Когда вскоре после этого Фридрих вступил на королевский трон, он продолжал покровительствовать масонам, и принял даже звание гроссмейстера незадолго до того основанной берлинской ложи «Aux trois Globes», которая с 1744 года приняла титул-Великой Ложи. Позднее Фридрих охладел к масонству, но в сороковых годах его принадлежность к ордену имела для немецкого масонства огромное значение. Его примеру один за другим стали следовать и другие немецкие государи и знатные люди.
Немецкое масонство уже тогда получило вполне определённый аристократический отпечаток. Можно сказать даже более: во многих немецких государствах оно благодаря своим связям с княжескими домами приобретало даже придворный характер, и его члены надевали на себя придворную ливрею. Из влиятельных немецких государей, ставших в то время масонами, надо прежде всего отметить Франца I, сначала герцога Лотарингского, а позднее германского императора. Ещё в 1731 году, до появления в Германии масонских лож, он был посвящён в Гааге в ученики и товарищи, а несколько позднее в Лондоне был принят и в мастера. Действительным членом масонского ордена стал и владетельный маркграф Байрёйтский, тоже основавший в 1741 году масонскую ложу.
Не менее деятельное участие принимал в масонстве и герцог Гольштейн-Бекский, который имел звание вице-гроссмейстера Великой Берлинской Ложи и руководил ею с тех пор, как Фридрих II стал охладевать к масонству. Следом за этими владетельными князьями Германии в масонство потянулись и другие немецкие государи, — и крупные, и мелкие, — а также и принадлежавшие к их дворам камергеры, бароны и генералы. Со времени Семилетней войны в высших кругах немецкого общества принадлежность к масонству считалась даже признаком хорошего тона. Масонство становилось забавой придворных кругов и титулованной знати того времени. Если иногда в масонские ложи и принимались бюргеры, то они принадлежали по большей части к богатым семьям и почти никогда не задавали тона в масонстве.
В 30-х и 40-х годах в Германии было основано довольно много лож — в Ганновере, Дрездене, Лейпциге, Франкфурте-на-Майне, Брауншвейге, Магдебурге, Гёттингене, несколько позднее — в Вене, Марбурге, Нюрнберге и др. более или менее крупных центрах Германии. В короткое время вся Германия была покрыта сетью таких масонских лож, и к ним стали тянуться в Германию все те, кто имел претензию на знатность и родовитость.
Принадлежность к масонским ложам с самого начала требовала довольно больших денежных средств, без них нельзя было принимать участия в дорого стоивших братских трапезах и щедрой раздаче милостыни, которые были в ходу среди масонов, но одних денег не было достаточно тогда, чтобы с честью носить звание масона. Нужно было уметь быть щедрым по-барски, с тем размахом, который воспитывался многовековой, наследственной привычкой не знать счёта деньгам. Нужен был светский лоск, без которого легко было растеряться среди торжественной обрядности ордена, среди напыщенных приветствий и речей, с которыми обращались члены ордена друг к другу. Не нужно забывать, что масонство было орденом, и как орден оно усвоило себе многие специфически дворянские и католическо-христианские понятия средневековых рыцарских орденов.
Одной из самых характерных особенностей первоначального немецкого масонства было то, что первые ложи в Германии носили французские названия и работы их производились на французском языке. Этого нельзя также не поставить в связь с аристократическим характером масонства того времени. Писатели, удовлетворявшие средним кругам немецкого общества, создатели сентиментальной и бюргерской поэзии XVIII века от Галлера до Клопштока, писали на родном немецком языке, учёная литература, творцами которой были по большей части тоже люди из бюргерской среды, писалась тогда по преимуществу на латинском языке. Но высшие слои немецкого общества, дворянская аристократия, предпочитали говорить по-французски. И немецкое масонство также довольно быстро подверглось французскому влиянию, — и притом не только внешнему влиянию в отношении языка и терминологии, но и влиянию внутреннему, усвоив в очень короткий срок главнейшие особенности и своеобразные черты французских масонских лож.
Англия дала в сущности только внешний толчок немецкому масонству, хотя в основу первых немецких лож была положена английская «Книга конституций», составленная Андерсеном, и ритуал Прихарда.
