За сохранностью острова следит каждый из нас, и мелкий восстановительный ремонт ведется почти •ежедневно. И все же за месяц накапливается масса недоделок, остаются участки, скрытые от глаз. Нам и достался один из таких симпатичных уголков нашего острова.
В одной из глав я упоминал о канатах чудовищной толщины, которые удерживают плавающий остров на мертвых якорях. Вот нам и поручил Совет острова всячески опекать эти канаты, держать их в чистоте и сохранности.
Я не могу себе представить, чтобы с ними могло что-нибудь случиться. Каждый из этих гибких столбов толщиной в полтора метра, кажется, один сможет удержать на месте остров, а таких канатов десять! Костя согласен со мной (редкий пример единодушия), он даже пожаловался Павлу Мефодьевичу на такое нерациональное использование творческих сил. На это наш наставник заметил:
— Раз в год и кочерга стреляет.
Костя наморщил лоб:
— Кочерга? Как будто знакомый прибор?
— Прибор довольно старый, служил для помешивания дров и углей в печах.
— Ах, так. Что-то припоминаю. Где-то встречался с этим инструментом, — нашелся Костя. — И если он стреляет, то тогда…
— Вот именно, не тратьте напрасно время и силы, а опускайтесь-ка, братцы, на дно.
— Тоже афоризм? — спросил Костя.
— Кульминационная часть одного забавного анекдота. После погружения в лагуну зайдите ко мне, и Прелесть расскажет его. Кстати, она знает их тысячи. Недавно она спрашивала, где эти два молодых человека с повышенным стремлением нарушать порядок и причинять неприятности окружающим существам. Какова плутовка? А?..
Под каменным днищем острова всегда царит вечный сумрак и постоянная температура 15 градусов. После двадцати пяти в верхних слоях здесь довольно холодно, пришлось надеть теплые комбинезоны с электроподогревом, а руки мерзнут: в перчатках трудно работать.
Действуем по инструкции: вначале осматриваем крепления каната, соединяющие его с мертвым якорем. Сам якорь представлял из себя гигантскую полусферу из того же литого базальта. Ни полусферы, ни креплений не видно под зарослями водорослей и колониями разнообразнейших животных. Несмотря на значительную глубину, на дне кишит жизнь — небольшие полянки покрыли ярко окрашенные моллюски, морские черви, причудливые рачки ползают по стеблям водорослей, живые цветы — красавицы анемоны рдеют, шевеля своими предательскими тычинками-щупальцами.
— И всю эту красоту мы должны превратить в ничто? — печально спросил Костя.
— Потери будут небольшие: как только мы уйдем, они снова поселятся на старом месте, — ответил я.
— Тебе легко говорить, а попробовал бы ты сам вернуться на прежнее место после того, как тебя подденут вот такой штукой! — Он медленно приподнял до уровня глаз вибратор, похожий на лопату, только шире и массивней. Такой же инструмент был и у меня. — Варвары мы с тобой, Ив, — продолжал он печально. — Ты посмотри на того рака-отшельника. Вон, рядом с актинией. Сколько усилий он затратил, чтобы подняться на такую высоту. Какие-то у него были намерения.
— Погоня за пищей. Инстинкт…
— Какое противное слово — инстинкт! Ничего не объясняющее. Мефодьич говорит, что данный термин применяется тогда, когда нет знаний, чтобы объяснить явление. Возможно, у этого рака были какие-то непознаваемые для нас причины, а ты — инстинкт.
Иногда даже мне трудно бывает определить, шутит Костя или говорит серьезно. Сейчас я не видел его лица, скрытого маской. Костин голос звучал из репродуктора печально, с той сентиментальной ноткой, которая слышалась у него сегодня с самого утра. Какой-то он был сегодня «кисло-сладкий». Я не стал допытываться. Костя не из тех, кто долго носит в себе тайны. И чем я буду терпеливее и бесчувственней к его «страданиям», тем скорее он все мне выложит.
Раздумывая над тем, что происходит с моим другом, я расчищал вибратором подводные джунгли. Минут за двадцать нам удалось варварски расправиться с миллионами существ, пристроившихся вокруг кольца мертвого якоря.
— Не вертись все время под ногами, — приказал мне Костя.
