исчезли совсем. Лучшей жизни – ни материальной, ни духовной – они не получили. Их мирное развитие также не было обеспечено – в течение нескольких недель после начала Великой Отечественной войны советские войска вынуждены были оставить территорию Прибалтики, на которую вступили войска вермахта. Установлением немецко-фашистской оккупации в Литве, Латвии и Эстонии начался новый акт трагической драмы в их новейшей истории.
Изложенные выше события 1939–1941 гг. в Прибалтийских странах независимо от того, проходили ли они эволюционным или революционным путем, действительно имели неординарный характер и заслуживают того, чтобы попытаться дать им политическую и правовую оценку.
Нарушение сталинским руководством норм международного права, элементарных прав человека, репрессии и особенно массовые депортации нанесли тяжелый урон народам Прибалтики. Эти действия советского руководства в те годы не ускорили построение социалистического общества в Литве, Латвии и Эстонии, а, наоборот, прервали естественные процессы прогрессивных социальных преобразований, скомпрометировали идею социализма.
Не подходят ли к сложившейся тогда в Прибалтийских республиках ситуации слова, сказанные президентом ЧСФР В. Гавелом, о том, что Чехословакии была навязана «тоталитарная власть, которая навела бюрократический «порядок» в живом беспорядке истории», в результате чего «история была забальзамирована»?[]
В Прибалтийских республиках с лета 1940 г. начала действовать новая политическая власть. Констатация этого факта требует выяснения по крайней мере двух вопросов: во-первых, имела ли провозглашенная советская власть подлинно социалистический характер или она была копией той деформированной Сталиным модели «социализма», которая существовала тогда в Советском Союзе, и во-вторых, явилась ли эта власть результатом социалистической революции низов, возникшей на местной почве, или же следствием экспорта революции извне и выполнением директив сталинского руководства СССР.
На вопрос, как можно оценить обстановку в Латвии в 1940 г., бывший известный государственный деятель Латвии видный представитель латышской социал-демократии Б. Калниньш ответил: «Никакой революции не было. Коммунисты в большинстве своем были либо расстреляны в России, либо сидели в центральной тюрьме в Латвии. Когда меня назначили политическим руководителем армии, они сразу взбудоражились: Калниньша нельзя, он – меньшевик. Больше у них ничего не спрашивали. Все устроили Деревянский и Вышинский». Далее он заявил, что в 1918 г. была подлинная революция. В ульмановский период имели место и определенные положительные моменты, но от свободы Латвии и от того, что прокламировали в 1918 г., при Ульманисе мало что осталось[].
Если события 1939–1941 гг. и признавать революцией, то следовало бы непременно уточнить, что это была революция, экспортированная советским руководством.
Довольно жесткую оценку событий лета 1940 г. в Литве дал секретарь ЦК компартии Литвы В. Балтрунас. На научной конференции, состоявшейся в Вильнюсе в июне 1989 г., он сказал: «…С научной точки зрения не соответствует исторической правде утвердившаяся в прежние годы трактовка событий, начавшихся в Литве, Латвии и Эстонии в середине июня 1940 г., как чисто местных социалистических революций. На самом деле решающее воздействие на дальнейший ход политических событий оказывали директивы сталинского руководства, которые усердно претворялись в жизнь чрезвычайными уполномоченными – В. Деканозовым, В. Вышинским и А. Ждановым. Они не только определяли состав народных правительств, но и наметили в неимоверно сжатые сроки характер выборов в парламенты трех республик, механизм включения трех государств в состав Советского Союза в качестве союзных республик»[].
Иное мнение об этих событиях высказал руководитель бывшей коммунистической партии Литвы М. М. Бурокявичюс. Он заявил в середине 1990 г., что с 1935 г. в стране начала складываться революционная ситуация. В первой половине 1940 г. она полностью созрела. Когда в середине июня 1940 г. было создано Народное правительство во главе с Ю. Палецкисом, мирным путем началась политическая революция. Бурокявичюс считает, что она была социалистической по содержанию и одновременно антифашистской, антигитлеровской, а по форме – народной[].