Швейцарские масоны
Швейцарская республика. Здоровому чувству швейцарских бюргеров с самого начала была неприятна таинственность, которой окружили себя масоны, и их стремление обособиться от остального общества в замкнутую организацию. Как только бернское правительство узнало о существовании в Швейцарии масонских лож, оно поспешило их запретить.
Первая масонская ложа в Швейцарии возникла в 1739 году в Лозанне под названием «La parfaite Union des Etragers» и вслед за тем в стране возникло ещё несколько лож, которые скоро объединились в общий союз под названием «Directorie national Helvetique Roman». Но уже в 1745 году правительство распустило этот союз и масонство вообще было запрещено в Швейцарии.
Интересна та мотивация, всецело построенная на бюргерски грубоватом принципе здравого смысла, с которой швейцарский чиновник Ригинер попытался было заступиться за этот, с его точки зрения, пустой, но совершенно безобидный орден: «Конечно, было бы лучше, — писал он в своём донесении бернскому правительству, — если бы о масонстве не было ничего известно, но раз оно сделалось во всей Европе, то не нужно удивляться, что оно возникло и в этом городе (Лозанне), где так много досужих людей, не имеющих никаких занятий».
Но бернское правительство не послушалось своего чиновника и настояло на закрытии масонских лож в Швейцарии. По поводу этого распоряжения швейцарских властей возникла целая полемика, и характерны те мотивы, с которыми выступали в печати защитники и противники бернского правительства. В одном сочинении (оно имеет длинное заглавие: Lettre a’ l’auteur d’un ouvrage intitul’e: Le F.M. dans…), появившемся в 1847 году в защиту бернских властей, в качестве главного упрёка против масонства выставлялась именно та таинственность и замкнутость масонских собраний, которая, как мы только что указывали, вообще плохо мирилась с грубоватой, чуждой каких-либо высших запросов, но открытой и простой жизнью привыкших к трезвому мышлению бюргеров.
«Истина, — говорилось в этом сочинении, — не боится света и честность в намерениях и действиях не нуждается в укрывательстве за закрытыми дверями, под таинственными „образами“.
В другом масонском сочинении, написанном в защиту швейцарских масонов, доказывалось, что масонство — только «сладкий союз братства», соединяющий людей для духовного совершенствования и что масоны никогда не позволяли себе сопротивляться ни светским властям, ни церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Немецкое масонство уже тогда получило вполне определённый аристократический отпечаток. Можно сказать даже более: во многих немецких государствах оно благодаря своим связям с княжескими домами приобретало даже придворный характер, и его члены надевали на себя придворную ливрею. Из влиятельных немецких государей, ставших в то время масонами, надо прежде всего отметить Франца I, сначала герцога Лотарингского, а позднее германского императора. Ещё в 1731 году, до появления в Германии масонских лож, он был посвящён в Гааге в ученики и товарищи, а несколько позднее в Лондоне был принят и в мастера. Действительным членом масонского ордена стал и владетельный маркграф Байрёйтский, тоже основавший в 1741 году масонскую ложу.
Не менее деятельное участие принимал в масонстве и герцог Гольштейн-Бекский, который имел звание вице-гроссмейстера Великой Берлинской Ложи и руководил ею с тех пор, как Фридрих II стал охладевать к масонству. Следом за этими владетельными князьями Германии в масонство потянулись и другие немецкие государи, — и крупные, и мелкие, — а также и принадлежавшие к их дворам камергеры, бароны и генералы. Со времени Семилетней войны в высших кругах немецкого общества принадлежность к масонству считалась даже признаком хорошего тона. Масонство становилось забавой придворных кругов и титулованной знати того времени. Если иногда в масонские ложи и принимались бюргеры, то они принадлежали по большей части к богатым семьям и почти никогда не задавали тона в масонстве.
В 30-х и 40-х годах в Германии было основано довольно много лож — в Ганновере, Дрездене, Лейпциге, Франкфурте-на-Майне, Брауншвейге, Магдебурге, Гёттингене, несколько позднее — в Вене, Марбурге, Нюрнберге и др. более или менее крупных центрах Германии. В короткое время вся Германия была покрыта сетью таких масонских лож, и к ним стали тянуться в Германию все те, кто имел претензию на знатность и родовитость.
