– Мальчишка не верит, что он сын Джудит Пакхей?
– Нет, все еще нет. Робин продолжает цепляться за свою теорию. «Выход во внешний мир» – это его собственное выражение – непременная составляющая ритуала инициации, знаменующего собой окончание детства. Представляешь, он просветил меня, что подобные обычаи существовали у некоторых племен в долине Амазонки.
– Его по-прежнему заносит?
– Что поделать, так он защищается от враждебного мира, создавая себе панцирь псевдореальности. Робин прячется под этим панцирем, символизирующим для него возвращение в «родной дом». Ясно, что в семье Пакхей не все гладко. Интересно, собирается ли мать навестить его?
– Джудит сказала, что у нее совсем нет времени: у старика односторонний паралич, и она не может оставить его ни на минуту. По-моему, она попросту не желает, чтобы парень возвращался домой. Чего-то боится. Больше всего я сейчас хочу знать, куда Робин все-таки направлялся? Он тебе что-нибудь говорил?
Санди сделала вид, что раскладывает бумаги на столе. Женщине совсем не нравилась та роль, которую определил ей Миковски.
– Да… – неохотно призналась она. – По крайней мере ему кажется, что он знает, куда идти. Адрес якобы был ему передан во сне, что довольно типично для фантазмов.
– Он сообщил тебе адрес?
– Нет… пока нет.
– Пообещай, что мы его туда отвезем. И это даже не будет ложью: мальчишка нам нужен, чтобы опознать дом и его владельцев.
По лицу Санди пробежала тень.
– Слишком суровое испытание для детской психики, – сказала она. – Когда мы прибудем на место, может произойти одно из двух: либо система психологической защиты, ограждающей сферу сознания, разрушится и Робин, столкнувшись с реальностью, впадет в глубокую депрессию или даже аутизм, либо будет по-прежнему придерживаться своей фантазии, видя в нас агентов некой политической структуры, стремящейся разделаться с несчастным королем в изгнании. И в том и в другом случае это может для него плохо кончиться.
Миковски пожал плечами.
– Другой возможности нет! – отрезал он. – Необходимо действовать, обезвредить преступника, пока он не похитил очередного ребенка и не сделал его таким же чокнутым, как Робин.
– Робин не сумасшедший! – возразила Санди. – Он просто воспринимает реальность в искаженном виде. Вполне возможно, все это вбил ему в голову похититель. Король в изгнании, осаждаемый полчищем врагов. Отсюда необходимость жить в замкнутом пространстве «замка» и нежелание совать нос во внешний мир. Логично, не правда ли?
Специальный агент сделал жест, давая понять, что его мало интересуют детали.
– Сделай так, чтобы Робин заговорил, – отчеканил он. – Скажи, что скоро мы его туда отвезем. Если тебе нужно моральное оправдание, думай о том, что, возможно, другой ребенок уже взят в плен и ему предстоит провести в заключении десяток лет.
Миковски резко повернулся и вышел, даже не закрыв за собой дверь. Санди увидела в этой приоткрытой двери новый символ тайных намерений своего шефа. Она с ненавистью смотрела ему вслед. «Я становлюсь параноиком, – подумала Санди. – Не пора ли нанести визит моему контролеру?..»
У Санди все чаще возникало подозрение, будто Миковски собирается придать этой истории широкую огласку. Дело Пакхей, дитя-король, ученая обезьянка, бордель, поставляющий маленьких принцев, десятилетнее расследование, завершившееся поимкой преступника, захватом одного изолированного от мира ранчо… Почему бы и нет? Она давно не строила никаких иллюзий насчет сыщиков, даже самых достойных. Как и прочие смертные, они нередко оказывались во власти темных источников, бьющих из глубин подсознательного. Именно потому, что Санди это знала, ее и ненавидели сослуживцы. На самом деле роль психолога-консультанта заключалась в постоянном зондировании агентов во время регулярных, раз в квартал устраиваемых бесед, по результатам которых он делал заключение о психологическом состоянии персонала. И контроль не всегда проходил гладко. Во время таких встреч Санди часто сталкивалась с агрессивностью, высокомерием, свидетельствующими о том, для чего она вскоре нашла точное определение: «синдром паладина» – странствующего рыцаря, борющегося со злом. Среди специальных агентов встречались и те, кто полагал, что миссия защитников правопорядка ставит их над законом. Эти рыцари без страха и упрека гарцевали исключительно в окружении демонов и имели тенденцию подменять собой карающую руку закона, ибо никто, кроме них, не мог разобраться в таких понятиях, как добро и зло. Устойчивый фантазм, морская змея, которая то показывает голову на поверхности, то скрывается под морскими волнами сверх-я. До сих пор в поведении Миковски Санди не выявила никаких отклонений, но потенциальная опасность существовала, была вполне реальной.
«Все в порядке, – убеждала она себя. – Люди есть люди. Им в руки попадают чудесные игрушки, уникальные приборы, наделяющие своих обладателей почти магической властью. Благодаря подслушивающим устройствам, миниатюрным фотоаппаратам стены для них становятся прозрачными, а самые потаенные уголки – доступными, они могут вторгаться в чужую жизнь по своему желанию. Легальное подглядывание, мечта любого подростка, обуреваемого запретными страстями, – слышать и созерцать все, оставаясь невидимкой. Какой мальчишка втайне не желал, без риска быть наказанным, хоть одним глазком взглянуть на своих школьных подруг, раздевающихся перед сном, или на хорошенькую соседку, принимающую душ?»
По слухам, агенты пользовались этим потрясающим арсеналом для того, например, чтобы убедиться в неверности своих жен. Да и как не поддаться искушению? Как устоять перед открывающейся возможностью приблизить момент истины? Санди была твердо убеждена, что власть над другими людьми приводит к паранойе, а паранойя, в свою очередь, порождает навязчивую мысль о естественном праве на защиту любыми средствами. О белые всадники, атакуемые врагами со всех сторон! Уж слишком силен соблазн использовать в личных целях волшебный меч, полученный из рук чародея Мерлина. В служебные обязанности Санди входило своевременное оповещение дирекции о выявленных ею субъектах, готовых переступить эту черту, за что многие на нее имели зуб. В их глазах она была доносчицей, лицемеркой, которая сначала дает вволю поплакаться в жилетку, делая вид, что готова помочь справиться с неприятностями, а сама лишь выбирает момент, чтобы поглубже всадить нож в спину.
Санди горько усмехнулась. Предлагая ей предать Робина, Миковски невольно выдал свое представление о ее роде занятий: насилие, проникновение в тайны людей без их разрешения. Санди постаралась остановить поток пустых, преследующих ее мыслей и погрузилась в изучение заметок, сделанных в больнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107