеялась:
– Да у нас во время каникул для них свобода. Взрослые раньше ложатся, потому что на работу вставать, а они гоняют, пока ноги не отвалятся. Вы, перед тем как свет зажечь, окно закройте, а то комары налетят.
Глава 18
Ваня Иванов сидел на лавочке с Томкой Зыряновой. Они не присутствовали при разговоре на школьном крыльце, и подбежавший Ленька сообщил им о страшной угрозе, нависшей над школой, о том, что наврали Демьян с Альбиной про Акимыча и о том, как Луиза уговорила Леньку поддерживать эту "святую ложь". Ваня помолчал немного, потом сказал:
– Надавать бы вам по шее за вашу "святую ложь".
Томка вступилась за ребят, сказала, что, по ее мнению, они действовали вполне разумно, и Ваня обернулся к ней.
– Тебе природа мозги дала?
– Ну, дала. Чего ты орешь?!
– А если дала, так ты ими наперед думай, а потом языком болтай. – Иванов похлопал себя пальцами по лбу. – Ведь понимать же надо: ну, добились они своего, опорочили Акимыча, и эта тетка решила за него не выходить... Так она вернется к себе и на весь город растрепет, что директор такой-то школы – алкаш да еще и ненормальный. И такие слухи могут до начальства областного дойти... Мало что ли у Акимыча было неприятностей из-за Ленькиной ноги и Луизиного папаши?
– Ладно, Вань... – сказал Хмелев. – Что они наврали, того уж не вернешь. А как же теперь нам действовать?
– Эта самая... Кстати, как ее зовут?
– Инна Сергеевна, – ответил Леня и снова почувствовал какую-то непонятную тревогу.
– Выгнать ее надо, – жестко сказал Иванов.
– А как?
Иванов вдруг поднялся.
– Ждите здесь. Я для начала кое-что придумал.
Ждать пришлось недолго. Минут через пять он вернулся с листом бумаги, на котором кое-как был намалеван череп и скрещенные кости.
– Вот! Я по углам живицей намазал. Кто пойдет и к ее окну приклеит?
Хмелев замялся, а Томка закричала:
– Я! Я наклею. Только пойдемте со мной, я капроновый чулок на голову надену.
Надо сказать, что после известной вам "операции" капроновые чулки вошли в моду среди учеников Бурундука, особенно в младших классах. Пользуясь ими, ребята нападали друг на друга из засады, обстреливали "врагов" шишками, а иногда и лупили кого-нибудь, если считали, что он этого заслуживает.
В углу комнаты Инны справа от окна стоял маленький столик, накрытый чем-то вроде скатерти. Задернув белую занавеску и включив свет, Инна вынула из своего чемоданчика большой блокнот. Ее с момента прибытия в Иленск так и тянуло записывать, что говорят о Бурундуке, но она не делала этого ради конспирации. Теперь она сидела за столиком перед раскрытым блокнотом, но работала очень медленно; она старательно припоминала, что сказал Демьян, что добавила Альбина, что говорили ее другие собеседники, и лишь припомнив почти дословно ту или иную фразу, Инна ее записывала.
Вдруг Инне послышался какой-то негромкий шум за окном – то ли шорох, то ли царапанье. Потом отчетливо дрогнула оконная рама. Инна вскочила, отдернула занавеску и при свете летней ночи увидела, как от окна отпрянула небольшая фигурка с головой, обтянутой черным чулком. Фигурка быстро исчезла из поля зрения, но Инна успела заметить, что это несомненно девчонка: на ней была пестрая юбка и серая кофта. К стеклу был приклеен лист писчей бумаги с намалеванным черепом и скрещенными костями.
Желая узнать, что это значит, Инна вышла в коридор. За дверью Полины Александровны было тихо, и в щель под дверью не пробивался свет. Значит, хозяйка спала. Выйдя на крыльцо, Инна увидела распахнутую настежь калитку. Она подошла к своему окну и отлепила от стекла бумагу с черепом.
Инна вернулась в дом, захлопнула входную дверь английским замком, заперла на крючок дверь своей комнаты и снова села за столик, чтобы продолжать свои записи. Однако она то и дело посматривала на лежащий рядом лист с черепом, намалеванным отнюдь не рукой мастера.
Череп и скрещенные кости, размышляла она. Это же символ угрозы. Наклеила рисунок на стекло девчонка, притом Инне совсем незнакомая. Выходит, ее за что-то возненавидели местные дети. А за что? Чем она перед ними провинилась за эти несколько часов?
Вдруг Инна подумала: а ведь Лени-то до сих пор нет в доме! Неужели и он принимал участие в истории с черепом?! А может быть, он вернулся, когда она разговаривала с Мокеевым?
Инна снова вышла в коридор и подошла к небольшой Лениной комнате, но за ней было тихо и ни в одну щелочку не пробивался свет. Инна осторожно постучала.
