Это жестоко. А, может, я не преуспела в журналистке, вот и защищаюсь.
— Ты просто не как все. Люди смотрят репортажи о боях за едой и не давятся.
— Так не бывает. Все откладывается, все копится, перерабатывается, ищет и находит выход.
— Тогда надо показывать и печатать.
— Загнал в угол и балдеешь?
— Ты еще молода. Вода кипит за счет кислорода, да? В тебе его много. А кипяченую водичку доводить до кипения гораздо дольше, чем сырую.
— Вик, те, кто убивает, ничем не отличаются от тех, кто показывает, рассказывает и смотрит. Ты про еду на экранном фоне… Но кабы не пряталась способность убить в репортерах, зрителях и читателях, они бы не вынесли.
— Поля, о своем праве не читать газет и не смотреть телевизор ты никогда не задумывалась?
— Нет.
— Дитятко. Иди сюда, я тебя пожалею.
— Не надо меня жалеть, — загордилась я.
— А кого надо?
— Лизу.
— Я не некрофил, — отпрянул Измайлов. — Двинем-ка мы в теории. Что-то у нас с практикой вторые сутки нелады. Лизу задушили веревкой, по прочности не уступающей телефонному проводу.
Я вспомнила свои ассоциации в кабинете Валентина Петровича, вздрогнула и прильнула к Измайлову.
— Запоздалая реакция лучше, чем никакой, — сообщил он и… вернул меня на мой стул. — Беда в том, Поленька, что гости прибывали друг за другом, словно приглашенные. Но не одновременно. Смерть наступила между десятью и одиннадцатью. Так они все в этот промежуток и отметились.
— Вик, мне двое парней не нравятся.
— Мне тоже. Поэтому взгляни.
Измайлов вытащил фотороботы. Я завизжала:
— Это они, они! Ну и глаз у вахтерши, алмаз. Этот гад чуть не убил Бориса, а этот лягнул меня. И за волосы дернул.
— В прострацию не впадешь?
— Постараюсь.
— Тогда имей в виду, они не убивали Лизу. Заглянули в кабинет минуты на три, вышли и доложили вахтерше, что не туда попали.
— Да эти могут угробить за секунду!
— Застрелить, детка. Но не задушить.
— Могут, — не принимала его доводов я. — Тут только рыла, ты бы их ручищи видел.
— Здоровые кабаны?
— Вик, первому свернуть шею, как прутик сломать.
— Учту. Юрьева он один раз ударил?
— Разъединственный.
— Поля, не плачь, Борис поправится. Это очень важно.
— Куда важнее.
— Это очень важно, потому что… Откровенно скажи, ты на улице в толпе их опознаешь?
— Кого?
— Парней.
И тут я сникла. Марки машин — ерунда. Я даже за кинозвезду, узрев живьем, не поручусь, что она, а не помешавшийся на ней двойник.
— Вик, мне для узнавания антураж нужен. Если будут все четверо подпирать зеленую иномарку, тогда узнаю. А если по одному, в массах и на бегу… Нет.
— Ты, Поленька, за человеком числишь только его образ жизни. Нос, рот, уши тебя не волнуют.
— В точку.
— А я?
— Ты с толпой не смешаешься.
— А бывший муж?
— Хочешь потерзаться? Тоже нет.
— А подружки?
— Про сына будешь спрашивать, дотошный?
— Что тебе нужно, чтобы запомнить человека?
— Любить, Вик.
— Заметь, я съел и «любить», и мужа.
— Я не проститутка, в загс маршировала по любви. Но она приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
— Ты не дворника случаем бросила?
— Вик, пища делится на телесную и духовную.
— Но ведь ты ненавидишь своих похитителей?
— Я не умею так ненавидеть, чтобы навсегда запомнить, полковник.
— А у меня получается.
— Опять пугаешь?
— Сам не пойму. Боюсь потерять, скорее. Да не реви ты, водяная. Я не каменный, сейчас пристану, и все расследование насмарку.
— Так не приставай.
— Не могу больше.
— Так приставай… Измайлов, как тебе не стыдно. Ты мне еще про Бориса не сообщил ничего, кроме диагноза.
При упоминании Юрьева Вик с рыком, но нашел в себе… мужество? Или все ту же ненависть к изуродовавшим лейтенанта людям? Или злость на меня, втравливающую во всякую гадость так же легко, как другие гадостей избегают?
— До Бориса еще неблизко, Поленька. Колись, давай, что ты рекламировала?
— Духи, средства от комаров и колорадского жука, ателье по пошиву белья, шерсть для вязания, магазин игрушек, соки, газовые плиты, холодильники, сборные садовые домики, детское питание, унитазы и питьевую воду.
— Воду последней?
— Да. Но это повторная реклама. Первая прошла в марте. Мне было нелегко, Вик. Вода — штука однообразная.
— Без ножа режешь. Я поставил на то, что кто-то открыл номер от 23 сентября.
— Почему?