М. М. Бурокявичюс также считает «странными» упреки в том, что выборы в июле 1940 г. «в Литве проводились в то время, когда в ней были дислоцированы по договору части Красной Армии». И далее он приводит пример с ФРГ, где после войны выборы проводились в условиях, когда на ее территории были размещены войска США, Великобритании и Франции. «Но мы не говорим, что выборы там недействительны, – утверждает автор. – Так почему такое негативное отношение к выборам в Народный сейм Литвы в 1940 году?»[]
Из приведенного высказывания следует, что М. М. Бурокявичюс не отрицает, что выборы проходили в условиях пребывания Красной Армии в республике. Он лишь считает «странным» утверждение об их недемократическом характере. Конечно, вывод М. М. Бурокявичюса выглядел бы более убедительно, если бы он использовал фактические аргументы о положении в своей республике, а не метод сравнения с выборами, проводившимися в оккупированной Западной Германии. К сведению М. М. Бурокявичюса, власти как западных союзников, так и Советского Союза на основе Потсдамских решений довольно активно вмешивались в политическую жизнь оккупированной Германии, включая и организацию выборов. Это делалось с целью воспрепятствовать профашистским элементам прийти к власти.
А какую же цель преследовали органы советской власти, непосредственно или косвенно вмешиваясь в избирательную кампанию неоккупированной, как считает М. М. Бурокявичюс, Литвы?
Наибольшую сложность вызывает оценка вхождения Прибалтийских республик в состав СССР. Литвинов в ноте, переданной Шуленбургу, о потере самостоятельности малыми государствами, имея в виду Чехословакию, писал: «Трудно допустить, чтобы какой-либо народ добровольно соглашался на уничтожение своей самостоятельности и свое включение в состав другого государства, а тем более такой народ, который сотни лет боролся за свою независимость и уже двадцать лет сохранял свое самостоятельное существование»[]. Эти слова, сказанные применительно к Чехословакии, могут относиться и к странам Прибалтики, присоединение которых к СССР было осуществлено почти одновременно с вхождением в состав Советского Союза Западной Украины и Западной Белоруссии. Однако следует учитывать и принципиальное различие при этом: вышеназванные территории являлись как бы частями Украины и Белоруссии, поэтому их присоединение к единокровным братьям в Советском Союзе по замыслу, но не по методам осуществления воспринималось в сложившихся условиях как естественное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Изложенные выше события 1939–1941 гг. в Прибалтийских странах независимо от того, проходили ли они эволюционным или революционным путем, действительно имели неординарный характер и заслуживают того, чтобы попытаться дать им политическую и правовую оценку.
Нарушение сталинским руководством норм международного права, элементарных прав человека, репрессии и особенно массовые депортации нанесли тяжелый урон народам Прибалтики. Эти действия советского руководства в те годы не ускорили построение социалистического общества в Литве, Латвии и Эстонии, а, наоборот, прервали естественные процессы прогрессивных социальных преобразований, скомпрометировали идею социализма.
Не подходят ли к сложившейся тогда в Прибалтийских республиках ситуации слова, сказанные президентом ЧСФР В. Гавелом, о том, что Чехословакии была навязана «тоталитарная власть, которая навела бюрократический «порядок» в живом беспорядке истории», в результате чего «история была забальзамирована»?[]
В Прибалтийских республиках с лета 1940 г. начала действовать новая политическая власть. Констатация этого факта требует выяснения по крайней мере двух вопросов: во-первых, имела ли провозглашенная советская власть подлинно социалистический характер или она была копией той деформированной Сталиным модели «социализма», которая существовала тогда в Советском Союзе, и во-вторых, явилась ли эта власть результатом социалистической революции низов, возникшей на местной почве, или же следствием экспорта революции извне и выполнением директив сталинского руководства СССР.
На вопрос, как можно оценить обстановку в Латвии в 1940 г., бывший известный государственный деятель Латвии видный представитель латышской социал-демократии Б. Калниньш ответил: «Никакой революции не было. Коммунисты в большинстве своем были либо расстреляны в России, либо сидели в центральной тюрьме в Латвии. Когда меня назначили политическим руководителем армии, они сразу взбудоражились: Калниньша нельзя, он – меньшевик. Больше у них ничего не спрашивали. Все устроили Деревянский и Вышинский». Далее он заявил, что в 1918 г. была подлинная революция. В ульмановский период имели место и определенные положительные моменты, но от свободы Латвии и от того, что прокламировали в 1918 г., при Ульманисе мало что осталось[].
