– Да, я думаю.
– Вы правы… Но что же поделаешь?… Вся партия возмутится: убили, мол, невинного человека… И первый, поверьте, Арсений Иванович…
Александр давно оставил свою квартиру, Машу Охранную и извозчика № 1351. Но он не уехал из Петербурга: внезапный отъезд мог встревожить доктора Берга. Он жил теперь без паспорта, «нелегально», ночуя у чужих, «сочувствующих» людей, у купцов, чиновников и попов. Бродячая жизнь истомила его. Он с недовольством повел плечами:
– Если я прав, то чего же мы ждем?
Они сидели в «Аполло», полутемном подвале на Невском. Было шумно и жарко; гнусаво пиликал дамский оркестр, и без роздыха сновала будничная толпа. Розенштерн задумался и молчал. Александр повторил свой вопрос:
– Чего же мы ждем?
– Чего мы ждем?… Послушайте, Александр Николаевич, мы – члены партии. Должны мы считаться с общественным мнением или, по-вашему, нет?
– С общественным мнением?
– Да… Или вы, может быть, полагаете, что общественное мнение – пустяк?… Хорошее дело… Я убежден, что доктор Берг – провокатор: я три месяца наблюдаю за ним… Ну, а пойдите растолкуйте товарищам. Знаете, у нас говорят: Ицек – Ицхок, Ицхок – Исаак, Исаак – Изак, Изак – Айзик… Вот и вышел из Ицека – Айзик. Вы скажете: «получилось письмо». Геннадий Геннадиевич закричит: «письмо писал полицейский». Вы скажете: «Тутушкин донес». Вера Андреевна всполошится: «Ту-тушкины – негодяи». Вы скажете: «Растратил партийные деньги». Груздев вам бросит в лицо: «А у вас казенный сундук?…» Удивительная смекалка!.. И это те, которые знают! Ну, а те, кто не знает, кто не слыхал про письмо, про Тутушкина и про деньги? Ведь для них доктор Берг – неприкосновенный член комитета… Я вам говорю: из Ицека выйдет Айзик… Скажут, застенок, Шемякин суд, инквизиция… Что, не так?… Разве не скажут?
– Пусть скажут.
– Ну вот, – опять великолепное дело… Я так и знал… Ну, подумайте же минутку… Ну, разве можно строить работу на недоверии? Ну, разве можно, чтобы о комитете сплетничали: «застенок»? Ну, разве можно, чтобы подозревали меня, Арсения Ивановича, вас?… Ну, и, значит, надо доктора Берга судить…
– Но ведь следственная комиссия – не суд.
– Ах, Боже мой!.. – с раздражением возразил Розенштерн, и глаза его заблестели. – А чего вы хотите? Вы хотите присяжных? Защитников? Прокуроров? Речей? Ведь мы – партия. У нас нет судебных установлений… Мы можем только допросить доктора Берга… И нам нужен этот допрос… Нужен, чтобы никто – понимаете, ни один человек – даже во сне не подумал, что мы не позволили защищаться и что Ицек – не Ицек, а уважаемый Айзик… И баста. А доказать, что доктор Берг провокатор, – нельзя: прямых улик нет…
– Но если нельзя доказать, то нельзя и судить… Вы предлагаете пустую формальность… Вы ведь верите, что Берг провокатор? Вам ведь не надо никаких доказательств, вам не надо заседаний и разговоров. Разве этого не довольно? И убедит ли допрос в виновности Берга?… Если Берг не дурак, он сумеет разжалобить вас… А то еще лучше, пока вы спорите в комитете, он уйдет, а вас арестуют… И знаете, Берг по-своему будет прав…
Розенштерн усмехнулся:
– Не уйдет… Вы сказали: пустая формальность. Поймите: не пустая формальность, а добровольная уступка партийному мнению… И имейте в виду: провокацию никогда нельзя доказать… Разве что сознается провокатор… Ну, и как же нам быть?… Вы, наверное, думаете, – он сделал долгую паузу и открыто и смело посмотрел Александру в глаза, – что у меня решимости не хватает, что ответственность разделить не хочу? Это неправда… Разве вы не видите, как мало нас, революционеров, людей, готовых на все? А если мало, то будет больше… И чтобы их было больше, надо считаться с теми, которые есть, надо считаться с Верой Андреевной… Да, и с Верой Андреевной… Только уважением вырастет партия, добрым именем, влиянием массы… Я так думаю… Я в этом уверен… А вы?
Все так же пиликал жидкий оркестр, суетились лакеи и гудели хриплые голоса. Александр слушал, и от благоразумных слов Розенштерна ему становилось досадно и скучно. «Я пришел в партию, чтобы работать… На моем пути стоит провокатор… И я бессилен… Связаны руки: надо считаться с Верой Андреевной…» Он закурил и, глядя вверх, на синеватые кольца, резко сказал:
– Знаете, этот ваш суд – комедия… Я понять не могу – зачем гипотезы, споры и перманентные заседания? Какое мне дело, «что станет говорить княгиня Марья Алексеевна»?… У меня своя голова на плечах. Кто не революционер – не должен быть в партии. Кто не солдат – не должен идти на войну… Кажется, ясно?… Канцелярская волокита…
– Так что же делать? Скажите.
– Что делать? Надо кончать.
– То есть?
– То есть не надо суда.
– И допроса?
– Да, и допроса.
– Но это же невозможно.
– Почему?
– Да потому, что комитет не позволит.
Они оба умолкли. Теперь Александру казалось, что Розенштерн не смеет убить, что в глубине души он не утратил надежды: быть может, Тутушкин солгал и доктор Берг не служит в охране. Казалось, что доктор Берг и не будет убит и что дерзкое оскорбление останется без ответа. Но, приученный к послушанию, он подавил эти мысли.
– Я – член партии. Я подчиняюсь партийному приговору. Я пойду на допрос… Но скажите, если вы убедитесь, что доктор Берг провокатор, что вы будете делать?
Розенштерн понял, чего опасается Александр. Он сдержанно улыбнулся. В его черных, юношески блестящих глазах вспыхнули острые огоньки.
– В этом случае… По законам военного времени.
– А что скажет Вера Андреевна?
– После суда она ни слова не скажет.
– Вы уверены?
– Да.
Они расстались на Невском. Был вечер. Среди редеющих облаков, дрожа, мерцали первые звезды. Александр вздохнул полною грудью. «Да, он сдержит свое обещание, – с облегчением подумал он. – А если нет?… Если нет… то доктор Берг все-таки будет убит». Он повернул за угол и скрылся в толпе.
V
Доктор Берг жил на Малом проспекте, во дворе, в небольшой, нанятой им на собственное имя, квартире. На черной лестнице было мокро, пахло кошками, кухней и нестираным детским бельем. «Странно… Если он здесь живет, то куда же он деньги девает?» – с недоумением спросил себя Розенштерн и остановился на верхней площадке. Александр решительно нажал кнопку звонка.
Двери открыл доктор Берг. Увидев товарищей, он изумленно, но без испуга, пристально посмотрел на них, точно стараясь понять, чем вызвано неожиданное посещение. Еще не было случая, чтобы член комитета, нарушая партийную «дисциплину» и не считаясь с обязательной «конспирацией», пришел к нему на дом. Слегка побледнев и потирая тонкие руки, он небрежно спросил:
– Очень рад… В чем дело, товарищи?
– Мы пришли от имени комитета.
– Прошу садиться… В чем дело?
Комната, в которой принял гостей доктор Берг, была низкая, темная, по-студенчески бедная, с железною койкою у стены и некрашеным полом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126