Я поскорее отплыл от якоря к косилке. Очень остроумно сконструированная машина-косилка специально предназначалась для очистки и ремонта канатов. Мы с ней познакомились заранее по миниатюрной модели в зале техники. Усевшись в седло, я ждал, когда Костя ультразвуковым дефектоскопом прослушает канат и якорь. Над моей головой вилась стайка любопытных рыбешек, привлеченных пузырьками выдыхаемого нами воздуха. В стороне от них стоял большой окунь и, как умудренный опытом педагог, наблюдал за шалостями детворы. Казалось, в добродушной усмешке он морщит губы. Не двинув ни одним плавником, окунь медленно приближался к стайке и вдруг с молниеносной быстротой ринулся на мелюзгу. Рыбешки метнулись в сторону. Каким-то непостижимым образом окунь разгадал их маневр и врезался в самую средину стаи, пронизал ее и, не сбавляя скорости, умчался в зеленый сумрак. Рыбки как ни в чем не бывало вернулись к прерванной игре. Оставшихся в живых, видно, совсем не тревожила трагическая участь погибших в пасти коварного окуня. В океане смерть так естественно проста, что ее не замечают оставшиеся в живых или радуются ей, когда ее жертва становится пищей.
— Все в порядке… Напрасный труд, — прозвучал в наушниках недовольный голос Кости. — Давай сюда свою машину. Ни одной трещины в якоре, а канат прослужит еще двести лет, хотя местами изоляцию просверливают моллюски. Тут управилась бы даже Пенелопа, не говоря уж о Прелести. Разреши, я сяду.
Костя занял почти все седло, а мне милостиво разрешил примоститься на самом краешке.
— Я ведь буду управлять, — сказал он в свое оправдание, — а ты просто ассистент.
Косилка медленно поползла вверх по канату, ножи и щетки издавали глухой шум.
— Мы — как всадники на мустанге, — продолжал Костя. — Помнишь?
Конечно, я помнил. Мустанг был как настоящий, он ходил и скакал по кругу, ржал, когда нажимали на кнопку с левой стороны шеи, только внезапно останавливался, если истощались батареи, и тогда всадник летел с него на землю. Случалось это довольно часто. Мустанг находился под седлом с самого раннего утра и до позднего вечера, а батареи у него не отличались большой емкостью…
Подплыли Тави, Протей и Хох. Тави спросил:
— Зачем?
Я попытался объяснить, для чего мы очищаем канат, но сбился, поняв, что повреждения можно прекрасно определить с помощью дефектоскопа.
«Красивее, когда канаты без водорослей и ракушек», — выстукал я на его спине.
— Нет, — вмешался Протей. — Круглые «водоросли» становятся похожи на морского змея.
— Дохлого змея, — добавил Хох.
Они несколько минут покружились вокруг нас. Все это время индикатор ультразвуковых частот в моем шлеме тихо мурлыкал под ухом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
В одной из глав я упоминал о канатах чудовищной толщины, которые удерживают плавающий остров на мертвых якорях. Вот нам и поручил Совет острова всячески опекать эти канаты, держать их в чистоте и сохранности.
Я не могу себе представить, чтобы с ними могло что-нибудь случиться. Каждый из этих гибких столбов толщиной в полтора метра, кажется, один сможет удержать на месте остров, а таких канатов десять! Костя согласен со мной (редкий пример единодушия), он даже пожаловался Павлу Мефодьевичу на такое нерациональное использование творческих сил. На это наш наставник заметил:
— Раз в год и кочерга стреляет.
Костя наморщил лоб:
— Кочерга? Как будто знакомый прибор?
— Прибор довольно старый, служил для помешивания дров и углей в печах.
— Ах, так. Что-то припоминаю. Где-то встречался с этим инструментом, — нашелся Костя. — И если он стреляет, то тогда…
— Вот именно, не тратьте напрасно время и силы, а опускайтесь-ка, братцы, на дно.
— Тоже афоризм? — спросил Костя.
— Кульминационная часть одного забавного анекдота. После погружения в лагуну зайдите ко мне, и Прелесть расскажет его. Кстати, она знает их тысячи. Недавно она спрашивала, где эти два молодых человека с повышенным стремлением нарушать порядок и причинять неприятности окружающим существам. Какова плутовка? А?..
Под каменным днищем острова всегда царит вечный сумрак и постоянная температура 15 градусов. После двадцати пяти в верхних слоях здесь довольно холодно, пришлось надеть теплые комбинезоны с электроподогревом, а руки мерзнут: в перчатках трудно работать.
Действуем по инструкции: вначале осматриваем крепления каната, соединяющие его с мертвым якорем. Сам якорь представлял из себя гигантскую полусферу из того же литого базальта. Ни полусферы, ни креплений не видно под зарослями водорослей и колониями разнообразнейших животных. Несмотря на значительную глубину, на дне кишит жизнь — небольшие полянки покрыли ярко окрашенные моллюски, морские черви, причудливые рачки ползают по стеблям водорослей, живые цветы — красавицы анемоны рдеют, шевеля своими предательскими тычинками-щупальцами.
