— допытывалась я.
— Именно. Вылизываем посуду, чтобы официантам не доставалось. Видела бы ты их ряхи!
Против здешних официанток я камня за пазухой не держала, но гуляш предпочла бы скормить Валере. Только как это воспримут остальные?
— Мы со вчерашнего дня привыкли перераспределять кухонные блага, не удивляйтесь, — сказала я и метнула Крайневу второе.
Паша завистливо вздохнул. Инна наклонилась ко мне: «Потрясающе задумано. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Валерий замялся, но сосед его выручил:
— Ешь. Не ты, так эти жирнозадые по домам растащат.
Все дающие чаевые недолюбливают берущих, даже теоретически берущих. Поветрие.
— Чем ты сейчас займешься? — бесповоротно расположилась ко мне Инна.
— Сном, — отрезала я. — Хронически не высыпаюсь. Наверное, через недельку пройдет. Надремлюсь за все одиннадцать месяцев без отпуска.
— А мы с мужиками пульку распишем, — сообщил Паша.
— Поль, ты спи, а я у тебя тихонечко посижу, можно? — заканючила Инна. — Со мной в комнате две такие вредные бабули обитают.
Лучше смерть.
— Ребята уже отчитываются перед нами про преферанс, а ты ушами хлопаешь. Иди с ними до своей комнаты, не упускай случая, — влепила я ей шепотком по мозгам.
Подлым шепотком, но как иначе от нее отбрыкаться?
— Я буду вязать, решено, — воскликнула Инна. — Я неплохо этим подрабатываю. Наша трикотажка открылась недавно, а клиенток уже полно.
— «Снежинка»? — дернул меня черт за язык.
— Мы встречались? — просияла Инна.
Нет, труженица. У меня в машинку вставлена бумага с рекламой крохотной фирмы. Насколько я раскусила вашу руководительницу, ты там не обогатишься. Ей на себя слишком много нужно. А на «того парня», который все организовал, еще больше.
— Вряд ли. Вывеска попадалась.
— Тебе на заказ вещь не требуется?
Это выход. Я заплачу, Инна. Твори и отвяжись.
— Джемпер. Нет, платье. Обтягивающее, до пола. Знаешь сказку — Элиза и ее братья-лебеди…
— С картинкой?
Смерть в два раза лучше.
— Никаких картинок. Она плела из крапивы. Строго, отчаянно и благородно. Любовь цвета жгучей подзаборной поросли. Справишься ?
— Завтра же поеду за шерстью в город. И надо шефиню предупредить.
— Ты что, дура? Тебе индивидуально поручают. Неужели делиться собралась, довольствоваться процентом? — накинулся на Инну Паша.
А я и забыла, что мы еще в столовой и ребята с нами. Инна восторженно благодарила Пашу за дельный совет.
— Утром облазим местные торговые точки, — обреченно пообещала я. — Куплю пряжу и вперед рассчитаюсь за работу. Конечно, если ты берешь, а не дерешь.
— Поля, перестань. Лицевыми петлями, ни узора, ни рисунка… Примерки в любое время… За неделю тебя одену.
За неделю?! Если повезет с нитками, то цена бросовая. Но зачем мне три платья?
— Ты не спеши, Инна. Мы сюда отдохнуть и поразвлечься заглянули. Не к сроку же обнова.
— Я очень обязательная, — взыграла в Инне профессиональная гордость.
— Обязуйся по-дружески — медленно, но с душой, — пожалел меня Крайнев. — Девочки, нас скоро тряпкой сметут, мы задерживаемся и людей задерживаем. Пошли отсюда.
Пошли… Я, например, побежала.
— Если лежать на холодной земле, легко застудить почки.
Я запрокинула голову и увидела в ближайших кустах русую бороду доктора. Пришлось срочно ощутить себя великой Гретой Гарбо, произнесшей: «Я хочу быть одна». Затем стимульнуться строками Евтушенко: «А мы не умерли от скромности и умирать не собираемся». И, наконец, встать и приветливо улыбнуться:
— Будете ругать за игнорирование тихого часа, док?
— Нет. Но сиеста в некоторых странах…
— Там жарко. С полудня до заката разумнее не шляться по улицам.
— Курите?
Он протянул мне пачку «Мальборо».
— Спасибо, у меня свои почти такие же.
— Облегченные?
— Хрен редьки не слаще, полагаете? Иван Витальевич, табак и впрямь так страшен, как его малюют?
— Страшнее гораздо. Правда, правда. Я задымил в четырнадцать, а в восемнадцать, перед армией, бросил. Отслужил, поступил в медицинский, поучился пару лет и однажды на занятиях по социальной гигиене был посвящен в то, что горожанин ежесуточно пылесосит легкими количество мерзости, тождественное четырнадцати пачкам сигарет. А разрастись город еще на квартал с заводом, и было бы пятнадцать. Я траванулся вновь, но уже с почти чистой совестью.
— Как мы нынче именуемся, доктор? Легальными токсикоманами?