Принадлежность к масонским ложам с самого начала требовала довольно больших денежных средств, без них нельзя было принимать участия в дорого стоивших братских трапезах и щедрой раздаче милостыни, которые были в ходу среди масонов, но одних денег не было достаточно тогда, чтобы с честью носить звание масона. Нужно было уметь быть щедрым по-барски, с тем размахом, который воспитывался многовековой, наследственной привычкой не знать счёта деньгам. Нужен был светский лоск, без которого легко было растеряться среди торжественной обрядности ордена, среди напыщенных приветствий и речей, с которыми обращались члены ордена друг к другу. Не нужно забывать, что масонство было орденом, и как орден оно усвоило себе многие специфически дворянские и католическо-христианские понятия средневековых рыцарских орденов.
Одной из самых характерных особенностей первоначального немецкого масонства было то, что первые ложи в Германии носили французские названия и работы их производились на французском языке. Этого нельзя также не поставить в связь с аристократическим характером масонства того времени. Писатели, удовлетворявшие средним кругам немецкого общества, создатели сентиментальной и бюргерской поэзии XVIII века от Галлера до Клопштока, писали на родном немецком языке, учёная литература, творцами которой были по большей части тоже люди из бюргерской среды, писалась тогда по преимуществу на латинском языке. Но высшие слои немецкого общества, дворянская аристократия, предпочитали говорить по-французски. И немецкое масонство также довольно быстро подверглось французскому влиянию, — и притом не только внешнему влиянию в отношении языка и терминологии, но и влиянию внутреннему, усвоив в очень короткий срок главнейшие особенности и своеобразные черты французских масонских лож.
Англия дала в сущности только внешний толчок немецкому масонству, хотя в основу первых немецких лож была положена английская «Книга конституций», составленная Андерсеном, и ритуал Прихарда.
Швейцарские масоны
Швейцарская республика. Здоровому чувству швейцарских бюргеров с самого начала была неприятна таинственность, которой окружили себя масоны, и их стремление обособиться от остального общества в замкнутую организацию. Как только бернское правительство узнало о существовании в Швейцарии масонских лож, оно поспешило их запретить.
Первая масонская ложа в Швейцарии возникла в 1739 году в Лозанне под названием «La parfaite Union des Etragers» и вслед за тем в стране возникло ещё несколько лож, которые скоро объединились в общий союз под названием «Directorie national Helvetique Roman». Но уже в 1745 году правительство распустило этот союз и масонство вообще было запрещено в Швейцарии.
Интересна та мотивация, всецело построенная на бюргерски грубоватом принципе здравого смысла, с которой швейцарский чиновник Ригинер попытался было заступиться за этот, с его точки зрения, пустой, но совершенно безобидный орден: «Конечно, было бы лучше, — писал он в своём донесении бернскому правительству, — если бы о масонстве не было ничего известно, но раз оно сделалось во всей Европе, то не нужно удивляться, что оно возникло и в этом городе (Лозанне), где так много досужих людей, не имеющих никаких занятий».
Но бернское правительство не послушалось своего чиновника и настояло на закрытии масонских лож в Швейцарии. По поводу этого распоряжения швейцарских властей возникла целая полемика, и характерны те мотивы, с которыми выступали в печати защитники и противники бернского правительства. В одном сочинении (оно имеет длинное заглавие: Lettre a’ l’auteur d’un ouvrage intitul’e: Le F.M. dans…), появившемся в 1847 году в защиту бернских властей, в качестве главного упрёка против масонства выставлялась именно та таинственность и замкнутость масонских собраний, которая, как мы только что указывали, вообще плохо мирилась с грубоватой, чуждой каких-либо высших запросов, но открытой и простой жизнью привыкших к трезвому мышлению бюргеров.
«Истина, — говорилось в этом сочинении, — не боится света и честность в намерениях и действиях не нуждается в укрывательстве за закрытыми дверями, под таинственными „образами“.
В другом масонском сочинении, написанном в защиту швейцарских масонов, доказывалось, что масонство — только «сладкий союз братства», соединяющий людей для духовного совершенствования и что масоны никогда не позволяли себе сопротивляться ни светским властям, ни церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143