– Кто там? – послышался сонный голос. Инна слегка толкнула дверь, и тут же она открылась. В полумраке белой ночи Инна увидела Ленькино лицо на подушке, точнее – лишь половину его, потому что он натянул одеяло себе на нос. Впрочем, увидев Инну, он сдернул одеяло до подбородка.
– Инна Сергеевна, вам чего? – спросил он слабым голосом только что разбуженного человека.
– Извини, Леня, я не туда попала. Спи! Спи! – прошептала Инна и удалилась.
Она не знала, что Ленька, проследив за тем, как Томка Зырянова приклеила рисунок к стеклу, пробрался окольными путями на огород, а оттуда к себе в окно. Не зажигая света, он быстро разделся и нырнул под одеяло.
Сконфуженная Инна вернулась в свою комнату. Она чувствовала себя разбитой, но все же занесла в блокнот разговор с Мокеевым и странный эпизод с мрачным рисунком, прежде чем улечься спать.
Проснулась она только в половине десятого. В доме стояла полная тишина. Захватив принадлежности для умывания, Инна вышла из комнаты. Проходя через веранду, она увидела на столе приготовленный для нее завтрак. Входная дверь была защелкнута на английский замок (Полина Александровна дала Инне отдельный ключ). Выйдя во двор, где на сосне висел рукомойник, а под ним стояла табуретка с тазом, Инна услышала какое-то движение за невысоким забором, но определить, что там происходит, она не могла, потому что перед забором густо росла малина и лишь сквозь решетку калитки можно было увидеть улицу.
Только Инна брякнула клапаном рукомойника, как тут же раздался хор ребячьих голосов:
Жених и невеста
Тили-тили тесто...
Инна оглянулась. Прямо перед калиткой подпрыгивали и пели небольшие существа, и у каждого из них лицо было затянуто капроновым чулком: у кого бежевым, у кого – коричневым, у кого – черным. С трудом сдерживая себя, Инна продолжала умываться, а за калиткой прыгали и пели:
Тесто засохло,
Невеста подохла.
Пение и приплясывание продолжалось все время, пока Инна умывалась, а умывалась она с нарочитой медлительностью, стараясь понять, почему ее дразнят невестой и, главное, за что ее дразнят, что она сделала плохого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Он свернул за угол и исчез. Инна тоже пошла домой. Был уже одиннадцатый час, но Ленька все еще отсутствовал. Когда Инна выразила по этому поводу удивление, Полина Александровна засмеялась:
– Да у нас во время каникул для них свобода. Взрослые раньше ложатся, потому что на работу вставать, а они гоняют, пока ноги не отвалятся. Вы, перед тем как свет зажечь, окно закройте, а то комары налетят.
Глава 18
Ваня Иванов сидел на лавочке с Томкой Зыряновой. Они не присутствовали при разговоре на школьном крыльце, и подбежавший Ленька сообщил им о страшной угрозе, нависшей над школой, о том, что наврали Демьян с Альбиной про Акимыча и о том, как Луиза уговорила Леньку поддерживать эту "святую ложь". Ваня помолчал немного, потом сказал:
– Надавать бы вам по шее за вашу "святую ложь".
Томка вступилась за ребят, сказала, что, по ее мнению, они действовали вполне разумно, и Ваня обернулся к ней.
– Тебе природа мозги дала?
– Ну, дала. Чего ты орешь?!
– А если дала, так ты ими наперед думай, а потом языком болтай. – Иванов похлопал себя пальцами по лбу. – Ведь понимать же надо: ну, добились они своего, опорочили Акимыча, и эта тетка решила за него не выходить... Так она вернется к себе и на весь город растрепет, что директор такой-то школы – алкаш да еще и ненормальный. И такие слухи могут до начальства областного дойти... Мало что ли у Акимыча было неприятностей из-за Ленькиной ноги и Луизиного папаши?
– Ладно, Вань... – сказал Хмелев. – Что они наврали, того уж не вернешь. А как же теперь нам действовать?
– Эта самая... Кстати, как ее зовут?
– Инна Сергеевна, – ответил Леня и снова почувствовал какую-то непонятную тревогу.
– Выгнать ее надо, – жестко сказал Иванов.
– А как?
Иванов вдруг поднялся.
– Ждите здесь. Я для начала кое-что придумал.
Ждать пришлось недолго. Минут через пять он вернулся с листом бумаги, на котором кое-как был намалеван череп и скрещенные кости.
– Вот! Я по углам живицей намазал. Кто пойдет и к ее окну приклеит?
Хмелев замялся, а Томка закричала:
– Я! Я наклею. Только пойдемте со мной, я капроновый чулок на голову надену.