— Потому что душат и похищают с бухты-барахты. Преступления не подготовленные и не профессиональные. То есть, только профессионалы и могли выполнить этакие дилетантские поручения, не оставив следов.
— Что ты несешь! А шины на проселочной дороге?
— А дождь, накрапывавший весь день и всю ночь? А лихачи, рванувшие в объезд поста? Поля, ты и есть наш единственный след.
— Я не след, Вик. У бандита был пистолет. И пристрелить меня, когда я бежала по полю, не составляло труда. Хорошо, что тогда я была дикой лошадью.
— Не понял…
— И не надо. Но меня не убили.
— Значит, ты еще чей-то след в нужном направлении, Поленька.
— Господи, топчут все, кому не лень, а я отдувайся.
— Ты в состоянии выслушать про Юрьева? Тут еще тухлее, чем с редакцией.
И Измайлов мне такое выложил, что я начала косить.
Жена преуспевающего бизнесмена добиралась в воскресенье днем своим ходом на дачу, где с пятницы отрывался муж. Разбогатели ребята недавно, и он еще не усвоил элементарный прием — возьми, дражайшая половина, денег, найми, кого следует, и отвянь. Так что она не сомневалась: огород перекопан, ботва сожжена, пол на веранде починен. Муж брал с собой бутылку водки, но права она недавно получила и проблем с доставкой кормильца в город на его машине не предвидела. Это когда у нее возникли другие проблемы, она продиктовала милиционерам адрес любовника, у которого забыла утром сей незаменимый документ и который навсегда останется отныне ее алиби, а не мужчиной. А тогда… Вошла она, напевая, в дом, окликнула мужа. Далее по-киношному: тряска трупа за все места, вой, паническое озирание окрестностей. Богатая фантазия — путь к нищете, лучше я не буду углубляться в подробности. То, что при покупке дачи представлялось преимуществом — всего трое соседей в неподдельной чаще, — оказалось проклятьем. Пометавшись по пустым чужим владениям, она вспомнила о пейджере и радиотелефоне мужа, но их и в помине не было. Зато была разбитая кувалдой машина. Как ей удалось добежать через лес до станции? А как вообще удается хоть пальцем пошевелить в шоковом состоянии? Кассирша связалась с железнодорожной милицией. Вот ее-то бригада и обнаружила в другой комнате еще одно окровавленное тело, на поверку подавшее признаки жизни. Юрьева отправили в больницу, где он, не приходя в сознание, и путешествовал по опасной грани до сих пор. Бизнесмена застрелили, потом ограбили. А, может, ограбили, потом застрелили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Ты просто не как все. Люди смотрят репортажи о боях за едой и не давятся.
— Так не бывает. Все откладывается, все копится, перерабатывается, ищет и находит выход.
— Тогда надо показывать и печатать.
— Загнал в угол и балдеешь?
— Ты еще молода. Вода кипит за счет кислорода, да? В тебе его много. А кипяченую водичку доводить до кипения гораздо дольше, чем сырую.
— Вик, те, кто убивает, ничем не отличаются от тех, кто показывает, рассказывает и смотрит. Ты про еду на экранном фоне… Но кабы не пряталась способность убить в репортерах, зрителях и читателях, они бы не вынесли.
— Поля, о своем праве не читать газет и не смотреть телевизор ты никогда не задумывалась?
— Нет.
— Дитятко. Иди сюда, я тебя пожалею.
— Не надо меня жалеть, — загордилась я.
— А кого надо?
— Лизу.
— Я не некрофил, — отпрянул Измайлов. — Двинем-ка мы в теории. Что-то у нас с практикой вторые сутки нелады. Лизу задушили веревкой, по прочности не уступающей телефонному проводу.
Я вспомнила свои ассоциации в кабинете Валентина Петровича, вздрогнула и прильнула к Измайлову.
— Запоздалая реакция лучше, чем никакой, — сообщил он и… вернул меня на мой стул. — Беда в том, Поленька, что гости прибывали друг за другом, словно приглашенные. Но не одновременно. Смерть наступила между десятью и одиннадцатью. Так они все в этот промежуток и отметились.
— Вик, мне двое парней не нравятся.
— Мне тоже. Поэтому взгляни.
Измайлов вытащил фотороботы. Я завизжала:
— Это они, они! Ну и глаз у вахтерши, алмаз. Этот гад чуть не убил Бориса, а этот лягнул меня. И за волосы дернул.
— В прострацию не впадешь?
— Постараюсь.
— Тогда имей в виду, они не убивали Лизу. Заглянули в кабинет минуты на три, вышли и доложили вахтерше, что не туда попали.
— Да эти могут угробить за секунду!
— Застрелить, детка. Но не задушить.
— Могут, — не принимала его доводов я. — Тут только рыла, ты бы их ручищи видел.
— Здоровые кабаны?
— Вик, первому свернуть шею, как прутик сломать.
— Учту. Юрьева он один раз ударил?
— Разъединственный.
— Поля, не плачь, Борис поправится. Это очень важно.
