Александр все еще зализывал раны. Вчерашний гнев, устоявшись, обратился глубокой обидой. Он только об этом и говорил. Я побрил, искупал и накормил царя. Все остальные пока что оставались за дверью. Александр передал мне большую часть своего обращения к армии — пламенные, яростные слова; слишком хороши, чтобы держать при себе. В этом он походил на женщину, вновь и вновь оживлявшую в памяти последнюю ссору с любовником, слово за словом.
Как раз после завтрака в двери поскребся стражник:
— Царь, пришли македонцы из лагеря, они просят дозволения говорить с тобой.
Александр переменился в лице, хотя нельзя сказать уверенно, что глаза его загорелись. Он едва заметно наклонил голову.
— Спроси их, — сказал он, — что они до сих пор делают здесь, если покинули меня еще вчера? Передай, что я никого не принимаю; я занят тем, что готовлю всем им замену… Пусть забирают свои деньги и убираются с глаз долой. Багоас, ты не сыщешь мне инструменты для письма?
Весь день он работал за столом, перед отходом ко сну был задумчив. В глазах его что-то сверкало, но он не желал делиться. На следующее утро Александр послал за своими полководцами. С этого момента дворец кишел военачальниками — по большей части персами. Вся Опида бурлила, словно потревоженное осиное гнездо.
Македонский лагерь все еще был набит воинами. Не желая оказаться разорванным в клочья, я старался обходить его стороной, выискивая более подходящие места для прогулок. Суматоха была неописуемая, и вскоре я уяснил, в чем дело. Александр собирал новую, исключительно персидскую армию.
Речь не шла о нескольких новых частях, вроде Наследников. Все основные полки македонской армии — Серебряные Щиты, Соратники-пехотинцы — набирались из персов. Только главные македонские полководцы и самые верные друзья Александра оставались при прежних должностях. Даже сами Соратники должны были стать персами, по крайней мере наполовину.
В первый день были оглашены приказы. На второй военачальники приступили к работе, а Александр наделил рангом царской родни всю персидскую знать, имевшую его при Дарии; теперь все эти люди могли целовать его в щеку, вместо того чтобы падать ниц. К их числу он добавил восемьдесят македонцев, сыгравших вместе с ним свадьбу.
В пыли, что поднялась снаружи, впору было задохнуться. В покоях Александр в своем персидском облачении принимал присягу от вновь назначенных персов, то и дело подставляя щеки для поцелуев. Я наблюдал, спрятавшись в тень, и думал: «Теперь он весь наш, без остатка».
Было очень тихо; мы все знаем, как подобает вести себя в присутствии владыки. Нараставший на террасе шум звучал тем отчетливей: тяжелый звон, будто гремело сваливаемое в кучу железо, и явная тоска в македонских голосах, по обыкновению отнюдь не приглушенных.
Шум становился все громче. Македонские военачальники переглядывались меж собой и украдкой бросали испытующие взгляды на Александра. Царь вновь наклонил немного голову и, послушав, продолжал говорить как ни в чем не бывало. Я выскользнул из зала выглянуть в окно наверху.
Терраса была заполонена ими, причем те, кому не оставалось места, ждали на площади. Все с пустыми руками, ибо успели сдать оружие. Они стояли перед вратами дворца, потерянно шушукаясь. Более всего они походили сейчас на собак, вырвавшихся на волю и бежавших в лес, но вернувшихся домой, чтобы обнаружить запертые на ночь двери. Скоро, подумал я, они скорбно завоют, запрокинув головы.
И разумеется, очень скоро они принялись оглушительно взывать, подобно потерянным душам: «Александр! Александр! Александр, впусти нас!»
Он вышел. Исторгнув громкий вопль, все как один попадали на колени. Самый ближний к царю воин с плачем вцепился в подол его персидского одеяния. Александр молчал; он просто стоял и смотрел на них.
Они вымаливали прощение. Никогда больше не повторят они обидных слов. Осудят подстрекателей. Останутся на этом самом месте и будут ждать, пока он не простит их и не пожалеет.
— Значит, таковы теперь ваши слова. — Александр говорил резко, но мне показалось, я расслышал в его голосе еле заметную дрожь. — Тогда что заставило всех вас собрать Ассамблею?
Вступил новый хор. Тот, что держался за край царских одежд (теперь я видел, он был из военачальников), сказал: «Александр, ты называешь персов своими родичами. Ты позволяешь им целовать себя. Кто из нас когда-нибудь удостаивался такой чести?»
Это его точные слова, клянусь вам.
Александр бросил ему:
— Встань.
Подняв македонца с колен, он обнял его. Бедняга, не знавший этикета, запечатлел на его щеке неуклюжий поцелуй, но вам стоило послушать радостные вопли!
— С этой минуты вы все — мои родичи, каждый из вас. — Голос Александра дрогнул, уже без всяких сомнений. Раскинув руки, царь шагнул вперед.
Я перестал считать, сколькие же пробирались к нему, чтобы поцеловать. Щеки Александра блестели: возможно, они попробовали на вкус его слезы.
Весь остаток дня Александр провел, заново распределяя должности полководцев между персами и македонцами, — и ни один персидский военачальник не потерял при этом лица! Кажется, это не доставило царю больших усилий. Я верю, что все это было задумано им с самого начала.
Александр лег в постель, смертельно уставший за день, но на лице его играла улыбка триумфатора. Что ж, он заслужил это.
— Они передумали, — радостно сообщил мне царь. — Так я и знал. Мы все-таки давно уж вместе.
— Аль Скандир, — позвал я, и он обернул ко мне свою улыбку. Слова уже плясали на кончике моего языка, так что я едва не сказал: «Я видел величайших гетер Вавилона и Суз. Я видел самый цвет ремесла, жриц любви из Коринфа. Я думал, что и сам чему-то научился на поприще искусства. Но венок победителя твой».
Как бы там ни было, нельзя быть совершенно уверенным, что тебя поймут верно; и потому я сказал Александру:
— Кир мог бы гордиться подобным свершением.
— Кир?.. Ты навел меня на мысль. Что бы Кир сделал сейчас на моем месте? Он объявил бы о празднике Примирения.
Царь устроил этот грандиозный пир прежде, чем старые воины отправились по домам. Праздник ничуть не уступал свадьбе, разве что навесы остались в Сузах. Посреди площади у дворца был сооружен огромный помост, откуда все девять тысяч гостей могли бы видеть царский стол, за которым вместе с Александром сидели главные вожди македонцев и персов, а также лидеры всех союзников. Греческие прорицатели и наши маги вместе воззвали к богам. Все бывшие на пиру получали равные почести, разве что по обе руки от Александра сидели македонцы. Он не мог отказать старой, прощенной любовнице — после всех этих слез и поцелуев.
Сам я, конечно, с восторгом ожидал перемен. При настоящем персидском дворе царский фаворит, даже если он не берет взяток, окружен большим уважением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154