Надо сказать, что после известной вам "операции" капроновые чулки вошли в моду среди учеников Бурундука, особенно в младших классах. Пользуясь ими, ребята нападали друг на друга из засады, обстреливали "врагов" шишками, а иногда и лупили кого-нибудь, если считали, что он этого заслуживает.
В углу комнаты Инны справа от окна стоял маленький столик, накрытый чем-то вроде скатерти. Задернув белую занавеску и включив свет, Инна вынула из своего чемоданчика большой блокнот. Ее с момента прибытия в Иленск так и тянуло записывать, что говорят о Бурундуке, но она не делала этого ради конспирации. Теперь она сидела за столиком перед раскрытым блокнотом, но работала очень медленно; она старательно припоминала, что сказал Демьян, что добавила Альбина, что говорили ее другие собеседники, и лишь припомнив почти дословно ту или иную фразу, Инна ее записывала.
Вдруг Инне послышался какой-то негромкий шум за окном – то ли шорох, то ли царапанье. Потом отчетливо дрогнула оконная рама. Инна вскочила, отдернула занавеску и при свете летней ночи увидела, как от окна отпрянула небольшая фигурка с головой, обтянутой черным чулком. Фигурка быстро исчезла из поля зрения, но Инна успела заметить, что это несомненно девчонка: на ней была пестрая юбка и серая кофта. К стеклу был приклеен лист писчей бумаги с намалеванным черепом и скрещенными костями.
Желая узнать, что это значит, Инна вышла в коридор. За дверью Полины Александровны было тихо, и в щель под дверью не пробивался свет. Значит, хозяйка спала. Выйдя на крыльцо, Инна увидела распахнутую настежь калитку. Она подошла к своему окну и отлепила от стекла бумагу с черепом.
Инна вернулась в дом, захлопнула входную дверь английским замком, заперла на крючок дверь своей комнаты и снова села за столик, чтобы продолжать свои записи. Однако она то и дело посматривала на лежащий рядом лист с черепом, намалеванным отнюдь не рукой мастера.
Череп и скрещенные кости, размышляла она. Это же символ угрозы. Наклеила рисунок на стекло девчонка, притом Инне совсем незнакомая. Выходит, ее за что-то возненавидели местные дети. А за что? Чем она перед ними провинилась за эти несколько часов?
Вдруг Инна подумала: а ведь Лени-то до сих пор нет в доме! Неужели и он принимал участие в истории с черепом?! А может быть, он вернулся, когда она разговаривала с Мокеевым?
Инна снова вышла в коридор и подошла к небольшой Лениной комнате, но за ней было тихо и ни в одну щелочку не пробивался свет. Инна осторожно постучала.
– Кто там? – послышался сонный голос. Инна слегка толкнула дверь, и тут же она открылась. В полумраке белой ночи Инна увидела Ленькино лицо на подушке, точнее – лишь половину его, потому что он натянул одеяло себе на нос. Впрочем, увидев Инну, он сдернул одеяло до подбородка.
– Инна Сергеевна, вам чего? – спросил он слабым голосом только что разбуженного человека.
– Извини, Леня, я не туда попала. Спи! Спи! – прошептала Инна и удалилась.
Она не знала, что Ленька, проследив за тем, как Томка Зырянова приклеила рисунок к стеклу, пробрался окольными путями на огород, а оттуда к себе в окно. Не зажигая света, он быстро разделся и нырнул под одеяло.
Сконфуженная Инна вернулась в свою комнату. Она чувствовала себя разбитой, но все же занесла в блокнот разговор с Мокеевым и странный эпизод с мрачным рисунком, прежде чем улечься спать.
Проснулась она только в половине десятого. В доме стояла полная тишина. Захватив принадлежности для умывания, Инна вышла из комнаты. Проходя через веранду, она увидела на столе приготовленный для нее завтрак. Входная дверь была защелкнута на английский замок (Полина Александровна дала Инне отдельный ключ). Выйдя во двор, где на сосне висел рукомойник, а под ним стояла табуретка с тазом, Инна услышала какое-то движение за невысоким забором, но определить, что там происходит, она не могла, потому что перед забором густо росла малина и лишь сквозь решетку калитки можно было увидеть улицу.
Только Инна брякнула клапаном рукомойника, как тут же раздался хор ребячьих голосов:
Жених и невеста
Тили-тили тесто...
Инна оглянулась. Прямо перед калиткой подпрыгивали и пели небольшие существа, и у каждого из них лицо было затянуто капроновым чулком: у кого бежевым, у кого – коричневым, у кого – черным. С трудом сдерживая себя, Инна продолжала умываться, а за калиткой прыгали и пели:
Тесто засохло,
Невеста подохла.
Пение и приплясывание продолжалось все время, пока Инна умывалась, а умывалась она с нарочитой медлительностью, стараясь понять, почему ее дразнят невестой и, главное, за что ее дразнят, что она сделала плохого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44