Вызывает опасения сама лодка, так как волнение на море усиливается и есть опасность, что лодка начнет биться днищем о грунт.
Потом с Гущиным через переводчика говорил Карл Андерссон. Он попытался убедить Гущина в том, чтобы он согласился предстать перед шведской экспертной комиссией на шведской территории, но тот сослался на полученные по радио инструкции. Ситуация вновь заходит в тупик. Разочарованные, мы возвращаемся в гостиницу и ложимся спать.
На шестой день эпопеи, в понедельник утром, получаем наконец новость о том, что ночью все-таки было достигнуто компромиссное решение о проведении опроса Гущина на… нейтральной территории на борту шведского сторожевика «Вэстервик».
Бъерлинг выдал нам с Просвирниным зюйдвестки с резиновыми сапогами и торопит нас с завтраком: из-за начинающегося шторма «Вэстервик» должен заранее отойти из Карлскруны и выбрать более-менее спокойное место для дрейфа или стоянки. Не дожидаясь формального сигнала из посольства, мы собираем свои вещички и выходим из гостиницы. Она гудит как улей, чувствуя решительный поворот в событиях. Садимся в маленький «фольксваген» и по мрачным, продуваемым насквозь улочкам города катим к пирсу. За нами гонится кавалькада с журналистами. Некоторые из них уже угадали цель нашей вылазки и обгоняют, чтобы выбрать выгодную позицию для фотографирования у ворот верфи, где мы будем вынуждены притормозить или остановиться.
У трапа нас ожидает капитан «Вэстервика». По морскому и дипломатическому обычаю он встречает нас, прикладывая руку к фуражке, представляется и сообщает, что через несколько минут сторожевик отдаст концы. Нас провожают в крошечную каюту и приносят бутерброды с кофе. Перси куда-то исчезает, а к нам у двери приставляют часового с карабином и открытым штыком. Это похоже не на гостеприимство, а взятие под стражу. Бутерброды застревают у нас в горле. В это время раздаются звуки команд, работавший на малых оборотах двигатель взрывается мощным ревом, и мы чувствуем, как сторожевик отходит от причала. Сразу начинается сильная болтанка, Юра определяет, что мы уходим в южном направлении.
Появляется Перси, мы заявляем ему решительный протест и требуем убрать «почетный караул». Офицер связи исчезает и через минуту приводит с собой незнакомого длинного рыжего верзилу в форме старшего лейтенанта (Просвирнин сразу узнал в нем офицера из разведотдела штаба обороны Леннарта Борга). Не представляясь, подполковник начинает нам объяснять, что, «поскольку мы находимся в запретном районе, выходить из каюты господам дипломатам запрещается». Тогда мы требуем либо вернуть нас на берег, либо предоставить связь с посольством. Шведы предпочитают второе. Нас провожают в рубку к капитану, и оттуда мы быстро дозваниваемся до столицы и связываемся с Рымко. Советник-посланник обещает обжаловать действия военных в МИД Швеции. Когда мы вернулись обратно, часового у каюты уже не было.
Минут через двадцать катер стал на якорь, спрятавшись за остров, но качка продолжалась довольно приличная. Опять потянулись тягостные минуты ожидания. Вдруг включили радио, и мы услышали, как диктор, захлебываясь, точно вел репортаж с хоккейного матча, на котором «Тре крунур» с разгромным счетом выигрывала у сборной СССР, вещал о том, что вертолет с Гущиным уже поднялся в воздух и находится в пути. Мы посмотрели на часы — время было начало второго. Потом стали передавать, что на море поднялся невероятно сильный шторм и что подводную лодку начинает сильно бить о грунт. Стоявшие кольцом вокруг лодки катера и суденышки шведов разбросало по всему Гусиному проливу. С борта «У-137» полетели ракеты с сигналом «SOS». Создавалась драматическая ситуация: лодку без промедления нужно было снимать с мели, а ее капитан отсутствует.
Напряжение достигло наивысшей своей точки. Стиснув зубы, осознавая свою беспомощность, мы сидели в четырехметровой каюте и смотрели в пол. (Примерно через три часа, когда мы сидели на процедуре опроса капитана подлодки, шведы нам сообщили, что лодку успешно сняли с мели и под конвоем отвели в затишье. От сердца немного отлегло, мы понимали, что в такую нелегкую погоду могло произойти что угодно, однако шведские спасатели остались на высоте.)
