Проходили месяцы, а в сером особняке ничего не менялось.
— Э-эх! — Сун махнул рукой. — Все, что вы говорите, как сказка о нищем, который видит хорошие сны.
Дядюшка Ван Фу с грохотом опустил кастрюлю на плиту. Ему очень не нравились возражения мальчика.
— Ты слушай, что говорят старшие! Я же тебе говорю, что мы с тобой и все рабочие люди будем жить так, как еще никому не снилось!
Сун больше не стал возражать и отправился убирать комнаты. И хотя дядюшка Ван Фу ни в чем не убедил его, Сун, протирая коллекцию японских статуэток из слоновой кости, стал мечтать о том времени, когда он станет ходить в школу, научится разбирать иероглифы и читать по-русски, а вечером сможет играть с ребятами. Как ни ломал он голову, ничего лучшего, ничего более несбыточного не мог еще придумать.
Мечты улетучились, как только в гостиной появился Игорь. Он вошел и в нерешительности остановился у дверей кабинета отца. Заметив, что Сун наблюдает за ним, он раздраженно сказал:
— И чего ты все время торчишь здесь? Пошел бы куда-нибудь.
— Куда?
— Ну, из дому, что ли. Вон двор еще не подметен… Хочешь, даже и не подметай его, просто погуляй, я разрешаю…
Сун уловил в тоне Игоря незнакомые просительные нотки и подумал: «Видно, правду говорил дядюшка Ван Фу, что скоро все станет по-другому», — а вслух сказал:
— Никуда я не пойду!
— Я приказываю тебе! Слышишь?
— Ничего я не слышу, ты мне не хозяин, я служу у твоего отца.
— Ах так, ну ладно! Я с тобой разделаюсь за это!
Игорь пнул ногой тяжелую дверь отцовского кабинета, вошел туда и плотно прикрыл ее за собой.
Сун снова занялся статуэтками. Из кабинета донеслось позвякивание ключей. Сун насторожился и вдруг, осененный внезапной догадкой, подбежал к двери кабинета и заглянул в замочную скважину.
У стола стоял Игорь и перебирал связку ключей. Вот он нашел нужный ключ и, с опаской посмотрев на дверь, стал отпирать стол. И тут Сун, распахнув дверь, крикнул:
— Ты что делаешь, а?
Игорь с такой стремительностью отпрянул в сторону, что сбил высокий столик, на котором стояла одна из драгоценных японских ваз. Ваза упала и разбилась.
Сун всплеснул руками, вбежал в кабинет и поднял черепок, на котором пестрел яркий, словно живой, цветок.
Сун был потрясен случившимся. Ему было очень жаль прекрасной вазы. Он присел на корточки и стал перебирать черепки.
— Что, достукался? Из-за тебя разбилась ваза! Ты и отвечать будешь! — раздался над ним голос Игоря.
— Как из-за меня? Ты разбил! Я всем скажу! Скажу, что ты в стол хотел залезть. Деньги украсть!
Игорь принужденно захохотал:
— Так тебе и поверят! А впрочем, я не возражаю, чтобы ты сам обо всем рассказал отцу! — Игорь быстро выскочил из кабинета и со звоном щелкнул ключом.
— Счастливо оставаться! — донеслось до Суна из гостиной.
Сун, плача от бессильного гнева, стал бить в дверь кулаками. Вскоре за дверью раздались тяжелые шаги и голос Игоря:
— Папа, ты не волнуйся! У нас несчастье… Сун…
— Что Сун, говори толком!
— Сун разбил твою любимую японскую вазу. Понимаешь, захожу, а он…
Щелкнул замок, распахнулась дверь, и хозяин в шляпе и с тростью в руках вошел в кабинет. Увидев у ног Суна черепки драгоценной вазы, он остановился посреди кабинета и, взявшись за голову, застонал.
— Боже мой, боже мой! Какой уникум погиб! Все гибнет, все рушится! — запричитал он. — Ну? — обратился он, наконец, к Суну. — Ну?
— Это не я, это Игорь.
— Игорь?
— Врет, папа, честное слово, не я. Клянусь! — без тени смущения лгал Игорь.
— Как не ты? Ты хотел открыть стол…
— Папа, это наглая ложь, как он смеет! — в голосе Игоря послышались слезы обиды.
Сун растерялся. Он с надеждой посмотрел вокруг, ища кого-нибудь, кто бы поверил в его невиновность. В дверях белел колпак дядюшки Ван Фу. И, обратившись к этому единственному человеку на свете, который любил его, Сун сказал:
— Вот самое честное слово, это не я…
Ван Фу перебил:
— Хозяин, Игорь врет. Я знаю, что Игорь ворует деньги…
Хозяин побледнел.
— Молчать! Марш на кухню. Я не звал тебя!