Если события 1939–1941 гг. и признавать революцией, то следовало бы непременно уточнить, что это была революция, экспортированная советским руководством.
Довольно жесткую оценку событий лета 1940 г. в Литве дал секретарь ЦК компартии Литвы В. Балтрунас. На научной конференции, состоявшейся в Вильнюсе в июне 1989 г., он сказал: «…С научной точки зрения не соответствует исторической правде утвердившаяся в прежние годы трактовка событий, начавшихся в Литве, Латвии и Эстонии в середине июня 1940 г., как чисто местных социалистических революций. На самом деле решающее воздействие на дальнейший ход политических событий оказывали директивы сталинского руководства, которые усердно претворялись в жизнь чрезвычайными уполномоченными – В. Деканозовым, В. Вышинским и А. Ждановым. Они не только определяли состав народных правительств, но и наметили в неимоверно сжатые сроки характер выборов в парламенты трех республик, механизм включения трех государств в состав Советского Союза в качестве союзных республик»[].
Иное мнение об этих событиях высказал руководитель бывшей коммунистической партии Литвы М. М. Бурокявичюс. Он заявил в середине 1990 г., что с 1935 г. в стране начала складываться революционная ситуация. В первой половине 1940 г. она полностью созрела. Когда в середине июня 1940 г. было создано Народное правительство во главе с Ю. Палецкисом, мирным путем началась политическая революция. Бурокявичюс считает, что она была социалистической по содержанию и одновременно антифашистской, антигитлеровской, а по форме – народной[].
М. М. Бурокявичюс также считает «странными» упреки в том, что выборы в июле 1940 г. «в Литве проводились в то время, когда в ней были дислоцированы по договору части Красной Армии». И далее он приводит пример с ФРГ, где после войны выборы проводились в условиях, когда на ее территории были размещены войска США, Великобритании и Франции. «Но мы не говорим, что выборы там недействительны, – утверждает автор. – Так почему такое негативное отношение к выборам в Народный сейм Литвы в 1940 году?»[]
Из приведенного высказывания следует, что М. М. Бурокявичюс не отрицает, что выборы проходили в условиях пребывания Красной Армии в республике. Он лишь считает «странным» утверждение об их недемократическом характере. Конечно, вывод М. М. Бурокявичюса выглядел бы более убедительно, если бы он использовал фактические аргументы о положении в своей республике, а не метод сравнения с выборами, проводившимися в оккупированной Западной Германии. К сведению М. М. Бурокявичюса, власти как западных союзников, так и Советского Союза на основе Потсдамских решений довольно активно вмешивались в политическую жизнь оккупированной Германии, включая и организацию выборов. Это делалось с целью воспрепятствовать профашистским элементам прийти к власти.
А какую же цель преследовали органы советской власти, непосредственно или косвенно вмешиваясь в избирательную кампанию неоккупированной, как считает М. М. Бурокявичюс, Литвы?
Наибольшую сложность вызывает оценка вхождения Прибалтийских республик в состав СССР. Литвинов в ноте, переданной Шуленбургу, о потере самостоятельности малыми государствами, имея в виду Чехословакию, писал: «Трудно допустить, чтобы какой-либо народ добровольно соглашался на уничтожение своей самостоятельности и свое включение в состав другого государства, а тем более такой народ, который сотни лет боролся за свою независимость и уже двадцать лет сохранял свое самостоятельное существование»[]. Эти слова, сказанные применительно к Чехословакии, могут относиться и к странам Прибалтики, присоединение которых к СССР было осуществлено почти одновременно с вхождением в состав Советского Союза Западной Украины и Западной Белоруссии. Однако следует учитывать и принципиальное различие при этом: вышеназванные территории являлись как бы частями Украины и Белоруссии, поэтому их присоединение к единокровным братьям в Советском Союзе по замыслу, но не по методам осуществления воспринималось в сложившихся условиях как естественное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112