В это время нам сообщили, что Гущин уже на борту «Вэстервика». Через несколько минут в каюту к нам шагнул молодой, светловолосый, крепко сбитый, среднего роста капитан третьего ранга. Лицо чисто выбрито, а белое кашне, отглаженная форма и рыжеватые усы только подчеркивали его задорный нрав и боевитость. Мы вскочили на ноги, и Гущин звонким голосом начал было по всей форме рапортовать, приставив руку к фуражке:
— Товарищ капитан первого ранга, докла…
Мы прервали его на полуслове и бросились на него, чтобы крепко обнять. Он смущенно заморгал своими белесоватыми ресницами, ошеломленный такой неуставной встречей. Дверь каюты открылась, Перси просунул свою голову внутрь и сказал, что в нашем распоряжении всего несколько минут, потому что комиссия уже собралась и ждет нас в кают-компании. Нам удается обменяться несколькими словами. Узнаем, что на лодке, все в норме. Сообщаем Анатолию, что лодку уже сняли с мели, подбадриваем его перед лицом предстоящей дуэли со шведскими навигационными экспертами. Он уверяет нас, что все будет хорошо. Вместе с ним прибыл замполит Беседин, который стоял на вахте в ту злосчастную ночь 27 октября. Юра передает Гущину пару бутылок водки и несколько блоков сигарет. Вот что, оказывается, привез с собой в командировку из Стокгольма военный атташе! Молодец!
Бъерлинг проводит нас в кают-компанию — помещение, посреди которого стоит овальный стол, а по его краям — мягкие сиденья. За стол можно только протиснуться, и то поочередно. Занимаем с Просвирниным и Бъерлингом места «согласно купленным билетам». Во главе стола восседает Карл Андерссон, ему ассистирует эксперт по вопросам навигации и специалист-подводник капитан второго ранга Эмиль Свенссон из военно-морского штаба, помогают сотрудники разведотдела штаба обороны Рольф Мальм, Эрланд Сеннештед и упомянутый выше Л. Борг, переводит переводчик из Стокгольма Пэр Янссон. Мы с Юрой сидим напротив Андерссона, а Гущин с Бесединым — по правую руку от нас через Бъерлинга.
Местное время 14.10.
Начальник штаба базы делает вступительное слово, говорит о цели комиссии и призывает советских офицеров к сотрудничеству со шведскими экспертами «в деле выяснения истины о причинах аварии подлодки „У-137“. Переводчик переводит сказанное на русский язык, двойной повтор сказанного позволяет нам с Юрой почти дословно протоколировать ход опроса. Слова звучат обыденные, но на душе тревожно. Карл Андерссон с хитрой улыбкой на губах предупреждает присутствующих, что на процедуру опроса допущены двое советских дипломатов, однако они лишены даже совещательного голоса и не имеют право вмешиваться в прения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Потом с Гущиным через переводчика говорил Карл Андерссон. Он попытался убедить Гущина в том, чтобы он согласился предстать перед шведской экспертной комиссией на шведской территории, но тот сослался на полученные по радио инструкции. Ситуация вновь заходит в тупик. Разочарованные, мы возвращаемся в гостиницу и ложимся спать.
На шестой день эпопеи, в понедельник утром, получаем наконец новость о том, что ночью все-таки было достигнуто компромиссное решение о проведении опроса Гущина на… нейтральной территории на борту шведского сторожевика «Вэстервик».
Бъерлинг выдал нам с Просвирниным зюйдвестки с резиновыми сапогами и торопит нас с завтраком: из-за начинающегося шторма «Вэстервик» должен заранее отойти из Карлскруны и выбрать более-менее спокойное место для дрейфа или стоянки. Не дожидаясь формального сигнала из посольства, мы собираем свои вещички и выходим из гостиницы. Она гудит как улей, чувствуя решительный поворот в событиях. Садимся в маленький «фольксваген» и по мрачным, продуваемым насквозь улочкам города катим к пирсу. За нами гонится кавалькада с журналистами. Некоторые из них уже угадали цель нашей вылазки и обгоняют, чтобы выбрать выгодную позицию для фотографирования у ворот верфи, где мы будем вынуждены притормозить или остановиться.
У трапа нас ожидает капитан «Вэстервика». По морскому и дипломатическому обычаю он встречает нас, прикладывая руку к фуражке, представляется и сообщает, что через несколько минут сторожевик отдаст концы. Нас провожают в крошечную каюту и приносят бутерброды с кофе. Перси куда-то исчезает, а к нам у двери приставляют часового с карабином и открытым штыком. Это похоже не на гостеприимство, а взятие под стражу. Бутерброды застревают у нас в горле. В это время раздаются звуки команд, работавший на малых оборотах двигатель взрывается мощным ревом, и мы чувствуем, как сторожевик отходит от причала. Сразу начинается сильная болтанка, Юра определяет, что мы уходим в южном направлении.