— Да. Но поневоле токсикоманят все, от младенца до старца.
— А здоровый образ жизни существует?
— Где-нибудь в тайге, в горах. Сейчас можно говорить только о том, вводил ли ты в организм яд добровольно. Ни о чем другом.
— Мы вводили.
— Вводим. Перестаем вводить. Побродим?
— Я слышала, у вас тут экологически чистую водицу добывают?
— На планете с экологически чистым напряженка. Но забор покажу.
— Какой забор?
— Мы принимались за второй корпус. Не удалось. И тут нашлись какие-то люди, сделали анализ воды из ключа, она оказалась питьевой. Завезли оборудование, качают, очищают, обогащают, разливают, продают. Конечно, построили здание, конечно, отгородились. Но без того, что они нам платят, мы бы давно закрылись.
Гидом Иван Витальевич был никудышным. Впрочем, и вести меня было некуда. Запущенный, переполненный валежником лес, растрескавшиеся бетонные плиты дорожек, обломки бордюров клумб. Разорение. Советская усадьба после буржуазной революции.
— Здесь когда-то была прачечная, тут — зеленый театр, там — склад. А позади санатория металлическую сетку натянули недавно, года три назад. Некогда наша территория смыкалась с детским оздоровительным лагерем. Мы и не ведали, где. И вдруг новоявленные господа отрезали кусок землицы впритык. У них тоже все по-разному. Коммерсанты, которые водой занимаются, просили, договаривались, горы подписей собрали. Эти же оттяпали, и жаловаться не моги. Клуб какой-то образовали. В гольф играют, денди притворяются. И нам, как подачку-услугу, которая их самих и обогащает… Видите два коттеджа сразу за калиткой? С восьми до восьми она не заперта, чтобы наши отдыхающие могли сгонять в бакалею и галантерею. Но дальше по асфальту не пустят, частное владение. А ведь домики-то принадлежали санаторию. Для сановных пациентов, чего теперь скрывать. Отошли вместе с землей. И нет управы.
— Массажист у вас уникальный, — попробовала я отвлечь его.
— Обработал? Когда-то политиков на четвереньки из положения лежа за сеанс ставил. Потом то ли спился, то ли притомился. Он сейчас замещает тетю Машу, она в отпуске. Ваш маэстро по сравнению с ней — школяр. Серьезно. Мария Львовна владеет экстрасенсорикой. Прикоснется без нажима, и больной лишается недугов и комплексов.
— Она, наверное, не молода, сил на контакт не хватает.
— Не молода, угадали. Но весьма мускулиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Именно. Вылизываем посуду, чтобы официантам не доставалось. Видела бы ты их ряхи!
Против здешних официанток я камня за пазухой не держала, но гуляш предпочла бы скормить Валере. Только как это воспримут остальные?
— Мы со вчерашнего дня привыкли перераспределять кухонные блага, не удивляйтесь, — сказала я и метнула Крайневу второе.
Паша завистливо вздохнул. Инна наклонилась ко мне: «Потрясающе задумано. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Валерий замялся, но сосед его выручил:
— Ешь. Не ты, так эти жирнозадые по домам растащат.
Все дающие чаевые недолюбливают берущих, даже теоретически берущих. Поветрие.
— Чем ты сейчас займешься? — бесповоротно расположилась ко мне Инна.
— Сном, — отрезала я. — Хронически не высыпаюсь. Наверное, через недельку пройдет. Надремлюсь за все одиннадцать месяцев без отпуска.
— А мы с мужиками пульку распишем, — сообщил Паша.
— Поль, ты спи, а я у тебя тихонечко посижу, можно? — заканючила Инна. — Со мной в комнате две такие вредные бабули обитают.
Лучше смерть.
— Ребята уже отчитываются перед нами про преферанс, а ты ушами хлопаешь. Иди с ними до своей комнаты, не упускай случая, — влепила я ей шепотком по мозгам.
Подлым шепотком, но как иначе от нее отбрыкаться?
— Я буду вязать, решено, — воскликнула Инна. — Я неплохо этим подрабатываю. Наша трикотажка открылась недавно, а клиенток уже полно.
— «Снежинка»? — дернул меня черт за язык.
— Мы встречались? — просияла Инна.
Нет, труженица. У меня в машинку вставлена бумага с рекламой крохотной фирмы. Насколько я раскусила вашу руководительницу, ты там не обогатишься. Ей на себя слишком много нужно. А на «того парня», который все организовал, еще больше.
— Вряд ли. Вывеска попадалась.
— Тебе на заказ вещь не требуется?
Это выход. Я заплачу, Инна. Твори и отвяжись.
— Джемпер. Нет, платье. Обтягивающее, до пола. Знаешь сказку — Элиза и ее братья-лебеди…
— С картинкой?
Смерть в два раза лучше.
— Никаких картинок. Она плела из крапивы. Строго, отчаянно и благородно. Любовь цвета жгучей подзаборной поросли. Справишься ?
— Завтра же поеду за шерстью в город. И надо шефиню предупредить.
