Ему также стали известны ближайшие стратегические планы Сталина в Финляндии и на Балканах, и он предпринял соответствующие опережающие военные акции.
Хотя берлинские переговоры и стали новым этапом в советско-германских отношениях, свидетельствовавшим об их охлаждении, последующие опасные для СССР шаги Гитлера так и не заставили опьяненных своими мнимыми успехами Сталина и Молотова сделать в полной мере должные выводы. Да и для внешнеполитического маневра у них оставались теперь крайне ограниченные возможности. Между тем война стояла у порога.
Учитывая сложившуюся ситуацию, советское руководство должно было осознать грозящую Советскому Союзу опасность, исходящую не из каких-то отдаленных, а из ближайших и очевидных намерений Гитлера. Однако это осознание у Сталина как будто отсутствовало, что и заметил Шуленбург. В беседе с Гитлером 28 апреля 1941 г. он заявил: «…я убежден, что Сталин готов пойти на еще большие уступки нам. Нашим дипломатическим представителям уже было указано, что Россия сможет поставлять нам до 5 млн. т зерна»[].
Когда в начале мая 1941 г. Сталин стал Председателем СНК СССР, советская пропаганда интерпретировала этот факт как необходимость, вызванную сложностью международной обстановки. Но несколько по-иному и более конкретно оценил его тот же Шуленбург в телеграмме в Берлин от 7 мая 1941 г. «Причину этого, – отмечал посол, – можно искать в допущенных за последнее время ошибках во внешней политике, приведших к охлаждению сердечных советско-германских отношений, к установлению и сохранению которых сознательно стремился Сталин»[].
Итак, подводя итоги вышесказанного, следует особо отметить, что среди политических шагов, определявших характер советско-германских отношений накануне Великой Отечественной войны Советского Союза, важное место занимают ноябрьские 1940 г. переговоры советской делегации во главе с Молотовым в Берлине.
Советское руководство согласилось на приглашение Гитлера, имея намерение выяснить ближайшие цели Берлина и попытаться углубить советско-германские отношения, чтобы продолжать затягивать время хотя бы до середины 1942 г. Однако ни одна из этих задач Молотовым выполнена не была. Цели Гитлера и последовательность их реализации были уже давно известны, ибо фюрер их никогда не скрывал. Однако намерение Гитлера втянуть Советский Союз в Тройственный пакт и направить его стратегические интересы на юг через Кавказ, Иран к Индийскому океану было даже для Молотова действительно сенсационным.
Что же касается улучшения советско-германских отношений, то к этой задаче Гитлер уже потерял интерес, ибо жребий был брошен: в июле 1940 г. было принято принципиальное решение о нападении на СССР, а в декабре был подписан «план Барбаросса».
Сталин и другие руководители Советского государства до рокового утра 22 июня 1941 г., как это ни странно, или слепо верили в силу советско-германских договоренностей, убаюкивали свой народ, или же фальшивили перед ним.
«Сталин все больше стал сознавать угрожавшую ему опасность и все больше старался выиграть время. Тем не менее весьма знаменательно… какими преимуществами он жертвовал и на какой риск шел ради того, чтобы сохранить дружественные отношения с нацистской Германией. Еще более удивительными были те просчеты и то неведение, которые он проявил относительно ожидавшей его судьбы. В период с сентября 1940 года до того момента, как Гитлер напал на него в июне 1941 года, он был бессердечным, хитрым и плохо информированным гигантом»[]. Такую оценку позиции Сталина дал Черчилль.
А вот что говорил М. И. Калинин, выступая 5 мая 1941 г. перед выпускниками Военно-политической академии им. В. И. Ленина: «…в момент, когда казалось, что рука агрессора, как думали чемберленовцы, была занесена над Советским Союзом, в это время мы заключили пакт с Германией. Занесенная над нами рука агрессора была отведена рукой товарища Сталина… Договор, заключенный между советским Союзом и Германией, выбил оружие из их рук…»[].
В подобном же духе было составлено и пресловутое заявление ТАСС от 14 июня 1941 г. В нем, в частности, утверждалось, что слухи о близости войны между СССР и Германией являются «неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил и что Германия не имеет намерения напасть на Советский Союз». Позднее выяснилось, что цель этого заявления якобы состояла в том, чтобы прощупать подлинные намерения Гитлера, однако в действительности оно создало ложное представление о международной ситуации.