Появляется Перси, мы заявляем ему решительный протест и требуем убрать «почетный караул». Офицер связи исчезает и через минуту приводит с собой незнакомого длинного рыжего верзилу в форме старшего лейтенанта (Просвирнин сразу узнал в нем офицера из разведотдела штаба обороны Леннарта Борга). Не представляясь, подполковник начинает нам объяснять, что, «поскольку мы находимся в запретном районе, выходить из каюты господам дипломатам запрещается». Тогда мы требуем либо вернуть нас на берег, либо предоставить связь с посольством. Шведы предпочитают второе. Нас провожают в рубку к капитану, и оттуда мы быстро дозваниваемся до столицы и связываемся с Рымко. Советник-посланник обещает обжаловать действия военных в МИД Швеции. Когда мы вернулись обратно, часового у каюты уже не было.
Минут через двадцать катер стал на якорь, спрятавшись за остров, но качка продолжалась довольно приличная. Опять потянулись тягостные минуты ожидания. Вдруг включили радио, и мы услышали, как диктор, захлебываясь, точно вел репортаж с хоккейного матча, на котором «Тре крунур» с разгромным счетом выигрывала у сборной СССР, вещал о том, что вертолет с Гущиным уже поднялся в воздух и находится в пути. Мы посмотрели на часы — время было начало второго. Потом стали передавать, что на море поднялся невероятно сильный шторм и что подводную лодку начинает сильно бить о грунт. Стоявшие кольцом вокруг лодки катера и суденышки шведов разбросало по всему Гусиному проливу. С борта «У-137» полетели ракеты с сигналом «SOS». Создавалась драматическая ситуация: лодку без промедления нужно было снимать с мели, а ее капитан отсутствует.
Напряжение достигло наивысшей своей точки. Стиснув зубы, осознавая свою беспомощность, мы сидели в четырехметровой каюте и смотрели в пол. (Примерно через три часа, когда мы сидели на процедуре опроса капитана подлодки, шведы нам сообщили, что лодку успешно сняли с мели и под конвоем отвели в затишье. От сердца немного отлегло, мы понимали, что в такую нелегкую погоду могло произойти что угодно, однако шведские спасатели остались на высоте.)
В это время нам сообщили, что Гущин уже на борту «Вэстервика». Через несколько минут в каюту к нам шагнул молодой, светловолосый, крепко сбитый, среднего роста капитан третьего ранга. Лицо чисто выбрито, а белое кашне, отглаженная форма и рыжеватые усы только подчеркивали его задорный нрав и боевитость. Мы вскочили на ноги, и Гущин звонким голосом начал было по всей форме рапортовать, приставив руку к фуражке:
— Товарищ капитан первого ранга, докла…
Мы прервали его на полуслове и бросились на него, чтобы крепко обнять. Он смущенно заморгал своими белесоватыми ресницами, ошеломленный такой неуставной встречей. Дверь каюты открылась, Перси просунул свою голову внутрь и сказал, что в нашем распоряжении всего несколько минут, потому что комиссия уже собралась и ждет нас в кают-компании. Нам удается обменяться несколькими словами. Узнаем, что на лодке, все в норме. Сообщаем Анатолию, что лодку уже сняли с мели, подбадриваем его перед лицом предстоящей дуэли со шведскими навигационными экспертами. Он уверяет нас, что все будет хорошо. Вместе с ним прибыл замполит Беседин, который стоял на вахте в ту злосчастную ночь 27 октября. Юра передает Гущину пару бутылок водки и несколько блоков сигарет. Вот что, оказывается, привез с собой в командировку из Стокгольма военный атташе! Молодец!
Бъерлинг проводит нас в кают-компанию — помещение, посреди которого стоит овальный стол, а по его краям — мягкие сиденья. За стол можно только протиснуться, и то поочередно. Занимаем с Просвирниным и Бъерлингом места «согласно купленным билетам». Во главе стола восседает Карл Андерссон, ему ассистирует эксперт по вопросам навигации и специалист-подводник капитан второго ранга Эмиль Свенссон из военно-морского штаба, помогают сотрудники разведотдела штаба обороны Рольф Мальм, Эрланд Сеннештед и упомянутый выше Л. Борг, переводит переводчик из Стокгольма Пэр Янссон. Мы с Юрой сидим напротив Андерссона, а Гущин с Бесединым — по правую руку от нас через Бъерлинга.
Местное время 14.10.
Начальник штаба базы делает вступительное слово, говорит о цели комиссии и призывает советских офицеров к сотрудничеству со шведскими экспертами «в деле выяснения истины о причинах аварии подлодки „У-137“. Переводчик переводит сказанное на русский язык, двойной повтор сказанного позволяет нам с Юрой почти дословно протоколировать ход опроса. Слова звучат обыденные, но на душе тревожно. Карл Андерссон с хитрой улыбкой на губах предупреждает присутствующих, что на процедуру опроса допущены двое советских дипломатов, однако они лишены даже совещательного голоса и не имеют право вмешиваться в прения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108