Ван Фу сорвал с головы колпак и, потрясая им, в дверях крикнул:
— Почему на кухню? Теперь другое время!
— Что? В моем доме!.. У меня в доме красные? — произнес хозяин и шагнул к повару.
Почувствовав поддержку, Сун воспрянул духом:
— Теперь революция! Нельзя обижать рабочих! — сказал он хозяину.
— Папа, они устраивают бунт! — закричал Игорь.
— Я покажу вам революцию! — Корецкий взмахнул сучковатой палкой и ударил дядюшку Ван Фу.
Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его пальцами сочилась кровь. Подбежав к дядюшке Ван Фу и обняв его, Сун, не помня себя, выкрикнул:
— Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не будем на вас работать, давайте расчет!
— Вон! — захрипел Корецкий.
В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из них — щуплый, в очках, второй — широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами.
Игорь что-то сказал им, и они втроем стали выталкивать Суна из кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся, крича, что он сам уйдет, пусть только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были неравные. Игорь и его два приятеля выволокли Суна через черный ход на двор, а оттуда на улицу.
В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой поварской колпак. Корецкий снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами. Вот они покатились по ковру ко второму столику из полированного черного дерева. Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились, и на пол упала и разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза.
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
Никогда Левке так не везло, как сегодня. Утром он поймал больше всех бычков и такую огромную камбалу, что она не умещалась в ведре. К зависти всех мальчишек с Голубиной пади, Левка нес камбалу за жабры так, что хвост ее волочился по мостовой. Отдав матери рыбу, Левка побежал в бухту купаться, и тут его ждала новая удача. Когда стали «доставать дно», Левка нырнул с открытыми глазами и заметил, как на желтом песке что-то блеснуло. Нырнув во второй раз, он достал складной ножик с перламутровой ручкой. Ножик Левка отдал Коле Воробьеву в обмен на книгу рассказов Горького.
С книгой за поясом Левка понес обед отцу. Левка любил ходить к отцу в порт, где к причалам швартовались торговые суда всех стран мира. При случае он вместе с артелью мальчишек насыпал в глубоких, как колодцы, трюмах соль в большие джутовые мешки или выгружал фрукты. И тогда рассказывал своим друзьям все, что узнал в гимназии и из книг о стране, из которой пришел корабль. Все мальчишки из Левкиной артели знали, что ананасы растут на Цейлоне, ваниль и перец — в Индонезии, круглые, как мячик, груши — в Японии и Китае, а хрупкие рожки — в Аравии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Э-эх! — Сун махнул рукой. — Все, что вы говорите, как сказка о нищем, который видит хорошие сны.
Дядюшка Ван Фу с грохотом опустил кастрюлю на плиту. Ему очень не нравились возражения мальчика.
— Ты слушай, что говорят старшие! Я же тебе говорю, что мы с тобой и все рабочие люди будем жить так, как еще никому не снилось!
Сун больше не стал возражать и отправился убирать комнаты. И хотя дядюшка Ван Фу ни в чем не убедил его, Сун, протирая коллекцию японских статуэток из слоновой кости, стал мечтать о том времени, когда он станет ходить в школу, научится разбирать иероглифы и читать по-русски, а вечером сможет играть с ребятами. Как ни ломал он голову, ничего лучшего, ничего более несбыточного не мог еще придумать.
Мечты улетучились, как только в гостиной появился Игорь. Он вошел и в нерешительности остановился у дверей кабинета отца. Заметив, что Сун наблюдает за ним, он раздраженно сказал:
— И чего ты все время торчишь здесь? Пошел бы куда-нибудь.
— Куда?
— Ну, из дому, что ли. Вон двор еще не подметен… Хочешь, даже и не подметай его, просто погуляй, я разрешаю…
Сун уловил в тоне Игоря незнакомые просительные нотки и подумал: «Видно, правду говорил дядюшка Ван Фу, что скоро все станет по-другому», — а вслух сказал:
— Никуда я не пойду!
— Я приказываю тебе! Слышишь?
— Ничего я не слышу, ты мне не хозяин, я служу у твоего отца.
— Ах так, ну ладно! Я с тобой разделаюсь за это!
Игорь пнул ногой тяжелую дверь отцовского кабинета, вошел туда и плотно прикрыл ее за собой.
Сун снова занялся статуэтками. Из кабинета донеслось позвякивание ключей. Сун насторожился и вдруг, осененный внезапной догадкой, подбежал к двери кабинета и заглянул в замочную скважину.
У стола стоял Игорь и перебирал связку ключей. Вот он нашел нужный ключ и, с опаской посмотрев на дверь, стал отпирать стол. И тут Сун, распахнув дверь, крикнул:
— Ты что делаешь, а?
Игорь с такой стремительностью отпрянул в сторону, что сбил высокий столик, на котором стояла одна из драгоценных японских ваз. Ваза упала и разбилась.