Главным итогом советско-германских договоренностей и «дружественного взаимопонимания» между Сталиным и Гитлером были трагедии 1 сентября 1939 г. и 22 июня 1941 г. Несомненно, правы авторы труда «1939 год. Уроки истории», считающие, что помимо ряда других причин к развязыванию второй мировой войны причастна и «шоковая дипломатия» советско-германского пакта от 23 августа 1939 г. и что «перевод стрелки советской политики с бескомпромиссной борьбы против фашизма на сожительство с ним был сопряжен для Советского государства и Коммунистической партии с большими моральными и политическими потерями»[].
В обстановке острого предвоенного кризиса Германия, обеспечив себе спокойный стратегический тыл на Востоке и свободу рук на Западе, к 1941 г. превратилась в несравненно более опасного противника, нежели в 1939 г. К тому же она теперь имела общую довольно протяженную границу с СССР, чего вообще не было в 1939 г.
Нельзя не согласиться с оценкой, которую дал тем событиям Черчилль. В своих послевоенных мемуарах он писал, что советское правительство проявило «полное безразличие к участию западных держав, хотя это означало уничтожение того самого «второго фронта», открытия которого суждено было вскоре требовать»[].
Что же касается прекращения действия советско-германского договора, то бесспорно одно: Германия как одна из договаривавшихся сторон совершила агрессию против другой стороны – Советского Союза. Поэтому на основании Венской конвенции о праве договоров она нарушила договор, что и стало основанием к прекращению его действия 22 июня 1941 г.
Практические плоды советско-германских договоренностей 1939–1941 гг. наш народ пожинал на протяжении четырех кровавых лет Отечественной войны. Воистину прав был древнеримский поэт Гораций: «Какое бы безумие ни совершали цари, расплачиваются ахейцы».
Глава III. Судьба Польши
1. 17 сентября 1939 г.
Германского посла в Москве фон Шуленбурга не удивило, когда в 2 часа ночи 17 сентября 1939 г. он был вызван в Кремль лично к Сталину. Подобные вызовы именно в ночное время были обычными для стиля работы Сталина и его окружения. Более того, германский посол ехал в Кремль с надеждой, что получит наконец от Сталина конкретный ответ, которого он и его правительство ждут уже полмесяца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Хотя берлинские переговоры и стали новым этапом в советско-германских отношениях, свидетельствовавшим об их охлаждении, последующие опасные для СССР шаги Гитлера так и не заставили опьяненных своими мнимыми успехами Сталина и Молотова сделать в полной мере должные выводы. Да и для внешнеполитического маневра у них оставались теперь крайне ограниченные возможности. Между тем война стояла у порога.
Учитывая сложившуюся ситуацию, советское руководство должно было осознать грозящую Советскому Союзу опасность, исходящую не из каких-то отдаленных, а из ближайших и очевидных намерений Гитлера. Однако это осознание у Сталина как будто отсутствовало, что и заметил Шуленбург. В беседе с Гитлером 28 апреля 1941 г. он заявил: «…я убежден, что Сталин готов пойти на еще большие уступки нам. Нашим дипломатическим представителям уже было указано, что Россия сможет поставлять нам до 5 млн. т зерна»[].
Когда в начале мая 1941 г. Сталин стал Председателем СНК СССР, советская пропаганда интерпретировала этот факт как необходимость, вызванную сложностью международной обстановки. Но несколько по-иному и более конкретно оценил его тот же Шуленбург в телеграмме в Берлин от 7 мая 1941 г. «Причину этого, – отмечал посол, – можно искать в допущенных за последнее время ошибках во внешней политике, приведших к охлаждению сердечных советско-германских отношений, к установлению и сохранению которых сознательно стремился Сталин»[].
Итак, подводя итоги вышесказанного, следует особо отметить, что среди политических шагов, определявших характер советско-германских отношений накануне Великой Отечественной войны Советского Союза, важное место занимают ноябрьские 1940 г. переговоры советской делегации во главе с Молотовым в Берлине.
Советское руководство согласилось на приглашение Гитлера, имея намерение выяснить ближайшие цели Берлина и попытаться углубить советско-германские отношения, чтобы продолжать затягивать время хотя бы до середины 1942 г. Однако ни одна из этих задач Молотовым выполнена не была. Цели Гитлера и последовательность их реализации были уже давно известны, ибо фюрер их никогда не скрывал. Однако намерение Гитлера втянуть Советский Союз в Тройственный пакт и направить его стратегические интересы на юг через Кавказ, Иран к Индийскому океану было даже для Молотова действительно сенсационным.