— Ты что, дура? Тебе индивидуально поручают. Неужели делиться собралась, довольствоваться процентом? — накинулся на Инну Паша.
А я и забыла, что мы еще в столовой и ребята с нами. Инна восторженно благодарила Пашу за дельный совет.
— Утром облазим местные торговые точки, — обреченно пообещала я. — Куплю пряжу и вперед рассчитаюсь за работу. Конечно, если ты берешь, а не дерешь.
— Поля, перестань. Лицевыми петлями, ни узора, ни рисунка… Примерки в любое время… За неделю тебя одену.
За неделю?! Если повезет с нитками, то цена бросовая. Но зачем мне три платья?
— Ты не спеши, Инна. Мы сюда отдохнуть и поразвлечься заглянули. Не к сроку же обнова.
— Я очень обязательная, — взыграла в Инне профессиональная гордость.
— Обязуйся по-дружески — медленно, но с душой, — пожалел меня Крайнев. — Девочки, нас скоро тряпкой сметут, мы задерживаемся и людей задерживаем. Пошли отсюда.
Пошли… Я, например, побежала.
— Если лежать на холодной земле, легко застудить почки.
Я запрокинула голову и увидела в ближайших кустах русую бороду доктора. Пришлось срочно ощутить себя великой Гретой Гарбо, произнесшей: «Я хочу быть одна». Затем стимульнуться строками Евтушенко: «А мы не умерли от скромности и умирать не собираемся». И, наконец, встать и приветливо улыбнуться:
— Будете ругать за игнорирование тихого часа, док?
— Нет. Но сиеста в некоторых странах…
— Там жарко. С полудня до заката разумнее не шляться по улицам.
— Курите?
Он протянул мне пачку «Мальборо».
— Спасибо, у меня свои почти такие же.
— Облегченные?
— Хрен редьки не слаще, полагаете? Иван Витальевич, табак и впрямь так страшен, как его малюют?
— Страшнее гораздо. Правда, правда. Я задымил в четырнадцать, а в восемнадцать, перед армией, бросил. Отслужил, поступил в медицинский, поучился пару лет и однажды на занятиях по социальной гигиене был посвящен в то, что горожанин ежесуточно пылесосит легкими количество мерзости, тождественное четырнадцати пачкам сигарет. А разрастись город еще на квартал с заводом, и было бы пятнадцать. Я траванулся вновь, но уже с почти чистой совестью.
— Как мы нынче именуемся, доктор? Легальными токсикоманами?
— Да. Но поневоле токсикоманят все, от младенца до старца.
— А здоровый образ жизни существует?
— Где-нибудь в тайге, в горах. Сейчас можно говорить только о том, вводил ли ты в организм яд добровольно. Ни о чем другом.
— Мы вводили.
— Вводим. Перестаем вводить. Побродим?
— Я слышала, у вас тут экологически чистую водицу добывают?
— На планете с экологически чистым напряженка. Но забор покажу.
— Какой забор?
— Мы принимались за второй корпус. Не удалось. И тут нашлись какие-то люди, сделали анализ воды из ключа, она оказалась питьевой. Завезли оборудование, качают, очищают, обогащают, разливают, продают. Конечно, построили здание, конечно, отгородились. Но без того, что они нам платят, мы бы давно закрылись.
Гидом Иван Витальевич был никудышным. Впрочем, и вести меня было некуда. Запущенный, переполненный валежником лес, растрескавшиеся бетонные плиты дорожек, обломки бордюров клумб. Разорение. Советская усадьба после буржуазной революции.
— Здесь когда-то была прачечная, тут — зеленый театр, там — склад. А позади санатория металлическую сетку натянули недавно, года три назад. Некогда наша территория смыкалась с детским оздоровительным лагерем. Мы и не ведали, где. И вдруг новоявленные господа отрезали кусок землицы впритык. У них тоже все по-разному. Коммерсанты, которые водой занимаются, просили, договаривались, горы подписей собрали. Эти же оттяпали, и жаловаться не моги. Клуб какой-то образовали. В гольф играют, денди притворяются. И нам, как подачку-услугу, которая их самих и обогащает… Видите два коттеджа сразу за калиткой? С восьми до восьми она не заперта, чтобы наши отдыхающие могли сгонять в бакалею и галантерею. Но дальше по асфальту не пустят, частное владение. А ведь домики-то принадлежали санаторию. Для сановных пациентов, чего теперь скрывать. Отошли вместе с землей. И нет управы.
— Массажист у вас уникальный, — попробовала я отвлечь его.
— Обработал? Когда-то политиков на четвереньки из положения лежа за сеанс ставил. Потом то ли спился, то ли притомился. Он сейчас замещает тетю Машу, она в отпуске. Ваш маэстро по сравнению с ней — школяр. Серьезно. Мария Львовна владеет экстрасенсорикой. Прикоснется без нажима, и больной лишается недугов и комплексов.
— Она, наверное, не молода, сил на контакт не хватает.
— Не молода, угадали. Но весьма мускулиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62