— Куда важнее.
— Это очень важно, потому что… Откровенно скажи, ты на улице в толпе их опознаешь?
— Кого?
— Парней.
И тут я сникла. Марки машин — ерунда. Я даже за кинозвезду, узрев живьем, не поручусь, что она, а не помешавшийся на ней двойник.
— Вик, мне для узнавания антураж нужен. Если будут все четверо подпирать зеленую иномарку, тогда узнаю. А если по одному, в массах и на бегу… Нет.
— Ты, Поленька, за человеком числишь только его образ жизни. Нос, рот, уши тебя не волнуют.
— В точку.
— А я?
— Ты с толпой не смешаешься.
— А бывший муж?
— Хочешь потерзаться? Тоже нет.
— А подружки?
— Про сына будешь спрашивать, дотошный?
— Что тебе нужно, чтобы запомнить человека?
— Любить, Вик.
— Заметь, я съел и «любить», и мужа.
— Я не проститутка, в загс маршировала по любви. Но она приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
— Ты не дворника случаем бросила?
— Вик, пища делится на телесную и духовную.
— Но ведь ты ненавидишь своих похитителей?
— Я не умею так ненавидеть, чтобы навсегда запомнить, полковник.
— А у меня получается.
— Опять пугаешь?
— Сам не пойму. Боюсь потерять, скорее. Да не реви ты, водяная. Я не каменный, сейчас пристану, и все расследование насмарку.
— Так не приставай.
— Не могу больше.
— Так приставай… Измайлов, как тебе не стыдно. Ты мне еще про Бориса не сообщил ничего, кроме диагноза.
При упоминании Юрьева Вик с рыком, но нашел в себе… мужество? Или все ту же ненависть к изуродовавшим лейтенанта людям? Или злость на меня, втравливающую во всякую гадость так же легко, как другие гадостей избегают?
— До Бориса еще неблизко, Поленька. Колись, давай, что ты рекламировала?
— Духи, средства от комаров и колорадского жука, ателье по пошиву белья, шерсть для вязания, магазин игрушек, соки, газовые плиты, холодильники, сборные садовые домики, детское питание, унитазы и питьевую воду.
— Воду последней?
— Да. Но это повторная реклама. Первая прошла в марте. Мне было нелегко, Вик. Вода — штука однообразная.
— Без ножа режешь. Я поставил на то, что кто-то открыл номер от 23 сентября.
— Почему?
— Потому что душат и похищают с бухты-барахты. Преступления не подготовленные и не профессиональные. То есть, только профессионалы и могли выполнить этакие дилетантские поручения, не оставив следов.
— Что ты несешь! А шины на проселочной дороге?
— А дождь, накрапывавший весь день и всю ночь? А лихачи, рванувшие в объезд поста? Поля, ты и есть наш единственный след.
— Я не след, Вик. У бандита был пистолет. И пристрелить меня, когда я бежала по полю, не составляло труда. Хорошо, что тогда я была дикой лошадью.
— Не понял…
— И не надо. Но меня не убили.
— Значит, ты еще чей-то след в нужном направлении, Поленька.
— Господи, топчут все, кому не лень, а я отдувайся.
— Ты в состоянии выслушать про Юрьева? Тут еще тухлее, чем с редакцией.
И Измайлов мне такое выложил, что я начала косить.
Жена преуспевающего бизнесмена добиралась в воскресенье днем своим ходом на дачу, где с пятницы отрывался муж. Разбогатели ребята недавно, и он еще не усвоил элементарный прием — возьми, дражайшая половина, денег, найми, кого следует, и отвянь. Так что она не сомневалась: огород перекопан, ботва сожжена, пол на веранде починен. Муж брал с собой бутылку водки, но права она недавно получила и проблем с доставкой кормильца в город на его машине не предвидела. Это когда у нее возникли другие проблемы, она продиктовала милиционерам адрес любовника, у которого забыла утром сей незаменимый документ и который навсегда останется отныне ее алиби, а не мужчиной. А тогда… Вошла она, напевая, в дом, окликнула мужа. Далее по-киношному: тряска трупа за все места, вой, паническое озирание окрестностей. Богатая фантазия — путь к нищете, лучше я не буду углубляться в подробности. То, что при покупке дачи представлялось преимуществом — всего трое соседей в неподдельной чаще, — оказалось проклятьем. Пометавшись по пустым чужим владениям, она вспомнила о пейджере и радиотелефоне мужа, но их и в помине не было. Зато была разбитая кувалдой машина. Как ей удалось добежать через лес до станции? А как вообще удается хоть пальцем пошевелить в шоковом состоянии? Кассирша связалась с железнодорожной милицией. Вот ее-то бригада и обнаружила в другой комнате еще одно окровавленное тело, на поверку подавшее признаки жизни. Юрьева отправили в больницу, где он, не приходя в сознание, и путешествовал по опасной грани до сих пор. Бизнесмена застрелили, потом ограбили. А, может, ограбили, потом застрелили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62