Что же касается улучшения советско-германских отношений, то к этой задаче Гитлер уже потерял интерес, ибо жребий был брошен: в июле 1940 г. было принято принципиальное решение о нападении на СССР, а в декабре был подписан «план Барбаросса».
Сталин и другие руководители Советского государства до рокового утра 22 июня 1941 г., как это ни странно, или слепо верили в силу советско-германских договоренностей, убаюкивали свой народ, или же фальшивили перед ним.
«Сталин все больше стал сознавать угрожавшую ему опасность и все больше старался выиграть время. Тем не менее весьма знаменательно… какими преимуществами он жертвовал и на какой риск шел ради того, чтобы сохранить дружественные отношения с нацистской Германией. Еще более удивительными были те просчеты и то неведение, которые он проявил относительно ожидавшей его судьбы. В период с сентября 1940 года до того момента, как Гитлер напал на него в июне 1941 года, он был бессердечным, хитрым и плохо информированным гигантом»[]. Такую оценку позиции Сталина дал Черчилль.
А вот что говорил М. И. Калинин, выступая 5 мая 1941 г. перед выпускниками Военно-политической академии им. В. И. Ленина: «…в момент, когда казалось, что рука агрессора, как думали чемберленовцы, была занесена над Советским Союзом, в это время мы заключили пакт с Германией. Занесенная над нами рука агрессора была отведена рукой товарища Сталина… Договор, заключенный между советским Союзом и Германией, выбил оружие из их рук…»[].
В подобном же духе было составлено и пресловутое заявление ТАСС от 14 июня 1941 г. В нем, в частности, утверждалось, что слухи о близости войны между СССР и Германией являются «неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил и что Германия не имеет намерения напасть на Советский Союз». Позднее выяснилось, что цель этого заявления якобы состояла в том, чтобы прощупать подлинные намерения Гитлера, однако в действительности оно создало ложное представление о международной ситуации.
Главным итогом советско-германских договоренностей и «дружественного взаимопонимания» между Сталиным и Гитлером были трагедии 1 сентября 1939 г. и 22 июня 1941 г. Несомненно, правы авторы труда «1939 год. Уроки истории», считающие, что помимо ряда других причин к развязыванию второй мировой войны причастна и «шоковая дипломатия» советско-германского пакта от 23 августа 1939 г. и что «перевод стрелки советской политики с бескомпромиссной борьбы против фашизма на сожительство с ним был сопряжен для Советского государства и Коммунистической партии с большими моральными и политическими потерями»[].
В обстановке острого предвоенного кризиса Германия, обеспечив себе спокойный стратегический тыл на Востоке и свободу рук на Западе, к 1941 г. превратилась в несравненно более опасного противника, нежели в 1939 г. К тому же она теперь имела общую довольно протяженную границу с СССР, чего вообще не было в 1939 г.
Нельзя не согласиться с оценкой, которую дал тем событиям Черчилль. В своих послевоенных мемуарах он писал, что советское правительство проявило «полное безразличие к участию западных держав, хотя это означало уничтожение того самого «второго фронта», открытия которого суждено было вскоре требовать»[].
Что же касается прекращения действия советско-германского договора, то бесспорно одно: Германия как одна из договаривавшихся сторон совершила агрессию против другой стороны – Советского Союза. Поэтому на основании Венской конвенции о праве договоров она нарушила договор, что и стало основанием к прекращению его действия 22 июня 1941 г.
Практические плоды советско-германских договоренностей 1939–1941 гг. наш народ пожинал на протяжении четырех кровавых лет Отечественной войны. Воистину прав был древнеримский поэт Гораций: «Какое бы безумие ни совершали цари, расплачиваются ахейцы».
Глава III. Судьба Польши
1. 17 сентября 1939 г.
Германского посла в Москве фон Шуленбурга не удивило, когда в 2 часа ночи 17 сентября 1939 г. он был вызван в Кремль лично к Сталину. Подобные вызовы именно в ночное время были обычными для стиля работы Сталина и его окружения. Более того, германский посол ехал в Кремль с надеждой, что получит наконец от Сталина конкретный ответ, которого он и его правительство ждут уже полмесяца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112