— И всю эту красоту мы должны превратить в ничто? — печально спросил Костя.
— Потери будут небольшие: как только мы уйдем, они снова поселятся на старом месте, — ответил я.
— Тебе легко говорить, а попробовал бы ты сам вернуться на прежнее место после того, как тебя подденут вот такой штукой! — Он медленно приподнял до уровня глаз вибратор, похожий на лопату, только шире и массивней. Такой же инструмент был и у меня. — Варвары мы с тобой, Ив, — продолжал он печально. — Ты посмотри на того рака-отшельника. Вон, рядом с актинией. Сколько усилий он затратил, чтобы подняться на такую высоту. Какие-то у него были намерения.
— Погоня за пищей. Инстинкт…
— Какое противное слово — инстинкт! Ничего не объясняющее. Мефодьич говорит, что данный термин применяется тогда, когда нет знаний, чтобы объяснить явление. Возможно, у этого рака были какие-то непознаваемые для нас причины, а ты — инстинкт.
Иногда даже мне трудно бывает определить, шутит Костя или говорит серьезно. Сейчас я не видел его лица, скрытого маской. Костин голос звучал из репродуктора печально, с той сентиментальной ноткой, которая слышалась у него сегодня с самого утра. Какой-то он был сегодня «кисло-сладкий». Я не стал допытываться. Костя не из тех, кто долго носит в себе тайны. И чем я буду терпеливее и бесчувственней к его «страданиям», тем скорее он все мне выложит.
Раздумывая над тем, что происходит с моим другом, я расчищал вибратором подводные джунгли. Минут за двадцать нам удалось варварски расправиться с миллионами существ, пристроившихся вокруг кольца мертвого якоря.
— Не вертись все время под ногами, — приказал мне Костя.
Я поскорее отплыл от якоря к косилке. Очень остроумно сконструированная машина-косилка специально предназначалась для очистки и ремонта канатов. Мы с ней познакомились заранее по миниатюрной модели в зале техники. Усевшись в седло, я ждал, когда Костя ультразвуковым дефектоскопом прослушает канат и якорь. Над моей головой вилась стайка любопытных рыбешек, привлеченных пузырьками выдыхаемого нами воздуха. В стороне от них стоял большой окунь и, как умудренный опытом педагог, наблюдал за шалостями детворы. Казалось, в добродушной усмешке он морщит губы. Не двинув ни одним плавником, окунь медленно приближался к стайке и вдруг с молниеносной быстротой ринулся на мелюзгу. Рыбешки метнулись в сторону. Каким-то непостижимым образом окунь разгадал их маневр и врезался в самую средину стаи, пронизал ее и, не сбавляя скорости, умчался в зеленый сумрак. Рыбки как ни в чем не бывало вернулись к прерванной игре. Оставшихся в живых, видно, совсем не тревожила трагическая участь погибших в пасти коварного окуня. В океане смерть так естественно проста, что ее не замечают оставшиеся в живых или радуются ей, когда ее жертва становится пищей.
— Все в порядке… Напрасный труд, — прозвучал в наушниках недовольный голос Кости. — Давай сюда свою машину. Ни одной трещины в якоре, а канат прослужит еще двести лет, хотя местами изоляцию просверливают моллюски. Тут управилась бы даже Пенелопа, не говоря уж о Прелести. Разреши, я сяду.
Костя занял почти все седло, а мне милостиво разрешил примоститься на самом краешке.
— Я ведь буду управлять, — сказал он в свое оправдание, — а ты просто ассистент.
Косилка медленно поползла вверх по канату, ножи и щетки издавали глухой шум.
— Мы — как всадники на мустанге, — продолжал Костя. — Помнишь?
Конечно, я помнил. Мустанг был как настоящий, он ходил и скакал по кругу, ржал, когда нажимали на кнопку с левой стороны шеи, только внезапно останавливался, если истощались батареи, и тогда всадник летел с него на землю. Случалось это довольно часто. Мустанг находился под седлом с самого раннего утра и до позднего вечера, а батареи у него не отличались большой емкостью…
Подплыли Тави, Протей и Хох. Тави спросил:
— Зачем?
Я попытался объяснить, для чего мы очищаем канат, но сбился, поняв, что повреждения можно прекрасно определить с помощью дефектоскопа.
«Красивее, когда канаты без водорослей и ракушек», — выстукал я на его спине.
— Нет, — вмешался Протей. — Круглые «водоросли» становятся похожи на морского змея.
— Дохлого змея, — добавил Хох.
Они несколько минут покружились вокруг нас. Все это время индикатор ультразвуковых частот в моем шлеме тихо мурлыкал под ухом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78