Истопником мой муж по совместительству работает (основная у него на промкомбинате), а я ему помогаю. – И тетя Валя продолжала говорить о том, что отопление у них до сих пор печное, тогда как в других школах уже наладили центральное, она с какой-то непонятной гордостью сообщила, как много в школе печей, да как трудно их истопить еще затемно, чтобы к началу уроков было тепло, да как трудно натаскать еще с вечера охапки дров к печам, особенно на второй этаж, да как трудно...
Инна терпеливо ждала, когда тетя Валя приостановится, чтобы перевести дух, и как только это произошло, прервала ее вопросом:
– Скажите, а в этом доме кроме вас сейчас кто-нибудь живет?
– Да считайте, что все разъехались. Только и живет одна... Ядвигой Михайловной звать. Пенсионерка давно.
– Ас ней можно сейчас поговорить? Тетя Валя поднялась.
– Пойду узнаю, какое у нее сейчас настроение. Она ведь старенькая, голова уже не та. А как сказать-то ей про вас?
Инне очень не хотелось снова врать, но она пересилила себя.
– Передайте, что знакомая Бурундука – Инна Сергеевна.
Тетя Валя ушла и скоро вернулась, улыбаясь.
– Пожалуйте! Их превосходительство вас просят.
Инна поднялась на крыльцо и очутилась в сенях, куда справа и слева выходили двери, обитые войлоком. Тетя Валя распахнула левую дверь и ввела Инну в небольшой коридор, куда тоже выходили обитые войлоком двери.
– В этом коридоре у нас холостые да одинокие живут, – пояснила она. – А весь остальной дом семейными заселен, там у нас условия получше; хоть маленькие, но двухкомнатные квартирки, даже с кухоньками, а тут одна большая кухня на всех.
Тетя Валя постучала костяшками пальцев в косяк одной из дверей.
– Войдите! – послышалось за дверью, и обе женщины очутились в комнате бывшей учительницы.
– Вот, Ядвига Михайловна, гражданочка, о которой я говорила. – Сказав это, тетя Валя ушла, тихонько прикрыв дверь.
Комната была небольшая и обстановка в ней небогатая: справа железная кровать, похожая на больничную койку, слева старомодный дешевый шкаф, называвшийся когда-то "славянским", за ним – узкий столик, накрытый скатертью, на столике – книга, на книге – очки. А у самого окна, высокой спинкой к нему, стояло явно старинное кресло. Инна назвала бы его "вольтеровским", если бы знала, как вольтеровское кресло выглядит.
Посреди комнаты стояла сама ее хозяйка. Ей можно было бы дать лет под девяносто, если смотреть только на ее лицо: на глубоко запавшие темные глаза под кустистыми с проседью бровями, на бескровные губы, на хрящеватый, с горбинкой, нос...
Но держалась она прямо, вскинув голову, хотя и опиралась на палку, и волосы у нее были пышные, только совсем белые, в отличие от бровей.
– Милости просим, – сказала она отчетливым голосом. – Присаживайтесь!
Инна села на стул, втиснутый между шкафом и столиком. Хозяйка опустилась в свое кресло.
– Так что вас привело ко мне, дорогая? Инна давно придумала, что ей говорить. Она сказала, что в Иленске она проездом, собиралась повидаться с Данилой Акимовичем, которого знает с детства, но не застала его. Услышав, что Ядвига Михайловна много лет проработала с Данилой Акимовичем, она захотела спросить ее, как он теперь живет.
Ядвига Михайловна усмехнулась бесцветными губами и заговорила, продолжая улыбаться, словно вспоминая что-то веселое.
– Да уж поработала я с ним, поработала! Раз двадцать за учебный год из класса выставляла. Ужасный неслух был. Неслух и безобразник. Но способный! В этом ему не откажешь, этого отрицать не буду.
– Но сейчас ведь он директор школы, – напомнила Инна. – Как он, легко справляется с этой должностью?
– С должностью директора и я бы справилась хоть сейчас. А как человек он, я вам скажу, очень необязательный. Бестолковый и необязательный.
– А... а это в каком смысле – бестолковый и необязательный? – осторожно спросила Инна.
– А вот в каком смысле, – отчеканила Ядвига Михайловна. – Вчера перед обедом обещал, что зайдет ко мне сегодня утром, и вот уже скоро ужин, а он не изволит явиться.
Инне стало не по себе. Она догадалась, что перед ней человек не совсем нормальный. Но она не отступилась от своего намерения узнать у этой старухи хоть что-нибудь о директоре школы. Однако ей это не удалось. Ноздри Ядвиги Михайловны вдруг задергались, и она встала, опираясь на палку:
– Простите, уважаемая... Вы недавно ели чеснок? А может быть, даже и черемшу?
– Да... Извините... Черемшу... – пролепетала Инна и тоже встала.
Старуха медленно приближалась к ней. Подбородок ее подрагивал, и в такт этому подрагиванию постукивала палка.
– Прошу вас немедленно покинуть мой дом! Я не выношу этого запаха.
– Извините!.. Я... я... конечно, уйду. – Инна повернулась и направилась к двери, а вслед ей послышалось громко и отчетливо:
– И позвольте вам заметить, уважаемая, что, наевшись черемши, чеснока или лука, с визитами не ходят!
Глава 21
Пока Инна переживала все эти страсти, к крыльцу подошла Надя с кедровыми орешками в прозрачном мешочке. Ей, конечно, тут же сообщили, что приехала "эта самая", и поведали о том, что наврали про Акимыча, поведали о блестящем представлении дразнильщиков, а Томка, сильно приукрасив свою отвагу, рассказала, как она, чуть ли не с риском для жизни, приклеила изображение черепа к окну.
– Сейчас с Ядвигой Михайловной о чем-то толкует, – добавила тетя Валя. Побеседовать захотелось.
Наделив всех орешками, Надя села спиной к перилам, так, чтобы можно было смотреть на дверь в ожидании, когда появится "эта самая". Ждать пришлось лишь несколько секунд. Быстро сбежав по ступенькам, Инна, смущенно улыбаясь, обратилась к сидевшим на крыльце:
– Вы знаете... Она меня выгнала... Я в этом сама виновата: черемши наелась. Тетя Валя засмеялась.
– Да-а! Ядвига Михайловна у нас старушка нравная. Так давайте присаживайтесь, может, мы вам расскажем, что вас интересует.
Но Инна поблагодарила, сказав, что ее, должно быть, обедать ждут, и ушла. Она не прочь была побеседовать с тетей Валей, но не в присутствии Альбины, Демьяна и других ребят.
– По-моему, очень симпатичная дамочка, – сказала тетя Валя и снова заулыбалась. – А наш Данила Акимович не дурак. Вы глядите, без малого сорок лет прожил, и на всех ноль внимания, а тут приглядел себе – и красивая, и скромная, и, видать, образование есть.
Помолчали.
– Красивая-то красивая, – вздохнула Надя. – Только увезет она Акимыча, и школа без директора останется.
– Без директора школа не останется, другого назначат, – возразила тетя Валя. – А Даниле Акимовичу в самом деле пора свою личную жизнь устраивать. Мало он, что ли, на таких охламонов лет потратил, пора и своих детишек заводить.
– Ну, и пусть себе! – вдруг обиженно закричала Альбина. – Ну, и пусть уезжает себе, если ему какая-то личная жизнь дороже, чем школа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44