Сун всплеснул руками, вбежал в кабинет и поднял черепок, на котором пестрел яркий, словно живой, цветок.
Сун был потрясен случившимся. Ему было очень жаль прекрасной вазы. Он присел на корточки и стал перебирать черепки.
— Что, достукался? Из-за тебя разбилась ваза! Ты и отвечать будешь! — раздался над ним голос Игоря.
— Как из-за меня? Ты разбил! Я всем скажу! Скажу, что ты в стол хотел залезть. Деньги украсть!
Игорь принужденно захохотал:
— Так тебе и поверят! А впрочем, я не возражаю, чтобы ты сам обо всем рассказал отцу! — Игорь быстро выскочил из кабинета и со звоном щелкнул ключом.
— Счастливо оставаться! — донеслось до Суна из гостиной.
Сун, плача от бессильного гнева, стал бить в дверь кулаками. Вскоре за дверью раздались тяжелые шаги и голос Игоря:
— Папа, ты не волнуйся! У нас несчастье… Сун…
— Что Сун, говори толком!
— Сун разбил твою любимую японскую вазу. Понимаешь, захожу, а он…
Щелкнул замок, распахнулась дверь, и хозяин в шляпе и с тростью в руках вошел в кабинет. Увидев у ног Суна черепки драгоценной вазы, он остановился посреди кабинета и, взявшись за голову, застонал.
— Боже мой, боже мой! Какой уникум погиб! Все гибнет, все рушится! — запричитал он. — Ну? — обратился он, наконец, к Суну. — Ну?
— Это не я, это Игорь.
— Игорь?
— Врет, папа, честное слово, не я. Клянусь! — без тени смущения лгал Игорь.
— Как не ты? Ты хотел открыть стол…
— Папа, это наглая ложь, как он смеет! — в голосе Игоря послышались слезы обиды.
Сун растерялся. Он с надеждой посмотрел вокруг, ища кого-нибудь, кто бы поверил в его невиновность. В дверях белел колпак дядюшки Ван Фу. И, обратившись к этому единственному человеку на свете, который любил его, Сун сказал:
— Вот самое честное слово, это не я…
Ван Фу перебил:
— Хозяин, Игорь врет. Я знаю, что Игорь ворует деньги…
Хозяин побледнел.
— Молчать! Марш на кухню. Я не звал тебя!
Ван Фу сорвал с головы колпак и, потрясая им, в дверях крикнул:
— Почему на кухню? Теперь другое время!
— Что? В моем доме!.. У меня в доме красные? — произнес хозяин и шагнул к повару.
Почувствовав поддержку, Сун воспрянул духом:
— Теперь революция! Нельзя обижать рабочих! — сказал он хозяину.
— Папа, они устраивают бунт! — закричал Игорь.
— Я покажу вам революцию! — Корецкий взмахнул сучковатой палкой и ударил дядюшку Ван Фу.
Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его пальцами сочилась кровь. Подбежав к дядюшке Ван Фу и обняв его, Сун, не помня себя, выкрикнул:
— Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не будем на вас работать, давайте расчет!
— Вон! — захрипел Корецкий.
В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из них — щуплый, в очках, второй — широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами.
Игорь что-то сказал им, и они втроем стали выталкивать Суна из кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся, крича, что он сам уйдет, пусть только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были неравные. Игорь и его два приятеля выволокли Суна через черный ход на двор, а оттуда на улицу.
В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой поварской колпак. Корецкий снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами. Вот они покатились по ковру ко второму столику из полированного черного дерева. Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились, и на пол упала и разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза.
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
Никогда Левке так не везло, как сегодня. Утром он поймал больше всех бычков и такую огромную камбалу, что она не умещалась в ведре. К зависти всех мальчишек с Голубиной пади, Левка нес камбалу за жабры так, что хвост ее волочился по мостовой. Отдав матери рыбу, Левка побежал в бухту купаться, и тут его ждала новая удача. Когда стали «доставать дно», Левка нырнул с открытыми глазами и заметил, как на желтом песке что-то блеснуло. Нырнув во второй раз, он достал складной ножик с перламутровой ручкой. Ножик Левка отдал Коле Воробьеву в обмен на книгу рассказов Горького.
С книгой за поясом Левка понес обед отцу. Левка любил ходить к отцу в порт, где к причалам швартовались торговые суда всех стран мира. При случае он вместе с артелью мальчишек насыпал в глубоких, как колодцы, трюмах соль в большие джутовые мешки или выгружал фрукты. И тогда рассказывал своим друзьям все, что узнал в гимназии и из книг о стране, из которой пришел корабль. Все мальчишки из Левкиной артели знали, что ананасы растут на Цейлоне, ваниль и перец — в Индонезии, круглые, как мячик, груши — в Японии и Китае, а хрупкие рожки — в Аравии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55